Николай Берг - Ночная смена. Крепость живых
Одежда у всех троих имеет следы огнестрельных попаданий — рваная на спине, запачкана кровью.
Дмитрий начинает ворочать окоченевшие тела. В ложе трупов на слежавшемся снегу полно кровищи. Две важные детали (одну замечаю сам): это связанные в запястьях каким-то шнурком руки у всех троих и кляпы во рту (на это указал Дмитрий).
Вообще-то ковыряться в ранах на месте запрещено. Но совместно с опером решаем, что все равно то, что мы делаем, — жалкое подобие с кучей нарушений, и я одноразовым скальпелем тут же на месте делаю крестовидный надрез на коротко стриженной голове: парней добили выстрелами в головы, а пуля, пробивая кость, оставляет обычно внятное входное отверстие, по которому можно понять, какой калибр был у пули.
Ну вот, после отсепарирования кожно-мышечного лоскута видна отчетливая круглая дырочка в желтоватой кости. Зову опера, но он машет рукой: продолжай, дескать. Копается в снегу неподалеку.
У всех троих дырочки одинаковые.
И у всех головы пробиты навылет.
Надо бы покопаться — в мерзлой земле пули недалеко ушли.
Но опер уже тащит что-то на ладони.
Две пистолетные пули от «Макарова». Ну во всяком случае, я так думаю, хотя, признаться, баллистический эксперт я никакой… Впрочем, пулька в 7,62 мм входит в пулевое отверстие с люфтом — значит, калибр был больше, это-то и мне понятно.
— Картина ясна в целом?
— Карманы проверил?
— Проверил. Только там кто-то до нас все выгреб. И никаких жетонов на шее…
— Возвращаемся?
— Возвращаемся…
Докладываем коротенько, несколько стыдясь такого куцего осмотра, что парней кто-то связал и принудил к молчанию. После чего расстрелял здесь, поставив на колени и добив выстрелами в голову. Дима нашел девятнадцать гильз от ПМ и четырнадцать — от ПММ, но сразу признался, что не ручается за количество выстрелов, поиск был поверхностным.
Николаич, учтя то, что оружие у жилетников другого калибра и неавтоматическое, возвращает им отобранное оружие. Напряжение несколько спадает, хотя Дмитрий бурчит, что эти пистолеты или, скорее, пистолеты-пулеметы могут быть и у другой смены самооборонщиков, а проверять гаражи (а их тут сотни) у нас времени нету.
Жратвы, чтобы поделиться с засевшими в гаражах (а их там оказывается около шестидесяти человек), у нас нет. Оставляем им несколько коробок с бананами, даем номера телефонов в крепости и Кронштадте.
Один из них — тот, что с карабином, — просит взять его с собой. Он пристроится в конце колонны и под нашим прикрытием доберется до Кронштадта. Николаич спрашивает:
— Один поедешь или с семьей?
— С семьей, конечно. Здесь сидеть без толку.
— По профессии кто?
— Ветеринар.
— Оружие свое? Стрелять умеешь?
— Да. И вот этот «бок» тоже мой.
— А звать как?
— Олег Бистрем.
— Бистрем — это фамилия?
— Да. Мой дальний предок был адъютантом у коменданта Нарвы генерала Горна.
— Это что, при Петре Первом?
— Совершенно верно.
— Хренасе, извините за мой грубый французский…
— Что поделать. Я ж себе фамилию не выбирал.
— Ладно, давай быстро собирай свою семью и догоняй. Мы сейчас вперед продвинемся, там встанем. Это что впереди?
— Справа домостроительный комбинат, слева — таможенники сидели. Терминал у них там, — подсказывает тот, у которого в руке бистремовский «бок».
— У меня жена и три дочки. Если вы ничего не найдете у терминала, где будет следующая остановка?
— У развязки КАД. Мы понимаем, что четырем женщинам собраться дня мало, но ждать долго не сможем. Так что придется вам свою шведскую флегматичность побороть.
— Поборем. Вы свой телефон дадите?
— Записывай. И свой номер оставь. Мало ли, жена воспротивится поездке.
— У меня правильно воспитанная жена.
— Ну-ну…
Беглый осмотр ДСК ничего интересного не дает — разве что потом тут можно чего-нибудь надыбать для стройки или укреплений. Ворота настежь, на территории несколько унылых зомби.
А вот напротив, где терминал таможни, там, видно, было веселье. Прямо в воротах намертво склещились две фуры, мятым железом забив проезд наглухо. Выскакивая наружу, никто не уступил. И завязли оба. В кабине одной из фур все еще сидит водитель. Совершенно неподвижно.
— М-да, такой тут был порядок всегда, — замечает Семен Семеныч.
— А чего здесь может быть интересного? — спрашивает практично настроенный Саша.
— Да что угодно, смотря что везли в тот день через пост. Может, детали к синхрофазотрону, а может, фургоны с марципаном. Поди угадай. Но, как помню, у них десятка три-четыре фур, большей частью груженных под завязку, всегда на территории стояло. Мы уже проехали — там тоже склады были.
— Это где куча разношерстных пакгаузов за забором?
— Они самые. Что встали? Как там рация?
— Рация предлагает доктору забраться на крышу фуры и снять на камеру нечто за забором.
— А они прикроют, пока я тут ползать буду?
— Уже прикрывают.
Делать нечего, надо лезть. Лезу.
За аккуратным забором аккуратные домики. Вижу явно административный корпус и вроде как складские ангары. На территории хаос, машины — и легковые, и фуры — стоят в сильном беспорядке. Почему-то раскидано много картонных коробок непонятно с чем. Скорее всего, вывалились из какой-то фуры. Тут же толкутся зомби. Их довольно много — голов двадцать в поле зрения. Парочка из них в рваной таможенной униформе. Признаков живых не обнаруживаю. Сняв все панорамно и не торопясь, поскорее лезу в теплую кабину.
— Ну как и что?
— Хаос. Живых не видал. Фуры есть.
— Ладно, двигаем дальше.
У въезда на КАД брошенных автомобилей, спихнутых с дороги, битых, горелых, масса. Но похоже, что через эту автопомойку прошел кто-то серьезный — проход пробит, аккурат нам проехать.
Место безлюдное, лишь трое зомби видны.
Николаич предлагает свернуть влево. Я вижу там огромный новодельный гипермаркет, вот только странной окраски — ранее не попадались такие. На здоровенной парковке всего два авто и несколько (не больше пяти) неподвижных человеческих фигур. Непонятно, что это за магазин такой…
— А что это там слева за магазин?
— Этот? — Семен Семеныч показывает пальцем на непонятный гипермаркет. — Это «Зеленая страна» — все для огородников и садоводов. Только почему слева? Он от нас вообще-то справа.
— Черт… И верно. То есть мы не туда едем?
— Не туда. Хотя… Александер! Свяжись с командиром. Доктор хорошую мысль подал.
— Ничего я не подавал, я вообще мыслить не умею… Если б я мыслил, я бы здесь не сидел, — начинаю отбрехиваться я от незаслуженного почета.
