Дэниел Истерман - Ночь Седьмой тьмы
Ночь была полна солдат. Они сидели у дверей и одиноко курили, или стояли, прислонившись к скорбным баррикадам, и дули на озябшие пальцы. Один раз они услышали звуки стрельбы, нерешительные и далекие, плывшие в ночи над огромными зелеными плантациями сахарного тростника. Они проехали Сен-Марк не останавливаясь. Город опустел, словно всех его обитателей унесла внезапная эпидемия. Это был город закрытых ставень и запертых дверей.
Наступил рассвет, мрачный и угрожающий, он появился высоко на востоке, над Черными горами. В дымке мутного утреннего света они ехали подобно призраку по миру, превратившемуся в пустыню: ровные пространства глины тянулись бесконечно во всех направлениях, испещренные темными переплетениями мангровых рощ; огромные соленые лужи лежали, голо, кристаллически поблескивая в неверном солнечном свете, – озерца голубого, зеленого и болезненно желтого. Мир казался бескрайним и необитаемым. Ни в чем не было тепла.
Они проехали через трущобы Гонаива и повернули на восток в горы Шен-де-Баланс. Рубен тер глаза и смотрел непонимающим взглядом, утратив всякую надежду на спасение. Он знал, куда они направляются. Угадал название этого места.
Маленькая Ривьера спала в темной и извилистой долине, окруженная кольцом холмов. Она открылась перед ними внезапно, с тесной дороги под сводом лиан. Рубен узнал ее сразу же; даже с этого расстояния он чувствовал порочность, окутывавшую это место, многовековое разложение, время, воспринимаемое как расстояние. Холмы вокруг были черными и пустынными. Чахлые растения и скрюченные, неестественные деревья – вот все, что оставалось от старой плантации. Казалось, что чародей, поверженный и затаивший злобу, превратил все вокруг себя в пустыню единым, желчным заклинанием.
Камень упал с камня, черепица с черепицы, балка с балки, брус с бруса. Ни время, ни природа не церемонились с Маленькой Ривьерой. Старые стены стояли согбенные под тяжестью длинных, опутавших их лиан. Пауки плели паутину там, где некогда были окна и двери. «Сколько времени, – подумал Рубен, – все стоит здесь вот так? Когда, Анжелина говорила, они с Риком приезжали сюда? Двенадцать лет назад? Неужели за такой короткий срок все могло превратиться в такие руины? Должно быть, уже в то время поместье было изрядно разрушено».
«Мерседес» подпрыгивал и скользил на дороге, которая больше напоминала тропинку в густой растительности. Солнце набирало силу, наполняя долину влажным теплом. Меж деревьями бледные бабочки вспыхивали в полосах солнечного света – мгновения светлой мечты среди смрадной реальности. Они подъехали к тому, что когда-то было парадным подъездом главного дома. Было время, когда здесь были раскинуты зеленью газоны и прогуливались павлины. Теперь все по пояс заросло бурьяном.
– Пойдемте со мной, лейтенант, – сказал Беллегард, положив, мягкую ладонь на руку Рубена. Он до сих пор так и не объяснил, каким образом он узнал настоящее имя Рубена, да Рубен и не спрашивал.
Они вышли из машины, вступив в густые заросли переросших сорняков и колючего чертополоха. Кое-как расчищенная тропа вела ко входу, где все еще сохранилось какое-то подобие двери. Беллегард шел первым, Рубен – за ним, шествие замыкал Лубер, совсем не казавшийся усталым после долгого времени, проведенного за рулем.
Внутри Маленькая Ривьера прогнила еще больше, если только это было возможно, чем снаружи. Дом выглядел так, словно сюда никто не заходил уже несколько десятилетий. Рубен не видел никаких признаков того, что дом был обитаем, никаких следов той семьи, которая, как говорила Анжелина, жила здесь двенадцать лет назад. Лестница прямо перед ними сгнила и провалилась в середине, съеденная термитами и влажностью. Там, где штукатурка еще не обвалилась, стены покрывала простыня зеленой плесени, в прорехах которой виднелась голая кладка.
Беллегард, казалось, хорошо знал дорогу. Он провел Рубена по коридору мимо разрушенной лестницы к зияющему дверному проему, за которым лежал громадный, без мебели зал. Рубен осторожно ступал по треснувшим и раскрошившимся плитам пола. Окна были заложены кирпичами, но кое-где пурпурные столбы солнечного света косо вонзались в зал через зияющие отверстия в потолке. Посмотрев наверх, Рубен заметил следы тонкой лепнины и изящных карнизов, детали которых навсегда были утеряны из-за буйства влаги.
Они прошли в комнату поменьше, очень темную и холодную. Лубер подтолкнул Рубена внутрь. В дальнем конце Беллегард ждал его у открытой двери. Когда Рубен приблизился, майор протянул ему какой-то предмет.
– Вот, – сказал он, – вам это понадобится.
В руках у Рубена оказался помятый фонарь-молния. Лубер выступил вперед с коробком спичек и чиркнул одной, чтобы зажечь фонарь Рубена. Макс зажег свой сам и протянул третий фонарь Луберу.
– Здесь нет электричества, лейтенант. Нет даже газа. Но это лучше, чем ничего. Что бы вы ни делали, не выпускайте его из рук.
Теперь Рубен видел, что открытая дверь, у которой стоял Макс, выходила прямо на крутую каменную лестницу. Макс не колебался. Высоко подняв лампу, он начал спускаться по ступеням. Через несколько секунд свет его фонаря поглотил мрак. Рубен не решался последовать за ним. Лубер подошел сзади и толкнул его в спину. Он переступил через порог.
Лестница спускалась под крутым углом, тесно обвиваясь вокруг узкого центрального столба. Снизу доносились шаги Беллегарда, звеневшие по холодному камню. Касаясь правой рукой стены узкого колодца, Рубен держал фонарь в левой так, чтобы его желтый свет падал на ступени непосредственно у него под ногами. Ступени были сильно изношены посередине – знак поколений.
Рубен уже предчувствовал, что они найдут в самом низу. Должно быть, это был первый эксперимент Буржоли по строительству подземных помещений. Рубен гадал, чего ему удалось достичь с помощью накопленного за долгие годы богатства и крепких спин черных рабов. Он не был готов увидеть то, что открылось его взору, когда он сделал последний поворот и сошел с лестницы.
70
Огромное каменное поле дрожало перед ним в неровном пламени факелов, освещавших его широкие плиты. Над ним во все стороны протянулась низкая каменная крыша. На некотором расстоянии впереди открытое пространство уступало место лесу колонн, стянутых железными обручами и связанных между собой узкими арками. Рубену показалось, что он вступил в самое сердце погруженного в темноту собора, пустого, гулкого места, куда не проникал ни один луч солнца. Факелы на другом конце казались простыми искорками, а за узким кругом их подрагивающего света лежали бессчетные пространства двойной и тройной тьмы.
