Дарья Радиенко - Крепче стали, острее меча…
— Это на латыни. Имя одного человека, который жил много лет назад.
— А чем он занимался?
Помолчав, она стала рассказывать. Мастер, тоже прислушиваясь, перестал водить иглой.
— …Да… Жесть!
— Вообще ужас, — рыжая вздохнула. — Как это можно, вот так вот себя заставить…
— Значит, можно… в принципе. Это же в реале было, я так понял.
— Ну да… он им хотел доказать… но все равно ведь страшно было, наверно…
— Наверно. Просто бывают ситуации, когда надо на это забить! — он сосредоточенно помолчал. — Я тут недавно делал надпись, тоже по латыни… Классно так звучит, ща вспомню… «Дважды побеждает тот, кто побеждает самого себя!» Ну, не всем дано, без вопросов…
Черноволосая прищурила свои желто-зеленые глаза.
— И раньше не всем было дано. А сейчас, так вообще.
Мастер посмотрел на нее:
— Ну чего, и сейчас есть — выдерживают пытки… На войне там…
— Так то когда их пытают, ладно! А то — сам! Есть разница?
— Не, ну это да. Просто ты так обобщаешь… — он усмехнулся. — Вообще есть такая тема: «Откуда ты знаешь, на что ты способен и на что ты не способен!» Это тоже какой-то мудрец говорил, по-моему…
Он нашарил на столе сигареты и поднялся с места.
— Круто, да… Это если он с собой так мог — наверно, и своих легионеров потом строил… по полной программе! Там у них в армии вообще было жестко, я читал. Если взвод отступил, каждого десятого расстре… казнили, то есть. Перед строем.
— Ни фига себе.
— Зато полмира завоевали! И правили тысячу лет!
— А вы что, на историческом учитесь?… Надо же… А так клево рассказываете, вроде сама все видели… Как кино смотришь! — черноволосая хмуро помолчала. — Вот это мужик, я понимаю. Не то что, блин, теперешние.
Рыжая медленно кивнула, о чем-то раздумывая.
— Знаете… наверно, у него там в городе семья была, и это он ради них…
— Да ну! При чем здесь это. По-моему, такие люди вообще обычно… сами по себе. — Черненькая неожиданно улыбнулась. — Жалко, тогда фоток не было! Так бы посмотреть, какой он был на вид, да? Интересно.
— Ну, если бы были фотки, он бы и царя узнал сразу и не ошибся! — та снова длинно вздохнула. — Хотя… его бы тогда, наверно, и убили сразу же… А этот, главное… ну, царь, — значит, вот так вот стоял и смотрел?… Садист какой-то!
— Да с пленными всегда так, по-зверски… а как в Афгане было, а в Чечне?
— Вообще подумать — сколько лет люди все воюют, воюют… Как было все, так и есть.
— Ну хорошо, а вот прикиньте так на секунду, сейчас была бы война, да? И что, здесь у нас хоть один бы такой нашелся? Нет.
— Так в ихнем городе он тоже был один такой…
— Ну так ведь был же!
Рыжая встала и пошла к раковине. По пути приостановилась, посмотрела в темное окно, за которым плыл сверкающий поток машин, и внезапно проговорила:
— Да кому мы нужны, нападать на нас!
— Ага. — Черненькая негромко фыркнула. — Вот поэтому и не нужны… — и обернулась к той, которая молча слушала их разговор. — Да, а я что хотела спросить… А вы сама там не были? В Риме.
— Нет.
— А не хотелось бы побывать?
Она покачала головой.
— Не знаю, может, я не смогу объяснить… Я смотрела очень много фото, видео… И поняла, что, если мне придется там побывать, это ничего не изменит. Потому что города, который я хочу увидеть, нет. — Она помолчала и улыбнулась, глядя куда-то в сторону. — Вернее, он есть, но… не там.
— Как это? — рыжая остановилась с чайником в руках. — А где?
— Нет, а я как бы понимаю… Серьезно! — другая снова слегка нахмурилась и замолчала, наматывая на палец кольца черных волос. — В смысле, что это… ну, как бы нельзя объяснить…
Мастер вернулся и вскоре закончил работу.
— Ты это самое… Заходи еще как-нибудь!
— Спасибо. Правда, я думаю, что на этом остановлюсь.
— Да нет, я в плане — так, пообщаться! Ну, если будешь рядом… О''кей?
— Ладно.
— Слушай… а ты сейчас сразу домой?
— Да, я очень спешу. Счастливо! Пока, девочки.
Я вышла. Уже стемнело, над проспектом светились огни реклам. На самом деле я и правда спешу: заказ, как всегда, срочный и не маленький, так что и вечером, и ночью будет чем заняться. Деньги мне все равно нужны, хоть я и не собираюсь покупать авиабилет. И больше не думаю о том, что надо будет поехать туда.
Не «наконец-то поеду», а «надо будет»… Я думала так, потому что в душе знала — я не найду там того, что ищу. Оно никуда не исчезло, оно есть, — как те прозрачные тени, что порой проплывают в глазах и ускользают, едва хочешь их рассмотреть… а иногда они встают перед внутренним взором с невероятной четкостью, обретая краски, живую плоть и кровь. Только место здесь ни при чем.
И среди дорог, ведущих в этот город, нет мне верных путей земных.
Нет земных рубежей на полях веков. Что было, что будет — едино…
«Нет и не будет конца шествию нашему по земле…»
Я не смею верить, и все же надеюсь: пусть только там, откуда нет возврата, пусть лишь в тот час, когда будут сведены все счеты и отданы все долги — но окончательно сбудется то, что виделось мне в зеркале земных снов, отражающем потустороннюю явь. Потому что в этом мире не было для меня ничего лучше этих видений. А в мире ином, если мне позволено будет поклониться тебе, для меня не может быть большей награды. Ведь это будет значить, что всей жизнью своею я вымолила право на те слова, которые осмелилась произнести однажды…
«Где ты, там и я»…
Как тогда, я стану перед тобою на колени. А ты положишь ладонь мне на голову и скажешь, что ждал меня.
— Встань, — скажешь ты мне. — Ты очень хорошая.
Не смея поднять глаз, я отвечу:
— У меня столько было… всего.
— Ничего не было.
И ты обнимешь меня, и, взглянув тебе в лицо, я спрошу:
— Ты правда прощаешь меня?
— За что?
— За то, что я была… такой…
— Я знаю тебя одну — ту, которая обручилась со мною. А до прошлого мне нет дела. Слушай меня раз и навсегда: ты честна передо мной и перед теми, кто выше нас!
И может быть, что глаза мои, столько раз смотревшие на тебя во сне, будут неясно видеть тебя сквозь пелену слез, и губы, столько раз шептавшие твое имя, лишь неслышно дрогнут в ответ на твои слова:
— Я ждал тебя. И мы будем вместе — отныне и во веки веков.
2009–2010
