Дин Кунц - Сумеречный Взгляд
Его одноэтажный домик был меньше по размерам, чем тот, что снимали мы, но был в более приличном состоянии, которое поддерживалось почти с навязчивой тщательностью. Куда бы ни упал взгляд, казалось, что туда лишь час назад положили новый слой лака или воска. Хортон надежно и уютно защитился от зимы, установив прочные оконные рамы и дверь на случай непогоды, а также заготовив изрядный запас дров для каменного очага в гостиной, дополнявшего угольную топку.
Мы узнали, что он овдовел почти тридцать лет назад и что отточил свое умение хозяйничать до остроты бритвы. Казалось, он особенно гордится своей стряпней. И его крепкий кофе, и превосходный пирог — хрустящие крупные половинки грецких орехов, которых было очень много и в масляном тесте, и в шоколадной глазури, — указывали на высокое мастерство приготовления основательной, домашней, деревенской еды.
Девять лет назад, по его рассказу, он уволился из депо. Он очень тяжело переживал смерть своей жены Этты, которая скончалась в 1934 году, однако пустота, оставшаяся в его жизни после ее смерти, стала, должно быть, еще большей после увольнения в 1955-м, потому что с тех пор он стал много времени проводить в этом доме, который они построили вместе еще до Первой мировой войны. Ему было семьдесят четыре года, но он вполне мог сойти за хорошо сохранившегося пятидесятичетырехлетнего мужчину. Единственно, что выдавало его возраст, были искореженные работой, жесткие, чуть страдающие артритом руки... и этот невыразимый дух одиночества, неизменно окружающий человека, вся жизнь которого была связана с работой, которой он больше не занимался.
Съев половину своего куска пирога, я сказал, как бы из праздного любопытства:
— Удивительно, что в этих холмах до сих пор так много угольных шахт.
Он ответил:
— Это точно, все роют вглубь и тащат уголь наверх. Я так полагаю, что еще чертовски много народу просто не может себе позволить использовать нефть.
— Не знаю... я прикидывал, что запасы угля в этой части штата уже значительно истощены. Кроме того, добыча угля в настоящее время чаще ведется открытым способом, особенно на западе. Они раскапывают его, вместо того чтобы рыть туннели. Так дешевле.
— А здесь все туннели роют, — ответил Хортон.
— Должно быть, отлично поставлено дело, — заметила Райа. — Каким-то образом им, видимо, удается избегать больших расходов. Я хочу сказать, мы обратили внимание, какие у них новые грузовики.
— Ну, эти «Петербилты»... Угольной компании, — добавил я. — Новенькие такие, аккуратные.
— Это точно, это единственная угольная компания, оставшаяся в этих краях, и я думаю, что дела у них идут неплохо, потому что поблизости нет конкурентов.
Разговоры об угольной компании, казалось, беспокоят его. Впрочем, возможно, мне просто показалось, что он неловко ощущает себя. Я мог приписать ему мое собственное беспокойство.
Я собирался развить эту тему и дальше, но тут Хортон позвал своего пса по кличке Ворчун из угла комнаты, чтобы дать ему кусок орехового пирога, и разговор перешел на преимущества беспородных псов перед породистыми. Ворчун был беспородным псом средних размеров, черного окраса с коричневыми пятнами по бокам и вокруг глаз, со сложной и невообразимо запутанной родословной. Кличку Ворчун он получил за необычно воспитанный и молчаливый собачий нрав и отвращение к лаю. Злобу или настороженность он выражал низким, угрожающим ворчанием, а радость — ворчанием значительно более мягким, сопровождаемым частым вилянием хвостом.
Ворчун подверг нас с Райей, когда мы вошли в дом, пристальному и тщательному исследованию и в конце концов счел нас заслуживающими доверия. Подобное поведение было вполне нормальным для собаки. Необычным было то, как Хортон Блуэтт исподтишка наблюдал за псом, пока тот обнюхивал нас. Казалось, он придает большое значение мнению Ворчуна, как будто нам нельзя было доверять до тех пор, пока мы не получим одобрения дворняги с клоунской мордой.
Ворчун разделался со своим куском пирога и, облизываясь, направился к Райе, чтобы она погладила его, затем перешел ко мне. Он будто понимал, что речь идет о нем и что в глазах каждого из нас он занимает куда более высокое положение, чем все эти породистые чистоплюи с их бумажками от престижных собачьих клубов.
Позднее мне представилась возможность вернуться к разговору об угольной компании «Молния», и я обратил внимание на странное название и эмблему компании.
— Странные? — переспросил Хортон, нахмурившись. — По-моему, так вовсе не странные. Вы ж понимаете, и уголь, и молния — это виды энергии. А уголь черный — вроде как черная молния. Есть какой-то смысл, разве нет?
В таком ключе я не думал над этим, и смысл здесь был. Тем не менее я знал, что эта эмблема — белое небо, черная молния — таит более глубокий смысл, нежели этот, поскольку я видел ее в центре алтаря. Для демонов это был объект почитания и знак особой важности, мистический и могучий. Хотя я, разумеется, не мог ожидать, чтобы Хортон знал, что это нечто большее, чем эмблема корпорации.
И снова я ощутил, что разговор об угольной компании «Молния» беспокоит его. Он быстро перевел его в другое русло, чтобы избежать, как мне показалось, дальнейших расспросов на столь деликатную тему. На какое-то мгновение, когда он поднес чашку кофе к губам, руки его задрожали и напиток выплеснулся через край чашки. Возможно, это был лишь кратковременный приступ немощи или еще чего-то, вызванного его возрастом. Может быть, эта дрожь ничего не значила. Может быть.
Через полчаса, когда мы отъехали от дома Блуэтта, который стоял на крыльце вместе с Ворчуном, глядя на нас, Райа сказала:
— Славный человек.
— Да.
— Хороший человек.
— Да.
— Только...
— Да?
— У него есть секреты.
— Какие секреты? — спросил я.
— Не знаю. Но даже когда он производит впечатление обычного, прямолинейного, гостеприимного сельского старика, он что-то скрывает. И еще... ну, мне кажется, что он боится угольной компании «Молния».
* * *Призраки.
В горах мы были подобны призракам и старались быть такими же бесшумными, как призраки. Наши костюмы привидений состояли из утепленных белых лыжных брюк, белых лыжных курток с капюшонами и белых перчаток. Мы продирались через глубокие, по колено, снежные сугробы среди голых холмов, словно совершали трудный переход из страны мертвых. Подобно призракам, шли мы вдоль узкого ущелья, по которому проходило течение замерзшего ручья, быстро и незаметно пробирались среди холодных теней леса. Страстно желая стать бестелесными, мы все же оставляли следы на снегу и время от времени задевали ветви вечнозеленых деревьев, отчего хрупкий, колючий звук эхом разносился по бесконечным коридорам леса.
