Василий Гавриленко - БРЕМЯ МЕРТВЫХ
Но вот Князю надоели его игрушки, и он истребил их, чтобы затем, как капризное дитя, оживить и натравить на тех, кто выжил.
В черном небе ему почудилось лицо. Странное лицо. Это был молодой и красивый юноша, но глаза у него были старческие, глаза, пережившие саму смерть. Юноша негромко засмеялся.
Холодный пот прошиб отца Андрея, он мелко перекрестился.
Наваждение исчезло.
Ветер колыхал былье. Темная лента дороги, извиваясь, уходила к горизонту.
Отец Андрей потянулся к рюкзаку.
Что там у нас есть пожевать-то?
Выудил кусок колбасного сыра.
'Янтарный, производства Воронеж', – любовно пробормотал отец Андрей, откусив кусочек.
У него вошло в привычку, перед тем, как съесть, тщательно изучить упаковку найденных продуктов: где произведено, состав, пищевая ценность.
Вкусно. Жаль, мало.
Скоро, ой, скоро продуктов в мире людей не останется вовсе.
Какое испытание ты придумал для своих игрушек, Сатана? Что будут есть твои игрушки, когда закончатся (сгниют и исчезнут в жадных ртах) продукты? Или – кого они будут есть?
Отец Андрей сунул руку в рюкзак, вынул бутылочку с водой. Два глотка. Ну… ладно, три.
Спрятал бутылочку.
Эту воду нашел в том же Изюминске, в обработанном мародерами ларьке. Во всем ларьке осталась одна – одна-единственная! – бутылочка воды.
На черное небо как-то сходу высыпали звезды, оно заискрилось.
Пора спать.
Отец Андрей лег, накрывшись полой куртки.
Мама стоит на кухне, бледная и испуганная. Руки бессильно висят, на полу – выроненное ею письмо.
– Что такое, мама?
– Андрюша…
– ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, МАМА?!
Он срывается на крик, в груди – пустота.
– Андрюша, Коленьку посадили.
Брат Николай, уехавший на заработки на Север, в пьяной драке убил человека.
– Андрюша.
Брат Николай пошел по стопам отца…
Вина, вина его рода придавила к земле, сокрушила.
Андрюша заплакал.
Мама подскочила, обняла, уткнувшись мокрым лицом в шею.
– Уйду я, мама.
– Куда, Андрюша? Куда?
– В монастырь.
Мама отстраняет его. Смотрит на Андрея широко распахнутыми (почти безумными) глазами. Рот ее искривляется и из горла поднимается крик…
Но почему он мужской, этот крик? Почему его мама кричит мужским голосом?
Отец Андрей вскочил.
Внизу, скрыв дорогу и поле, клубился сизый туман. Бледный обломок луны торчал над верхушками елей.
Тишина.
– СПАСИТЕ!!!
Кричит мужчина. Нет, скорее, юноша.
Откуда-то из тумана.
А туман – это смерть.
Собачий лай.
Значит, с парнем собака.
Что с ними приключилось?
Ежики в тумане, блин.
Отец Андрей мрачно усмехнулся, подхватил с земли рюкзак, поправил АКМ.
Туман – это смерть.
Но мы все-таки пойдем в туман.
Он сбежал с пригорка. Асфальт защелкал под подошвами сапог.
Отец Андрей забросил бороду на левое плечо, спрятал под куртку серебряный крест. До боли вдавил в плечо приклад АКМ, поводя стволом слева-направо.
Из тумана вынырнула темно-зеленая Дэу-Нэксия. За рулем – пустота. Дверцы – настежь, сиденья вспороты ножом.
– Эй!
В ответ залаяла собака, потом голос – почти мальчишеский – отчаянно заверещал:
– Скорее сюда! Пожалуйста! У меня кончились патроны.
Отец Андрей не раздумывая побежал на голос.
Туман распахнулся перед ним и бывший монах увидел замерший вездеход, двух упырей, сраженных чем-то острым, парнишку в форме военнослужащего РА, отчаянно поднявшего саперную лопатку над головой, овчарку, беснующуюся в люльке вездехода.
И – несколько тварей, бредущих по траве прямо к вездеходу.
Отец Андрей прицелился, надавил на спуск. Голова ближайшего упыря взорвалась, он завалился на бок, белесая от росы трава побурела.
Что-то тяжелое навалилось на спину бывшего монаха, он от неожиданности согрешил, ругнулся по матери, перебросив через голову упыря. Безрукая девочка-подросток в джинсах и грязной кофточке с надписью: KILL ME.
Ну, kill так kill.
Отец Андрей, чтоб не тратить попусту пули, выдернул из-за пояса мачете, отрубил упырю голову.
– СКОРЕЕ!
Парнишка кое-как отбивался саперной лопаткой от трех упырей, один из которых был здоровый бородач, одетый, как обычно одеваются дальнобойщики.
Отец Андрей поспешил к парнишке, сжимая в руке мачете.
– А ну-ка, не мешайся, – прикрикнул он на парня. – Со своей лопатой. Еще заедешь мне по балде ненароком.
– Куришь?
– Угу.
Отец Андрей с неодобрением взглянул на парнишку.
– Не рановато в твои-то годы курить-то? Ну ладно, держи.
Парнишка зябко повел плечами. Взял сигарету. Сказал простуженным голосом:
– Да у меня есть… Мальборо.
– Береги, пригодится.
Отец Андрей чиркнул зажигалкой.
– Как зовут-то?
Парнишка поперхнулся дымом, закашлялся.
– Володя.
– А собаку?
– Джек.
Овчарка повела ушами, взглянула на отца Андрея, зарычала.
– Джек, – прикрикнул на пса Володя. – Я тебе порычу!
– Да чего там, – вздохнул отец Андрей, выпуская дым через ноздри. – Пусть его рычит. Хорошая собака, раз рычит. У меня вот тоже была псина, Леви, да упыри съели.
Володя криво улыбнулся, но, увидав торжественно- серьезное выражение лица своего спасителя, подавил улыбку.
– А вас?
– Что?
– Ну, как вас зовут?
– Отец Андрей.
Володя с уважением посмотрел на бороду собеседника.
– Вы… поп?
Отец Андрей искоса взглянул на Володю.
– Монах. Теперь уж бывший. Жил в монастыре, да вона оно как вышло… А ты, я вижу, солдат?
Володя кивнул. Нахмурился, вспомнив ПП 'Дальний'.
– Солдаты шилом бреются, солдаты дымом греются, – раздумчиво продекламировал отец Андрей.
– Что?
– Это Некрасов. Поэт такой. Не слыхал?
– Слыхал, – отозвался Володя.
Отец Андрей взглянул на небо. Рассвет. Нужно идти.
– Отец Андрей, а где вы так научились орудовать этой штукой?
– Мачете, что ли?
– Ну да.
Отец Андрей взглянул на пространство перед вездеходом сплошь усеянное порубленными телами.
– А это, Володя, в монастыре отец Настоятель все посылал меня крапиву рубить. А крапива-то за баней в человеческий рост. Вот и натренировался.
Он посмотрел на солдатика в упор и засмеялся. Смех его был так мягок и заразителен, что Володя не выдержал и захохотал, забывая ужас и этой ночи, когда, расстреляв последние патроны, он остался с одной лишь саперной лопаткой, и десятка предыдущих ночей и весь мрак своего пребывания на Пограничном Посту 'Дальний'.
Чиркач. Александра Ивановна, Светлана
Руки, руки!
Скрюченные пальцы, мужские и женские, перепачканные грязью и кровью тянутся к ней, трогают лицо, грудь, ноги.
