Рэмси Кэмпбелл - Книга ужасов (сборник)
– 5800 градусов по Кельвину, – говорит она, имея в виду поверхность Солнца, и в ее голосе нет ни намека на снисхождение или раздражение, – примерно равны 5526 градусам по Цельсию, что чуть больше, чем 9980 градусов по Фаренгейту. Но если проникнуть глубже, в самое сердце Солнца, температура подойдет очень близко к отметке в 13 600 000 градусов по Кельвину или почти 25 000 000 градусов по Фаренгейту, – затем она сообщает, что самая высокая температура, когда-либо зарегистрированная на поверхности Земли, равна всего 136 градусам по Фаренгейту и была отмечена в ливийской пустыне Эль-Азизия 13 сентября 1922 года.
– Это случилось ровно за шестьдесят лет до моего рождения, – произносит он. – Ливия? Это где-то в Африке, правильно?
– Да, – отвечает она, – и в 1922-м, и сейчас тоже.
Он смеется, хотя она и не думала шутить.
– Ну, а в Америке какое место самое горячее?
– В Северной Америке? Или ты имеешь в виду Соединенные Штаты?
– Только США.
Она пару секунд обдумывает ответ и говорит, что за шестьдесят девять лет до его рождения температура 134 градуса по Фаренгейту была зарегистрирована в калифорнийской Долине Смерти 10 июля 1913 года.
– На самом деле, самая горячая точка в США, да и во всем Западном полушарии, находится в Долине Смерти: летом температура там обычно поднимается до 98 градусов.
– 98 градусов… Это не так уж и жарко.
– Да, – соглашается она, – совсем не жарко.
– Тебе обо всем этом рассказывал отец? – спрашивает он. – Сертифицированному пожарному следователю разве необходимо знать индейские легенды и температуру поверхности Солнца?
– Мой отец занимается производством фейерверков, – говорит она, будто не сознавая или не заботясь о том, что эта ложь противоречит предыдущей, – он специализируется на продаже батарей и огненного дождя. У него есть фабрики в Китае и на Тайване.
Не успевает Билли возразить, как она начинает объяснять, как разные химические элементы дают огонь разного цвета.
– Галогениды меди горят голубым. Нитрат натрия дает прелестный желтый оттенок. Цезий – оттенок индиго.
Билли провалил экзамен по химии в одиннадцатом классе, и ее слова мало что для него значат. Но он все равно спрашивает, как добиваются красного цвета.
– Это зависит, – вздыхает она и откидывается на спинку сиденья, убирая пряди черных волос с лица. – От чего?
– От того, какой оттенок красного тебя интересует. Карбонат лития дает очень милые бордовые оттенки. Но если требуется что-нибудь насыщенное, лучше всего подойдет карбонат стронция.
– А зеленый?
– Соединения меди или хлорид бария.
– А золотые? Что нужно жечь, чтобы получить золотой фейерверк? Золотые всегда были моими любимыми, особенно такие большие звезды, – он убирает руку с руля и изображает взрыв мортиры и следующий за ним водопад золотистых искр.
Она поворачивает голову и некоторое время молча рассматривает его:
– Для золотистых оттенков папа обычно использует ламповую копоть.
Справа проносится указатель съезда с магистрали к мотелям, ресторанам и остановке для грузовых автомобилей всего в пяти милях езды. Он проверяет датчик топлива и видит, что красная стрелка колеблется чуть выше нулевой отметки.
– Не хочу показаться необразованным, но я понятия не имею, что такое ламповая копоть, – обращается он к женщине, называющей себя Айден.
– Мало кто знает, – она прикрывает глаза, – а это просто старое слово для сажи, на самом деле.
Знаешь, что такое сажа?
– Конечно, я знаю, что такое сажа.
– Ламповая копоть – это очень чистый вид сажи, ее иногда еще называют ваксой и собирают с частично сгоревших углеродных материалов. Ее использовали в качестве пигмента с доисторических времен, а еще это один из наименее светоотражающих материалов, известных человечеству.
– Мне придется поверить тебе на слово, – отвечает Билли; она снова улыбается обезоруживающей улыбкой, открывает глаза, и те опять горят золотисто-коричневым с вкраплениями янтаря. – А еще мне придется заправиться, и я бы не отказался от чашки кофе.
– Мне нужно пописать, – произносит она и на короткое мгновение жалеет, что у нее нет при себе дорожной карты; положение звезд и планет над полями кукурузы немного может ей сообщить.
– Ты пьешь кофе? – спрашивает Билли. Она кивает головой:
– Я пью кофе.
– Наверное, любишь с молоком, но без сахара?
– Я пью кофе, – повторяет она, как будто ей не удалось выразить свою мысль в первый раз. – Я пью его, хоть никогда особенно не задумывалась о вкусе. Он горький, а я не люблю горькое.
Билли кивает, ему и самому не особенно нравится вкус кофе. Они доезжают до поворота, он крутит руль вправо и съезжает с федеральной магистрали на освещенную броскими вывесками автозаправку с круглосуточным магазином. Заправка в Онаве ничем не отличается от других, еще один оазис электрического света, припаркованных автомобилей и рекламных щитов, расхваливающих все, от пива до местного стрип-клуба. Женщина, чье имя уже не Айден, а Маккензи, замечает «Макдоналдс», «Сабвей» и несколько чахлых деревьев. Вокруг на многие мили простираются фермерские угодья, и она подозревает, что дешевым забегаловкам здесь радуются больше, чем деревьям. Билли въезжает на парковку, неподалеку от мотеля, большинство мест на ней заняты грузовиками и фурами.
– Мы могли бы снять комнату, – говорит он как можно более обыденным тоном, думая о том, что встретил ее всего несколько часов назад. – Мы могли бы снять комнату и немного поспать перед дорогой в Су-Сити.
– Могли бы, – отвечает она безразлично, слова ее похожи на эхо. – Мне нужно пописать, – снова сообщает она, меняя тему разговора, как будто они уже обо всем договорились. Он останавливает машину за бензоколонками, под алюминиевым козырьком заправочной станции, освещенным галогеновыми лампами. Как только он глушит двигатель, она выходит из машины и направляется внутрь. Туалеты находятся в одном углу рядом с холодильным автоматом, наполненным содовой и энергетическими напитками. Женская комната пахнет мочой, мылом и нестерпимо-сладким запахом туалетного ароматизатора. Но ей уже не раз приходилось чувствовать намного более неприятные запахи.
Закончив, она выходит обратно и видит, как он захлопывает багажник. Она ничего не спрашивает, но Билли все равно торопливо начинает объяснять:
– Что-то тряслось сзади, шумело. Оказывается, ослабло крепление запаски, – эта история не хуже других, и она не спорит. – Слышала этот грохот?
– Нет, – отвечает она и садится в машину.
