Джим Батчер - Белая ночь
Это поставило меня перед дилеммой. С одной стороны, я не хотел, чтобы кто-либо пострадал из-за того, что мой брат потерял ради меня столько сил. С другой, мне не слишком улыбалось войти и застать брата, царящего над толпой готовых молиться на него женщин на манер какого-нибудь темного бога похоти и тени.
Я пожевал губу и в конце концов решил войти. Если Томас… если он превратился в такого же монстра, как остальные члены его милой семейка, я должен был хотя бы попытаться поговорить с ним, чтобы он немного одумался. Или хлопнуть по мозгам. Как получится.
Я толкнул дверь в «Кубок», и мне в нос немедленно ударил восхитительный аромат кофе. Внутри играла какая-то техно-музыка, громыхающая и бездумно-позитивная. В первом зале располагались кофейный бар, несколько столиков и маленький подиум перед тяжелым занавесом. Стоило мне войти, как одна из юных дам за стойкой бара одарила меня шипучей, с большим содержанием кофеина улыбкой.
— Привет! — произнесла она. — Вы записаны на сегодня?
— Нет, — ответил я, косясь на занавес. — Э… мне только поговорить кое с кем надо. Секундочку.
— Сэр, — недовольно нахмурилась она и попыталась перехватить меня на полпути. Мои ноги длиннее. Я улыбнулся ей в ответ и, опередив ее на пару шагов, отдернул занавес в сторону.
Техно-музыка сделалась немного громче. Задняя комната заведения пахла так, как обычно пахнет в салонах красоты — разнообразной химией. Дюжина парикмахерских кресел (занятых все до единого) выстроилась вдоль боковых стен; у дальней стены, на невысоком подиуме располагалось еще одно парикмахерское кресло, больше и разнообразнее оснащенное. У основания подиума стояло кресло для педикюра, и молодая женщина в грязевой маске, с огуречными кружками на глазах как раз подвергалась этой процедуре. Выражения лица ее я, разумеется, не видел, но поза ее выражала расслабленное блаженство. С противоположной стороны под феном сидела другая молодая женщина, с видом блаженства, какое бывает после удачной стрижки, читавшая журнал. И, наконец, еще одна женщина в главном, люксовом кресле, с видом такого же блаженства запрокинула голову назад, пока ей мыли волосы.
Волосы ей мыл Томас.
Он приятельски болтал с ней за работой, и она как раз смеялась, когда я вошел. Он, пригнувшись, прошептал ей что-то на ухо, и хотя от входа я не мог разобрать ни слова, тон его не оставлял ни малейших сомнений в том, что разговор велся между-нами-девочками, и она рассмеялась еще раз.
Томас засмеялся и подошел к столику с… инструментами, наверное. Он вернулся к ней с полотенцем и — ей-Богу, не вру! — дюжиной зажатых в губах шпилек. Он еще раз прополоскал ей волосы и принялся закалывать их.
— Сэр! — еще раз возмущенно окликнула меня девица из бара, ворвавшаяся следом за мной.
Все замерли и посмотрели на меня. Даже женщина с огурцами на глазах сняла один, чтобы посмотреть.
Томас застыл как вкопанный. Глаза его сделались большими как дамские зеркальца. Он поперхнулся, и шпильки выпали у него изо рта.
Женщины переводили взгляды с меня на него и обратно, возбужденно перешептываясь.
— Ты надо мной издеваешься, — сказал я.
— О-оф, — произнес Томас. — Ар-ри.
Одна из стилисток (назвать ее «парикмахершей» у меня язык не поворачивается) еще пару раз перевела взгляд с одного на другого и обратно.
— Томас? — спросила она (произнося это как «Тоу-мосс»). — Кто этот твой дружок?
Дружок. Ой-вэй. Я потер переносицу. Наверное, от этого мне никак не отделаться, доживи я хоть до пятисот лет.
Мы с Томасом присели за столик в кофейне.
— Это? — спросил я у него без всяких преамбул. — Это и есть твоя таинственная работа? Это и есть твоя денежная афера?
— Ну, сначала я ходил на курсы стилистов и косметологов, — ответил Томас. Говорил он с таким французским акцентом, что английский угадывался с трудом. — А ночью подрабатывал охранником на складе — надо же было платить за это.
Я снова потер переносицу.
— А потом… это? Я тут, понимаешь, уверен, что у тебя команда личных невольниц, что ты работаешь, типа, наемным убийцей или кем-то в этом роде, а ты… волосы моешь?
Мне стоило больших усилий не повышать голоса, но я старался. Слишком много ушей было в этом маленьком помещении.
Томас вздохнул.
— Ну… Да. Мою, стригу, укладываю, крашу. Я все умею, детка.
— Еще бы… — тут до меня дошло. — Так вот как ты кормишься, — сказал я. — Я думал, для этого…
— Секс? — спросил Томас и покачал головой. — Интимность. Доверие. И поверь, после секса, умывая или укладывая женские волосы, ты почти так же близок с ней, как это только возможно.
— Ты все еще кормишься на них, — сказал я.
— Это не совсем то же самое, Гарри. Это не так опасно — ну, я словно бы пригубливаю капельку, а не откусываю кусок. Я не могу съесть слишком много или слишком быстро. Но я здесь целый день, и… — он поежился. — В сумме хватает. — Он открыл глаза и встретился со мной взглядом. — И здесь у меня нет шанса сорваться и утратить контроль над собой. Им ничего не угрожает, — он дернул плечом. — Им это просто нравится.
На моих глазах женщина, которая сидела под феном, вышла, улыбнулась Томасу и взяла чашечку кофе у стойки. Она производила впечатление… ну, здоровой. Уверенной в себе. Ощущающей себя красивой и сексуально привлекательной. В общем, смотреть на то, как она двигается, просто доставляло удовольствие.
Томас смотрел на то, как она уходит, с гордостью творца. Или обладателя.
— Им это очень даже нравится, — он улыбнулся одной из этих его быстрых, ослепительных улыбок. — И думаю, куче мужей и приятелей это тоже нравится.
— Но у них, наверное, вырабатывается зависимость?
Он снова пожал плечами.
— У некоторых, возможно, да. Я пытаюсь по возможности не концентрироваться на ком-то. Конечно, это не идеальное решение…
— Но другого у тебя пока нет, — договорил я и нахмурился. — А что случается, если ты моешь кому-нибудь волосы, а она влюблена? Защищена?
— Настоящая любовь встречается не так часто, как тебе кажется, — ответил Томас. — Особенно в среде людей, достаточно богатых, чтобы они могли себе меня позволить, и достаточно поверхностных, чтобы считать, что они тратят свои деньги с толком.
— Но если встретится? — настаивал я.
— Ну… тогда она просто уйдет с чистой головой. Две подряд не случаются. Я знаю, что я делаю.
Я тряхнул головой.
— Все это время, и… — я фыркнул и отпил кофе из чашечки. Классный кофе. Насыщенный, и терпкий, и в меру сладкий. И стоил, поди, дороже целого обеда в «Макдоналдсе». — Они все думают, что я твой любовник, верно?
