Фрэнсис Вилсон - Застава
Магда потрясла головой, силясь вникнуть в смысл этих слов. С каждой минутой все, сказанное Гленном, становилось все более загадочным и невероятным.
— А где же находится эта рукоятка? И на что она похожа?
— Ее образ ты видела тысячи раз на стенах самого замка.
— Кресты! — У Магды закружилась голова. Так, значит, это и не кресты вовсе! Да, действительно, они совсем и не похожи на кресты, а сделаны именно в форме рукояти меча — вот почему горизонтальная планка расположена так высоко! Много лет она смотрела на них, и ей даже в голову не приходило, что это такое на самом деле. А если Моласар — или, вернее, Расалом, потому что это и есть его настоящее имя — действительно стал источником легенд о вампирах, то вполне понятно, что его страх перед рукояткой меча преобразился в народных преданиях в страх перед крестом. — Но где же…
— Она закопана глубоко в нижнем подвале. Покуда рукоять остается там, внутри замка, Расалом не сможет выйти за его пределы.
— Но ведь ему надо всего-навсего раскопать ее и выкинуть.
— Он не может ни дотронуться до нее, ни даже близко подойти.
— Значит, он заперт в этом замке навечно?
— Нет. — Глядя Магде прямо в глаза, Гленн неожиданно понизил голос: — У него есть твой отец.
Магде захотелось что есть силы закричать «Нет!», ей стало даже физически плохо, но она молчала. Эти негромкие слова Гленна отняли у нее дар речи. Но это были слова правды — она не посмела бы отрицать этого.
— Позволь, я расскажу тебе, что, скорее всего, произошло, — сказал Гленн в затянувшейся паузе. — В первую же ночь, как только в замок въехали немцы, кто-то из них выпустил Расалома из подвала. Но тогда он был еще слишком слаб и не мог убивать больше одного человека за ночь. После этого он немного отдохнул и начал трезво оценивать обстановку. Поначалу, я полагаю, он решил убивать их по одному и питаться агонией умирающих и страхом, постоянно растущим среди оставшихся в живых. Это постепенно восстанавливало бы его силы. Он был аккуратен и последователен: убивал солдат только по одному и ни в коем случае не трогал офицеров, иначе все их подчиненные могли бы сразу же разбежаться. Возможно, он рассчитывал на то, что произойдет что-то одно из двух: либо немцы впадут в конце концов в такую панику, что просто взорвут замок и тем самым уже окончательно выпустят его на свободу, либо они будут вводить в крепость все новых и новых людей, таким образом отдавая ему их жизни, что будет через страх и агонии продолжать питать его силы. Но есть еще и третий путь: среди людей всегда можно найти невинного человека, которого удастся переманить на свою сторону.
— Это мой отец? — Магда почти не слышала своего голоса.
— Или ты сама. Из того, что ты мне рассказывала, я понял, что первоначально Расалом собирался выбрать в помощники именно тебя. Но капитан перевел тебя в гостиницу, куда он проникнуть уже не мог. Поэтому ему пришлось изменить свои планы и сосредоточиться на твоем отце.
— Но он с таким же успехом мог бы использовать и одного из солдат!
— Видишь ли, наибольшую силу он получает именно тогда, когда разрушается внутри человека добро. Если ему удается испортить светлую душу достойного человека, то это питает его во сто крат сильнее, чем тысяча убийств таких подонков, как эти фашисты. Для него это настоящее торжество! А солдаты были в этом смысле практически бесполезны. Они успели уже повоевать в Польше, и на их счету немало жестоких убийств во имя их фюрера. Поэтому они не представляли для Расалома особой ценности. Те же, кто приехал им на подмогу, — вообще будущие служители лагерей смерти! В этих созданиях уже заведомо не оставалось ничего чистого, что можно было бы еще разрушить. Поэтому немцев он мог использовать только для извлечения пищи — то есть, предсмертной агонии и нарастающего страха, но ведь это все мелочи! А еще они служили ему землеройными инструментами.
— Землеройными?
— Да, чтобы выкопать рукоятку. Я думаю, что те звуки шаркающих ног, которые ты слышала в нижнем подвале, когда отец отказался от твоей помощи и выгнал тебя, издавали как раз мертвые солдаты, возвращающиеся после работы под свои саваны.
Живые мертвецы!.. Сама мысль об этом казалась невероятной, и разум отказывался верить в возможность их существования. Но Магда хорошо помнила рассказ майора о том, как к нему в комнату самостоятельно вошли два солдата, хотя они были мертвы уже несколько минут.
— Но если он обладает такой силой, что может заставлять мертвых ходить и даже рыть землю, то почему он не прикажет одному из них достать для него эту рукоятку?
— Это невозможно. Рукоятка нейтрализует его силу и власть. Труп, который передвигается под воздействием воли Расалома, при одном только прикосновении к рукоятке становится недвижим. — Гленн немного помолчал и потом добавил: — Рукоятку вынесет из замка твой отец, Магда.
— Но если отец дотронется до нее, не может ли получиться так, что Расалом потеряет контроль и над ним?
Гленн грустно покачал головой.
— Ты должна понять, что сейчас он по своей доброй воле содействует Расалому… И делает это с большим воодушевлением и охотой. Твой отец легко справится с этим заданием, потому что поступает вполне сознательно.
Магда почувствовала, что сердце у нее леденеет от страха.
— Но ведь отец ничего не знает! Почему же ты ничего ему не рассказал?
— Потому что он все уже решил для себя и никого больше не хотел слушать. И потом, я не мог рисковать — ведь тогда Расалом узнал бы, что я здесь, рядом. Но в любом случае твой отец вряд ли поверил бы мне — он предпочитал меня ненавидеть… Расалом неплохо потрудился над тем, чтобы как следует обработать его, мало-помалу уничтожая все положительные свойства его личности, слой за слоем снимая его веру и разрушая все то, что раньше было для него свято. Оставлял же он в нем только одно — корысть и самолюбие.
И это тоже было правдой. Магда своими глазами видела, что творилось с ее отцом, и теперь она не могла не согласиться, что как раз это и было той горькой истиной, в которой она даже боялась себе признаться.
— Но ты мог бы помочь ему!
— Возможно. Хотя я и сомневаюсь в этом. Ведь вместе с Расаломом он и сам вел жестокую борьбу против самого же себя. И в конце концов против зла надо выступать в одиночку — никто не может покаяться за другого человека. Твой же отец сперва сквозь пальцы смотрел на многие отрицательные черты Расалома, извиняя его ссылками на то, что этот «владелец» замка является просто продуктом средневековья, а потом Расалом стал постепенно ответом на все его вопросы. И начал он с религии твоего отца. Расалом НЕ БОИТСЯ креста, но притворился, что боится, и, таким образом, очень сильно подорвал его веру. Для него стало бессмысленным все духовное наследие вашей нации, все то, что он раньше считал святыней. Потом он спасает тебя от тех двух солдат, которые чуть не обесчестили тебя в подвале — кстати, это еще раз доказывает, как быстро Расалом адаптируется к меняющейся обстановке, — и вот у отца уже новые козыри в его пользу. После этого Расалом дает ему обещание покончить с нацизмом и, таким образом, спасти ваш народ. И, наконец, последний, завершающий удар — он излечивает его от страшной болезни, которая мучила старика долгие годы. Теперь он заполучил добровольного раба, который сделает для него все что угодно. Заметь при этом, что он не только уничтожил в нем все то, что раньше и было в совокупности твоим настоящим отцом, отчего уже получил немалую выгоду, но еще и превратил его в безотказный инструмент, созданный специально для того, чтобы выпустить на свободу самого страшного врага всего человечества. — Гленн с трудом поднялся и сел на траве. — Я должен остановить его раз и навсегда!
