Николай Берг - Мы из Кронштадта. Подотдел очистки коммунхоза
Видно и с вирусами этими – тоже генералы – а может и штатские бонзы – дали добро, типа вирус обеспечивает бессмертие, да, он и обеспечил. Только не так, как высокие покровители ожидали. Вид к слову у Травина этого такой, что он – то бы всех в той бурковской лаборатории вместе с покровителями с удовольствием обработал бы струей из ранцевого огнемемта. И я даже его понимаю в этом…
– Спасибо – кивнул головой Травин: – Эту «шестерку» – вирус – выделили у глубоководной рыбы – то есть, весьма вероятно, этот вирус – очень древний, чем и объясняется его заточенность на бескислородные обменные процессы. Вот и ответ, зачем вообще зомби кидаются на людей и жрут их – им нужны митохондрии живых, дабы ускорить свой собственнный энергетический цикл. После поедания живой плоти митохондрии «встраиваются» в клетки зомбака – что вполне допустимо, ибо они – сами когда-то были живыми организмами, поглощенными нашими клетками. Чем больше плоти – тем больше митохондрий и тем шустрей мертвяк. Наш разум – не более чем приспособительная реакция клетки для выживания. Может быть, и вся эпидемия – стремление активированного вируса размножиться – какая разница, каким путем происходит размножение – через эякуляцию в половые пути или через кровь. Второй путь так и более эффективный.
– Знаете – уточнил я – мне такие тонкости сложны. Я и цикл Кребса, хоть он и наш, питерский ученый, помню плоховато.
Травин осекся, видно рассчитывал, что я как собеседник вполне соответствую его уровню.
– Я был уверен, что вы, как доктор, поймете хотя бы простейшие биохимические открытия, которые наша лаборатория успела уже сделать – укоризненно вымолвил провожатый.
– Ну. Я более практик, так что биохимию подзабыл – извинился я, приняв максимально виноватый вид. Нет, я понимаю, что то что тут сделали уже – вполне заслуживает пяток Нобелевских премий, их вообще за всяую фигню выдавали, но мне -то какой от всей этой науки прок?
– Поскольку при зомбировании возникает сильный ацидоз, возможно, что обменные процессы у новообращенных идут не по циклу Кребса, а по анаэробному механизму (что вполне оправданно – покойники не дышат. Возможно, вирус запускает этот цикл после смерти коры. Это, кстати, объясняет, почему «новообращенные» – медленные – энергии не хватает – вы понимаете это? – спросил меня Травин.
– Ну это-то я вполне понимаю – надул щеки я. Травин успокоено кивнул:
– Очень удивляет, что в многочисленных случаях упокоения зомби, описанных в свидетельствах очевидцах, зомби валятся как снопы при удачном попадании в голову. А ведь у живых полно случаев, когда и пули, и осколки в башке мирно существуют, да и вообще – при любой трепанации мозги бывают ложкой черпают, потом детрит из всех щелей прет – а человек не то что живет – а даже в сознании… Я даже здесь это видал, да и раньше в госпитале… Может быть: при запуске вирусной программы происходит стирание межнейронных связей в коре, и последняя начинает работать по типу некоего «жидкого кристалла» – стоило бы уточнить у электронщиков – это чистой воды бред – или что-то в этом есть?
– Что вы имеете в виду? – уточнил я у спутника.
– При нарушении целостности оболочки этого кристалла происходит «пробой» – как в конденсаторе, с моментальной ликвидацией информации. То есть – все опять завязано на коре – так что нейрохиругам – почет и слава в новом мире. А также эндокринологам – у тех знаний по ацидозу – прилично. Как нам не хватает и тех и других – огорченно помотал головой Травин, словно продолжая ранее прерванную дискуссию с кем-то другим.
Я так и не понял – то ли Травин медик, то ли тут нахватался знаний. Видно только, что он живет всем тем, что тут делается.
– Погодите – остановил я полет размышлений этого человека – что мне стоит уточнить, раз уж вы, как тот самый бес у меня подписку взяли. Ну, типа душу я свою вам продал… Парень смотрит на меня грустно. Словно я обдал его струей из огнетушителя – пеногона.
– Вас интересует только то, что может быть практически применено? – осведомился печально Травин.
– Учитывая наш выезд в скором будущем – да. Потом видно будет, мне важно остаться в живых хотя бы в эти ближайшие дни – честно признался я.
– Ладно, пойдемте в приемную Кабановой – молвил Травин,чуток подумав.
И мы пошли по каким-то запутанным переходам. Меня удивило то, что даже на мой непросвященный взгляд все пространство было напичкано видеокамерами, разными датчиками и перекрыто тяжелыми решетками. Несколько раз попадались по дороге суровые дядьки, обвешанные оружием.
– Не слишком ли вы тут оборону осложнили? – спросил я у сопровождавшего.
– У нас тут находятся зомби. Есть и морфы. Результаты исследований таковы, что и сосдушки наши ими очень заинтересованы. К тому же Кабанова считает не без оснований, что угрозы нашей безопасности не только этим исчерпываются.
– Что вы имеете в виду? – спросил я пробираясь по весьма заковыристой древней винтовой лстнице, украшенной несмотря на свое прозаическое назначение литыми египетскими мотивами-бараельефами.
– Людям с ВИЧ – инфекцией, бешенством или вирусным гепатитом несказанно повезло от прихода Песца – они ведь были обречены. Возможно, что кто-то из них будет и противиться работам по нейтрализации «шестерки», может и активно – «вы тут останетесь, а мне ждать, кода у меня цирроз или иммунодефицит разовьется?! Взорвать к ляду всю вашу лабораторию!» – повернулся ко мне Травин.
– Я как-то с такой стороны и не думал – признался я спутнику.
– А многие не думают – отмахнулся парень.
Кабанова оказалась занята. Попросили подождать полчаса. Я воспользовался этим перерывом и передал Травину бумажку с фамилиями претендентов на новый экипаж моего американского пациента. Парень кивнул и обещал быстро уточнить их благонадежность. А мне дал возможность посидеть наверху – на верхней площадке форта.
Сверху планировка форта стала более понятной – чисто боб. Или почка. Выгнутая сторона – смотрит на рейд. Внутренняя с пристанью – на Кронштадт. К моему удивлению наверху стояла впоне внятная артиллерия – две ЗУшки и штуки три «Утесов». А что, разумно – тут можно накрыть любого посягнувшего хама.
Я присоседился к группке морячков у крайней зенитной установки. Они перебирали и протирали красивые снарядики. Старшой, покуривавший козырную трубку, вещал что-то, что скрашивало однообразную работу по переборке боеприпаса. Я прислушался. Ничего не понял, потому что речь шла о механических тонкостях работы этой самой ЗУшки. Свирепая машина плюется этими самыми блестящими снарядиками как осатанелая, 2000 выстрелов в минуту и достает на 2,5 километров. Правда, как это она делает технически – мне никогда не понять, не мое это.
