Шон Хатсон - Жертвы
Заняться гримом и особыми эффектами тоже помогла счастливая случайность. На съемках эпизода, в котором герою прострелили голову, Миллер обратил внимание, как мало крови использовал гример. По собственному опыту, насмотревшись пострадавших от огнестрельных ранений, он знал, что в голове находятся крупные кровеносные сосуды. Ранение головы сопровождается обильным кровотечением. У него были фотографии, подтверждающие это. Миллер переработал сцену, добавив в нее тошнотворные, сопутствующие смерти подробности, которые были ему так хорошо известны.
После этого к нему стали часто обращаться за советом и помощью, и некоторое время спустя о нем заговорили как о прекрасном специалисте по киноэффектам. Работая фотографом в прессе и полиции, Миллер прошел отличную подготовку для выполнения самых жутких эффектов, заказы на которые сыпались теперь как из рога изобилия. Как-то Миллер прочитал, что крупный американский специалист по гриму Том Савини, создавая принесшие ему широкую известность кровавые сцены, воскрешал в памяти то время, когда служил фотокорреспондентом во Вьетнаме.
Миллер провел ладонью по щеке — совсем зарос щетиной. И тут ирония судьбы, подумал он. Он создавал иллюзии с помощью искусственной кожи и крови, ослеп, имитируя ружейную стрельбу, а теперь его единственной надеждой обрести зрение был чей-то чужой глаз. Снова он почти улыбнулся. Почти.
Медсестра, вернувшаяся с графином свежей воды, поставила его на прикроватную тумбочку, подальше от часов. Миллеру послышалось, что она что-то отвинчивает, и он повернул голову.
— Я сняла стекло с часов, — объяснила медсестра. — Так вы сможете на ощупь по стрелкам самостоятельно узнавать время, когда потребуется.
— Да, это будет хорошей практикой, — язвительно сказал Миллер, — начну с часов, а там, глядишь, осилю и систему Брайля.
— Попытайтесь уснуть, — мягко предложила медсестра.
— Я только и делаю, что сплю, с тех пор как меня сюда привезли.
— Пожалуйста, попытайтесь отдохнуть.
— О, отличная мысль. Если как следует не выспаться, трудно будет держать глаза открытыми, не так ли?
Медсестра тихо вздохнула, удрученная горечью его слов.
Слегка пожав его руку, она вышла из палаты.
На улице все еще шел дождь.
Глава 8
Зеленая лампочка на коммутаторе настойчиво замигала, как подслеповатый глаз в темноте.
Сестра Бреннан отложила книгу, загнув уголок страницы, и потянулась к телефону. Подняв трубку, она взглянула на часы.
Было восемь минут первого ночи.
— Палата девять Б, — сказала она, подавляя зевоту.
Молчание.
— Девять Б, — повторила она. — Что вам угодно?
В трубке продолжали молчать. Медсестра положила ее и снова занялась книгой, отогнув загнутую страницу. Буквы стали расплываться, пришлось с силой протереть глаза. Оставалось всего двадцать минут до конца ее смены, когда она сможет вернуться в тепло своей постели. Она дежурила в палате с восьми утра.
Лампочка на коммутаторе снова загорелась зеленым светом, и сестра сняла трубку.
— Алло. Палата девять Б.
Снова молчание.
Она вздохнула. Вероятно, дежурная приемного отделения неправильно соединила.
— Алло, — снова повторила сестра Бреннан.
— Я хочу поговорить с Фрэнком Миллером.
Голос был тихим и скрипучим, и, не ожидая услышать его, она вздрогнула.
— Кто говорит, будьте добры? — спросила сестра.
Молчание.
— Назовите себя, пожалуйста.
— Я хочу поговорить с Миллером, немедленно.
— Вы родственник?
— Дайте мне поговорить с ним.
— Мистер Миллер спит. Я могу передать ему ваше сообщение, когда он проснется, если вы назовете ваше имя.
Ответа не последовало, но ей было слышно, как кто-то дышит на другом конце провода.
— Назовите себя, пожалуйста, — снова сказала она.
— Передайте Миллеру, что нам надо кое-что обсудить, — ответил голос, и трубку бросили так резко, что сестра Бреннан подскочила. В ушах у нее продолжали звенеть сказанные слова, а теперь еще и частые гудки. Некоторое время она держала трубку в руке, недоумевая, затем медленно опустила ее на рычаг.
К своему удивлению, она заметила, что ее рука дрожит.
Глава 9
— Вы не должны открывать глаза, пока я не скажу.
Миллер слышал голос доктора Кука и чувствовал, как медленно и осторожно снимают с его глаз повязки.
Миллер старался не волноваться, но с каждой секундой сердце билось все чаще и чаще, дыхание перехватывало. Он судорожно сглотнул, когда были сняты последние бинты и на глазах оставались только марлевые тампоны.
Шли секунды.
В последние две недели время тянулось мучительно медленно.
Исследования.
Ожидание.
Операция.
И вот теперь, наконец, через неделю после операции, наступал момент истины. Миллер знал, что в эти мгновения решается его судьба: будет ли он снова видеть или обречен на жизнь в темноте. Мышцы живота его сжались в один тугой узел.
Совсем рядом слышал он размеренное тиканье часов. Кто-то сказал, что сейчас третий час дня. Палата наполнилась множеством голосов, тихих и почти таинственных, но все их перекрывал голос хирурга. Именно он теперь снимал щипцами марлевый тампон, закрывавший правый глаз Миллера. Окинув взглядом веко, бросил тампон на поднос и проделал то же самое с левым глазом.
— Задерните шторы, — велел он медсестре, стоявшей наготове за его спиной. Услышав звук задвигаемых штор, Миллер почувствовал, что напряжение и страх достигли предела. Через несколько секунд все станет ясно.
— Итак, мистер Миллер, теперь можете открывать глаза. Не спеша, — сказал Кук.
Веки вздрогнули, появились неприятные ощущения, но Миллер продолжал понемногу приоткрывать их.
Поток света ударил в глаза, несмотря на относительный полумрак в палате, но он не обращал внимания на это неудобство, силясь как можно шире открыть глаза.
Перед ним поплыли размытые пятна, и он сильно моргнул, стараясь сфокусировать зрение. Это не помогло — он видел лишь какие-то неопределенные силуэты.
— Видите что-нибудь? — спросил Кук, склоняясь над пациентом.
Миллер перевел взгляд на хирурга, прищурившись в надежде, что появится четкость, но туман не рассеивался. Он видел доктора, как сквозь матовое стекло.
— Все расплывается, — вздохнул он. — Вижу очертания предмета, но не могу сказать, что это. Не различаю.
— Закройте правый глаз, — сказал Кук.
Миллер сделал, как было велено, глядя теперь одним новым глазом.
То есть чьим-то чужим. Эта мысль заставила его невольно содрогнуться.
— Теперь левый.
— Большой разницы нет, — сказал Миллер. — Детали размыты. Вижу ваше лицо, но выражение различить не могу.
