Энн Райс - Талтос
— Ты уверена в том, что вполне понимаешь значение всех этих слов?
— Дорогая, я поглотила содержимое двух словарей. Я знаю все слова, которые знала моя мать еще до моего рождения, и огромное количество тех, которые знает мой отец. Как еще могла я узнать, что такое торцевой ключ и что в багажнике машины находится их полный набор? Теперь вернемся к критическому моменту куда мы едем, в какой из домов? И ко всей остальной чепухе.
Не дожидаясь ответа, Морриган практически без паузы заговорила снова:
— Итак, я полагаю, в какой именно дом мы направляемся — не столь важно. Дом на Амелия-стрит — плохая идея просто потому, что в нем полно людей, как ты уже трижды мне сказала, и хотя в каком-то смысле этот дом мамин, воистину он принадлежит Старухе Эвелин. Фонтевро слишком удален от всего. Мы возвращаемся обратно. Мне все равно, что бы ни случилось! Любая квартира — это просто убежище, и я в своем состоянии неопределенного беспокойства не собираюсь там оставаться! Я не желаю выбирать какое-либо маленькое обезличенное жилье, приобретенное обманным путем. Я не могу жить в коробках. Дом на Первой улице действительно принадлежит Майклу и Роуан, это справедливо, но Майкл — мой отец! То, что нам нужно, — это дом на Первой улице! Мне понадобится компьютер Моны, ее документы, бумаги, каракули Лэшера, любые записи, скопированные моим отцом из знаменитой папки, хранящейся в Таламаске, — словом, все, что в настоящее время находится в том доме и к чему Мона имеет доступ. Ладно, обойдусь без каракуль Лэшера, но опять же это просто технические детали. Я заявляю о том, что они принадлежат мне по праву рождения. И я не буду испытывать ни малейшего угрызения совести по поводу чтения дневника Майкла, если он мне попадется. А теперь немедленно перестаньте кричать, вы, обе!
— Ладно, только сперва сбавь скорость! — крикнула Мэри-Джейн. — От этих слов: «Вы будете подчиняться мне» — и у меня в костях появилось противное чувство.
— Давайте обдумаем этот вопрос чуть позже, — сказала Мона.
— Вы уже неоднократно напоминали друг другу в моем присутствии, что тема этой игры — выживание, — возразила Морриган. — Мне необходимы знания из дневников, записей, папок — для выживания. А Первая улица пустует в настоящее время, мы знаем это и можем подготовиться в тишине и покое к приезду Майкла и Роуан. А потому я принимаю решение здесь и сейчас: это то место, куда мы едем; по крайней мере, пока не вернутся Майкл и Роуан, и мы сможем известить их о сложившейся ситуации. Если мой отец пожелает прогнать меня из дому, мы найдем себе подходящее жилище где-нибудь еще, например задействуем план мамы получить фонды на восстановление Фонтевро. Итак, вы запомнили все это?
— В доме полно оружия, — сказала Мэри-Джейн, — тебе известно об этом. Ружья наверху и внизу. Эти люди испугаются тебя. Это их дом. Они станут кричать! Неужто до тебя не доходит? Они думают, что Талтосы — исчадья ада, от них все зло! Пытаются завладеть всем миром!
— Я Мэйфейр! — объявила Морриган. — Я дочь моего отца и моей матери. И к черту всякое оружие! Они не собираются стрелять в меня. Эта мысль — полный абсурд, и вы забываете, что они вообще не ожидают увидеть меня в этом доме и окажутся совершенно неподготовленными, когда мы станем их обыскивать в поисках оружия, если они вообще носят его с собой. А кроме того, вы обе будете со мной, чтобы защищать меня, говорить за меня, и строго предупредите их, что мне нельзя причинять зло, и, пожалуйста, помните хотя бы в течение пяти минут подряд, что у меня во рту есть язык и я могу постоять за себя, что данная ситуация ничем не похожа на возникавшие прежде и что лучше всего устроиться здесь, где я могу осмотреть все, что должна осмотреть, включая эту знаменитую виктролу и задний двор, куда вы ходите… И прекратите кричать, вы, обе!
— Только не смей раскапывать тела! — кричала Мона
— Правильно, оставь их в покое, под деревом, — заявила Мэри-Джейн.
— Не сомневайтесь. Я так и сделаю. Я уже говорила вам. Никаких выкапываний тел. Плохая, скверная идея. Морриган просит прощения. Морриган не станет этого делать. Морриган обещает Моне и Мэри-Джейн. Нет времени заниматься этими телами! Кроме того, меня эти тела совершенно не интересуют. — Морриган покачала головой, из-за чего ее рыжие волосы встряхнулись и рассыпались по плечам, а затем, словно получив энергичный толчок, взметнулись вверх. — Я ребенок Майкла Карри и Моны Мэйфейр. И это кое-что значит, не так ли?
— Мы боимся, вот и все! — объявила Мэри-Джейн. — Теперь, если мы развернемся прямо сейчас и поедем обратно в Фонтевро…
— Нет. Нет, если у нас не будет нужных насосов, подмостей, домкратов и древесных материалов, чтобы выпрямить здание. Я сохраню к этому дому сентиментальную привязанность на всю свою жизнь, разумеется, но на этот раз я просто не могу оставаться там! Я умираю от желания посмотреть на мир, неужели вы обе этого не понимаете? Ведь мир — это не супермаркет, не Наполеонвилль, не последние номера «Тайм», «Ньюс-уика» или «Ньюйоркера». Я не могу больше ждать. Кроме того, как вам известно, Роуан и Майкл уже прибыли домой, и я готова к неизбежному столкновению с ними. Несомненно, они будут вынуждены познакомить меня со всеми документами, даже если втайне предпочли бы их уничтожить.
— Они еще не вернулись, — сказала Мона. — Райен сказал, через пару дней.
— Хорошо. Тогда скажите, чего вы боитесь?
— Я не знаю! — вскрикнула Мона.
— Тогда — на Первую улицу, и я не желаю слышать больше ни одного слова. Там ведь есть комната для гостей, не так ли? Я остановлюсь в ней. И я хочу, чтобы вся эта перепалка прекратилась. Мы сможем заняться поисками собственного безопасного жилища на досуге. Кроме того, я хотела бы посмотреть на этот дом. Хочу увидеть дом, построенный ведьмами. Неужели вы обе не понимаете, до какой степени мое существо и сама судьба связаны с ним, с этим домом, которому предназначено было увековечить существование гигантской генетической спирали? Ведь если бы мы сорвали большую часть этой туманной сентиментальной чепухи, стало бы совершенно очевидно, что Стелла, Анта и Дейрдре умерли, чтобы я смогла жить, а наивные, несбыточные мечты дьявольского призрака, Лэшера, воплотились в таком перевоплощении, которого он просто никогда не смог бы предвидеть, но которое определило мою судьбу. Я жажду жизни, я жажду занять в ней достойное положение!
— Ладно, — сказала Мона, — но ты должна вести себя тихо. Тебе нельзя разговаривать с охранниками и не смей говорить снова по телефону!
— Да уж, стоит посмотреть, как ты вцепляешься в трубку, когда звонит телефон, — согласно кивнула Мэри-Джейн. — Любой телефон вообще, даже если звонит псих какой-то.
Морриган пожала плечами.
— Вы до сих пор не можете осознать, что каждый день приносит мне гигантское количество открытий. Я уже не та девочка, какой была два дня назад!
Внезапно она вздрогнула, тихо застонала.
— Что случилось? Тебе плохо? — спросила Мона
— Воспоминания… Они вдруг всплывают… Мама, включи, пожалуйста, магнитофон? Понимаешь, происходит что-то очень странное: они внезапно ослабевают, а некоторые остаются, словно исходят от великого множества людей — таких же, как я. Ты понимаешь? Я вижу Эшлера глазами множества людей… Долина совсем такая же, какой она описана в документах Таламаски, я знаю это. Доннелейт. Я слышу, как произносит это слово Эшлер.
— Говори громче, — попросила Мэри-Джейн, — чтобы я тоже могла слышать.
— Снова воспоминания об этих камнях. Мы живем еще не в долине, мы где-то возле реки, и люди волокут камни, передвигают их, используя бревна в качестве катков. Говорю вам, нет ничего случайного в этом мире, природа сама достаточно разнообразна и неуправляема, так что все происходит почти неизбежно. На первый взгляд это может показаться совершенно бессмысленным, но я хочу сказать следующее: после хаоса и страданий, после сопротивления и открытого неповиновения ведьм наступит момент, когда семья должна превратиться в общую семью человеческих созданий и Талтосов. Чрезвычайно странные чувства охватывают меня. Я должна поехать туда, повидать это место. И долина. Круг меньше, но он тоже наш. Эшлер освятил оба круга, и звезды сейчас расположились в небесном пространстве соответственно зимнему периоду. Эшлер хочет, чтобы мы укрылись в лесной чаще, чтобы лес скрыл нас от враждебного мира. Я устала. Мне хочется заснуть.
— Только не бросай руль, — сказала Мэри-Джейн, — опиши нам этого человека, Эшлера, еще раз. Всегда ли он выглядит одинаково? Я хочу сказать, в обоих кругах и оба раза?
— Мне кажется, сейчас я заплачу. Я продолжаю слышать музыку. Мы должны будем танцевать, когда приедем туда.
— Куда?
— На Первую улицу… Куда угодно. В долину… На равнину… Мы должны танцевать внутри круга. Я вам покажу, как надо. Я буду петь песни. Вы знаете? Что-то ужасное случилось с моим народом, и не однажды. Смерть и страдания стали обычными явлениями. Только самые искусные избежали этого; самые мудрые поняли, что такое человеческое создание на самом деле. Остальные пребывают в ослеплении.
