Василий Кнежин - Игра в людей
— А почему сразу не ото всех? — Спросил Гош. — Я с компа все вирусы удаляю сразу.
Я усмехнулся и хлопнул его по плечу.
— Помрешь. Знаешь, как выводят вшей?
— Присваивают человеку имя "человек", вшам имя "вши" и разводят их по разным директориям?
А Гош остряк. Я сказал:
— Сдирают с буйвола шкуру, обматывают ей вшивого. Ждут. Паразиты липнут на шкуру, после чего ее снимают и жгут.
Свежуют следующую скотину, цикл повторяется заново, но часть вшей оставляют. Они выделяют яд, на уничтожение которого иммунитет выделяет антитела. Если яд убрать сразу весь, то озверелые антитела устроят анархию.
Вспомни все свои стереотипы об отношениях парня и девушки. На следующем занятии разберем.
— А их много?
Вид у него раздраженный, ладони блестят от потливого напряжения. Сказать бы ему, чтобы не одевался так, словно идет к царю мира на прием. Свободней надо. Свободней одеваешься — лучше дышится, мыслится светлее. И легче.
— Больше, чем думаешь. Выпиши все, что тебе говорила о девушках мама, отец и друзья. У старательных студентов такой чуши набирается с три десятка. Стереотипы про секс тоже упомяни.
— С чего мне тебе верить? Вы с Арнольдом Николаевичем в ссоре из-за твоего тренинга, который ты якобы хочешь улучшить. Что, если твои советы завирусуют мой мозг? Уж лучше будет, как есть.
Я потерял дар речи и на некоторое время меня выкинуло из комнаты тренера в ледяное внутреннее пространство. Пока я входил обратно в себя-тренера, Гош наговорил мне гору неприятных вещей. Я вспылил и прогнал его со словами: "пусть будет как есть. А жениться будешь на своей мамаше".
Мое тело предвкушало тепло энергии, которое я получу от победы в своем любимом деле. Вместо этого я застыл глыбой льда. Все равно, как голодный бы бежал десять километров по каменистому полю в надежде получить еды, а на финише его бы отхлестали плетью. Остаток вечера я промаялся во мраке сознания, дрожа и задавая единственный вопрос: что значат мои поражения, одно за другим. Энергия жить либо есть, либо ее нет, и она всегда есть, когда делаешь правильные дела.
Голова раскалывалась, я уснул. Мне снилось, что я стою на ослепительно ярком пъедестале; по-моему, это была скала. Вокруг нее собрались люди, они, как один, тянули ко мне руки, и из ладоней их и обращенных ко мне лиц шло приятное тепло. Я улыбался и чувствовал, что сейчас взлечу… Но что-то пошло не так, люди отвернулись, а руки их опустились, потом люди разошлись. Мне стало грустно и обидно. Под моей скалой разверзлась трещина, я не видел ее конца. Тьма из трещины обратила ко мне свой лик. Мне стало страшно. Тепло, накопленной мной, ринулось к лику тьмы, и я никак не мог сдержать хоть каплю той человеческой любви, которой был окутан ранее. В попытках согреться я стал метаться по своей сияющей вершине, но скоро окоченел, застыл на краю обрыва и свалился в темную мертвящую глубину.
Кошмар так быстро сменился другим сном, что мне стало понятно, что я сплю. В этом сне я подошел к женщине, сидящей на берегу океана. То, что это именно океан у меня не вызвало никаких сомнений, жалкий клочок суши, на край которого я шел, кажется потерянным в этом водном мире, пронизанном бесконечным светом и мириадами рудужных потоков. Здесь я почувствовал энергию жизни, и мне не надо было ее впитывать или добывать своими делами, я стал с ней един. Слезы счастья поткли по моему лицу.
Женщина одета в синее платье с золотым орнаментом по краям. Издали мне показалось, что на голову ее накинут платок, но вблизи я увидел, что это часть платья, одновременно воздушного, чтобы не стеснять движения, и плотного, чтобы не просвечивать. Я не смог разглядеть ни ее лица, ни запомнить прическу золотых ее волос, от этого стало неловко, но когда она подняла на меня взгляд и развела руки в стороны, я обрадовался как маленький ребенок. Робкими шагами я подошел к ней, сидящей, как кажется, на белокуром облачке и прильнул к ней, умастив свою голову ей на грудь. Она обняла меня, положила руки на мой затылок и прижала. Недавний кошмар забылся, я возрадовался и тут же поник, понимая, что это сон и совершенно не желая знать, что скоро проснусь, и Ее не будет рядом.
— Ты уже наигрался, Ларион? — Спросила Она меня, и я готов был умереть вот так, сидя перед ней на коленях, с головой на ее груди. — Готов вернуться?
Вместо того, чтобы по-взрослому ответить, я ударился в детство и стал жаловаться, но, похоже, для Нее это не было неожиданностью:
— Я слабею день ото дня, словно из меня вытекает жизнь. Только постоянное нахождение в комнатах удерживают меня в мире. Если бы мне не возвращалось добро, которое я даю людям, то я уже давно бы иссяк.
— Ты помнишь то, что я тебе говорила, прежде, чем отпустить играть?
В Ее божественном голосе проступили нотки строгости. На глазах у меня выступили слезы, и мне стало стыдно за то, что Она спрашивает, а я не могу ответить, потому что сказанные Ей слова забылись между радостью, от того, что пустили поиграть, и щипцами акушерок.
Я недостоин находиться здесь, я так грязен.
— Не волнуйся. — Сказала Она и погладила меня по макушке. — Ни один ребенок не помнит родительских наказов, иначе он не был бы ребенком. Ступай, Ларион. Я оставила тебе подсказки, пойми их, доиграй, и возвращайся… — Конец Ее фразы утонул в моменте моего пробуждения, мне показалось, что Она сказала "если захочешь", но это вполне могло быть голосом моего своеволия.
Я проснулся, и лежал с закрытыми глазами до тех пор, пока ощущение блаженства и спокойствия не утонуло в безбрежной тоске. Я напомнил себе, что я здесь делаю и зачем. После этого я с сожалением открыл глаза.
Увиденный сон более реален чем этот мир, здесь нет таких чувств, там я больше, чем когда-либо чувствовал себя живым. Мне не надо было даже думать о том, как добывать энергию к жизни, я был самой этой энергией.
Мне необходимо узнать ответы на возникшие вопросы. Кто Она? Кто я для Нее, о каких подсказках Она говорила. Про подсказки, хотя, понятно: события, которые происходят со мной, призваны мной же и необходимы, чтобы что-то понять. Но что именно?
Чтобы выяснить хоть что-либо, я спозаранку отправился в клуб боевых искусств "Опера". Главный тренер и основатель клуба, Павел Евгеньевич, мне известен под именем Кедр. Более странной фигуры я не мог представить. О себе он рассказывал мало. Ничего конкретного я о нем не знаю, даже возраст только приблизительно: ему за пятьдесят. Я познакомился с ним, будучи школьником. Чем-то я ему приглянулся, чем — не знаю. Тогда он носил краповый берет и звание. После трагедии в степи, где он потерял друга, Кедр ушел из войск и организовал "Оперу". До сих под не понимаю шутки с этим названием. Впрочем, о боях мы говорили мало. Разговоры с Кедром происходили о выходящих за границы физической реальности вещах. Это натолкнуло меня на самые значимые открытия в моей жизни. Однако, Кедр не одобрил моего способа добычи энергии к жизни и мы виделись редко, а говорили о нейтральных новостях. Идти к нему в разлаженном состоянии было страшновато, но только он мог помочь.
