Энн Райс - Кровь и золото
– Как ты не понимаешь! – воскликнул я. – Если ты продержишься вместе со мной несколько первых ночей, тебя ждет настоящее бессмертие!
Она закрыла глаза и застонала.
– Ах, как мне нравится слушать твой голос! – сказала она. – Но мне страшно. Когда я проснулась в гробу, в темноте, казалось, мне снится отравленный сон, и я боюсь того, что с нами сделают, если узнают, кто мы, если мы попадем в их руки, если... если...
– Что – если?
– Если ты не сможешь меня защитить.
– Ах да, если я не смогу тебя защитить.
Я погрузился в молчание.
Мне опять казалось нереальным, что такое могло случиться. Сгорела моя душа. Сгорел мой дух. Сила воли подавлена, счастье разрушено.
Я вспомнил самый первый бал, бал, который давала в нашем доме Бьянка, вспомнил танцы и столы с золотыми блюдами, полными фруктов и мяса с приправами, вспомнил запах вина, звуки музыки, комнаты, полные довольных гостей, картины, взиравшие на происходящее со стен, и мне казалось абсолютно нереальным, что кто-то мог свергнуть меня с моего трона в царстве смертных.
О Сантино, думал я, как я тебя ненавижу. Как презираю.
Я как наяву вспомнил, как он приходил ко мне в Риме – в черной рясе, пропахшей землей, с тщеславно вымытыми длинными волосами, с выразительным лицом и большими темными глазами. Я ненавидел его.
Появится ли у меня еще возможность, думал я, уничтожить Сантино? О да, естественно, настанет время, когда вокруг него не будет виться столько приспешников, когда я смогу крепко схватить его и с помощью Огненного дара заставить поплатиться за все.
А Амадео, где мой Амадео, где мои мальчики, похищенные так зверски – и так мастерски! Я вспомнил бедного убитого Винченцо, лежавшего на полу.
– Ах, Мариус, мой Мариус! – внезапно сказала Бьянка. – Прошу тебя, не молчи так долго. – Она протянула бледную трепещущую руку, но не посмела прикоснуться ко мне. – Прости мне мою слабость. Поверь, мне очень жаль. Отчего ты молчишь?
– Просто так, милая, думаю о моем враге, о том, кто прислал поджигателей, о том, кто меня уничтожил.
– Но ты не уничтожен, – возразила она, – а я еще наберусь сил.
– Нет, побудь пока здесь, – сказал я. – С тебя довольно. А твой бедный гондольер вчера ночью отдал мне свою жизнь. Подожди, пока я не вернусь.
Она пожала плечами и потянулась ко мне, словно желая обнять.
Я заставил ее держаться на расстоянии.
– Тебе нельзя обнимать меня в таком состоянии. Но я выйду в город и стану охотиться, пока не стану достаточно силен, чтобы забрать тебя отсюда и отвести туда, где ты будешь в безопасности, а я полностью исцелюсь.
Я закрыл глаза, хотя для нее мое движение под маской осталось незаметным, и подумал о Тех, Кого Следует Оберегать.
Моя царица, я иду к тебе и молю, чтобы ты подарила мне Кровь, думал я, но разве ты не могла послать мне хотя бы крошечное предупреждение?
Как же я раньше не подумал? Но сейчас эта мысль сверкнула в моей голове как молния. Да, она вполне могла предупредить меня, сидя на своем далеком троне, разве не так?
Но как просить о таком ту, что тысячу лет провела без движения, без единого слова? Когда же я научусь?
А как же Бьянка, которая дрожит и умоляет уделить ей внимание? Я очнулся от грез.
– Нет, мы поступим, как ты хотел, я пойду с тобой, – жалобно сказала она. – Прости, что я такая слабая. Я обещала быть сильной, как Амадео. Так и будет. Я готова идти с тобой.
– Отнюдь, – ответил я. – Ты просто еще больше боишься оставаться одна, чем выйти в город. Ты боишься, что если я уйду, то никогда не вернусь.
Она кивнула, словно я силой вырвал у нее признание, хотя я об этом и не помышлял.
– Я умираю от жажды, – тихо произнесла она с некоторым изяществом. А потом удивленно добавила: – Я хочу крови. Я должна пойти с тобой.
– Отлично, – сказал я. – Моя прелестная спутница, ты непременно станешь сильной. Сила еще поселится в твоем сердце. Не бойся. Я многому могу научить тебя, а по прошествии нескольких ночей, когда нам обоим станет легче, я расскажу тебе обо всех, кого знал, об их силе и красоте.
Она согласно кивнула, широко распахнув глаза.
– Пока что меня устроит, если ты скажешь, что любишь меня больше всех. Разрешаю солгать, – улыбнулась она, невзирая на катящиеся по щекам слезы.
– Конечно люблю, – ответил я, – я люблю тебя больше всех. Ведь ты же здесь. Я сокрушен, раздавлен, но ты отдала все силы ради моего спасения.
Холодный ответ – в нем не было ни лести, ни доброты, но она, похоже, удовлетворилась, и меня поразило, насколько она не похожа на тех, кого я любил до нее: ни на Пандору с ее мудростью, ни на Амадео с его коварством. Природа наделила ее в равной мере сердечностью и умом.
Я провел ее наверх по ступенькам. Позади, словно маяк, мы оставили дожидаться нас маленькую свечку.
Перед тем как открыть дверь, я внимательно прислушался, нет ли поблизости свары Сантино. Я ничего не услышал.
Мы молча пробрались по узким каналам в самую опасную часть города. И там подыскали новых жертв.
Мало борьбы, много крови. Трупы мы спускали в грязную воду.
Она давно уже согрелась и благоухала от выпитой крови и теперь наблюдала, подмечая все, за темными и блестящими стенами, а я никак не мог оправиться от иссушивших кожу ожогов. Что за жуткая боль! И как успокаивала муку кровь, растекавшаяся по рукам и ногам.
К рассвету мы возвратились. По дороге мы не встретили никакой опасности. Мне стало гораздо лучше, но руки все равно казались палками, а потрогав лицо под маской, я нащупал шрамы, которые казались неизлечимыми.
Сколько нужно времени? Я не мог ничего обещать Бьянке. И не мог обещать себе.
Я понимал, что нельзя рассчитывать проводить ночи в Венеции так, как сегодня. О нас узнают. Воры и убийцы станут выслеживать нас – белокожую красавицу и мужчину в черной маске.
Необходимо испробовать Заоблачный дар. Смогу ли я перенести Бьянку к святилищу? Смогу ли я совершить путешествие за одну ночь или наделаю ошибок, и нам придется отчаянно подыскивать себе дневное убежище в незнакомом месте?
Она тихо отправилась спать, не выказывая страха перед гробом. Казалось, она специально демонстрирует мне силу духа, чтобы утешить меня. Хотя она не могла поцеловать мое лицо, она запечатлела поцелуй на своих тонких пальцах и послала мне его легким дуновением.
У меня оставался целый час до рассвета. Выскользнув из золотой комнаты, я поднялся наверх и отправился на крышу. Там я поднял руки и через несколько секунд поднялся высоко над городом, двигаясь без усилий. Видимо, мой Заоблачный дар совершенно не пострадал. Я пролетел подальше и оставил Венецию далеко позади. Оглянувшись, я увидел многочисленные золотые огоньки и атласное мерцание моря.
