Шон Хатсон - Жертвы
— А что, донор уже есть? — спросил Миллер, невольно прикоснувшись к своему левому глазу.
Некоторое время Кук колебался.
— Да, — сказал он тихо.
— Когда вы сможете сделать операцию? — поинтересовался Миллер.
— Самое ранее — через неделю...
Миллер перебил его:
— Через неделю? Почему так долго? Если есть донор, почему нельзя сделать операцию немедленно?
— Это не так просто, как заменить перегоревшую лампочку, мистер Миллер, — ответил хирург. — Потребуется провести ряд исследований: на совместимость тканей, на группу крови. Это сложный процесс.
Последовало долгое молчание, наконец хирург сказал:
— Кроме того, никто не может гарантировать, что нас ждет стопроцентный успех. — Все может случиться. Я просто предлагаю вариант.
Миллер кивнул.
— Понимаю. Но я готов пойти на риск.
Кук вдруг заторопился.
— Доктор Кук, — окликнул его Миллер уже у двери. — Спасибо.
— Благодарить будете, когда операция закончится, — бросил хирург на ходу.
Миллер улегся, зарывшись поглубже в подушки, руки тряслись, когда он захотел вытереть пот со лба. Кук, по крайней мере, предложил ему соломинку, за которую можно удержаться. Слабую надежду. Если бы Миллер был верующим, он бы горячо помолился. Но он лишь погладил себя по животу и стал думать, как бы разжиться спиртным.
* * *— Джордж, можно тебя на два слова?
Кук обернулся и увидел идущего к нему по коридору доктора Саймона Томпсона.
— Что-нибудь серьезное? — спросил хирург.
Томпсон кивнул и зашагал по коридору рядом с Куком. Войдя в кабинет, хирург запер дверь.
— Ты говорил с Миллером, — начал Томпсон. — Что он думает о возможной трансплантации?
— Он согласен. Настаивает, чтобы мы произвели ее как можно скорее. Я объяснил, что нужны кое-какие анализы, ко Миллер просит, чтобы мы не затягивали.
Томпсон недоверчиво взглянул на Кука.
— Не понимаю, что тебя так смущает, Саймон? — развел руками Кук. — Мы нашли подходящего донора, у нас есть возможность вернуть Миллеру зрение...
— Ты знаешь мои возражения, — отрезал Томпсон. — Как он реагировал, когда ты сказал, кто донор?
— Я ему этого не говорил.
— Почему? — удивился Томпсон.
— А какая разница? Органы содержатся в абсолютном порядке, и так ли уж важно, кому они принадлежат? Миллера интересует одно — вернуть себе зрение, а нашей единственной заботой должна стать скрупулезная подготовка к операции.
— Он имеет право знать, — настаивал Томпсон.
— Ты полагаешь, это может изменить его решение? Думаешь, он захочет остаться слепым, когда ему представляется шанс прозреть? — выпалил Кук.
Томпсон сердито посмотрел на коллегу.
— Пациент не должен знать о доноре, — напомнил хирург. — Тебе должно быть известно это непреложное правило при трансплантации органов в случаях, связанных с пересадками.
— Я считаю, данный случай — исключение, — убеждал Томпсон. — По-моему, Миллер имеет право знать, что ему пересаживается глаз убийцы.
Глава 7
Миллер не знал, сколько времени он проспал.
Он поднял руки к лицу, намереваясь протереть глаза, но, стоило кончикам пальцев прикоснуться к марле, вспомнил: и этого простого удовольствия он лишен.
Миллер мысленно выругался, почувствовав себя чертовски беспомощным, не способным даже выяснить, который теперь час. На тумбочке у кровати громко тикали часы. Миллер протянул руку, словно, прикоснувшись к часам, он мог узнать то, что его интересовало.
Рука скользнула по графину с водой, и он успел нащупать на его горлышке что-то наподобие перевернутого стакана.
От неловкого движения стакан упал на пол и разбился.
— Черт, — прошипел Миллер, откидываясь на подушки. Через мгновение дверь в палату открылась, и он услышал торопливо приближающиеся шаги.
— Что случилось, мистер Миллер? — спросила медсестра, посмотрев сначала на специалиста по киноэффектам, потом на осколки стекла у кровати.
— Кто знал, что здесь стоит этот чертов графин? Извините. Хотелось узнать, который час, потянулся к часам и...
Он замялся, осознав всю несуразицу сказанного.
— Хорошо хоть не порезались, — сказала сестра, собирая с пола осколки разбитого стекла. Пообещав пригласить санитара, который вымоет пол и наведет порядок, она решила принести ему свежей воды.
— Плесните в нее немного скотча, пожалуйста, — пробормотал Миллер, когда сестра выходила из палаты. Потом он услышал шаги, мужской голос рядом с его постелью и шлепки мокрой тряпки по полу.
Санитар взглянул на человека с забинтованным лицом.
— Я слышал, вы работали в кино, — робко проговорил санитар.
— В некотором роде, — сказал Миллер.
— Вы — актер?
— Нет, моя специальность — эффекты.
Санитар отжал с тряпки воду в ведро и продолжал работу.
— А какие эффекты? — поинтересовался санитар.
— Обезглавливания, расчленения, стрельба, — неохотно ответил Миллер. — Обычные виды семейного развлечения.
Санитар не уловил ноты сарказма в голосе специалиста по эффектам.
— Я недавно читал одну книгу, так там было описано, как одному типу засунули голову в мясорубку. Вот бы, наверное, в фильме это вышло здорово, да? — причмокнул он языком.
— Потрясающе, — согласился Миллер, и по тону его было ясно, что он не готов поддерживать беседу.
Санитар закончил работу, вежливо попрощался и вышел.
В наступившем безмолвии снова громко тикали часы. Миллер улыбнулся. Голова в мясорубке, подумал он. Что ж, наверное, это было бы оригинально. Почти так же оригинально, как ослепить себя пиротехническими патронами собственного изготовления. Он перестал улыбаться и злобно втянул в себя воздух. При других обстоятельствах ирония происшедшего могла бы показаться забавной. Но теперь он чувствовал только злость и опустошение. И страх. Мысль навеки остаться слепым ужасала его. Потеряй он во время этого несчастного случая способность слышать, думал Миллер, он бы как-нибудь научился с этим жить. Но перспектива вечной, нескончаемой ночи приводила его в содрогание. Одна надежда, что операция пройдет нормально. А если нет?.. Он старался гнать от себя тяжелые мысли, но они лишь с новой силой наваливались на него. Он снова улыбнулся: «лучший специалист по эффектам в кинобизнесе», как его часто называли, валяется на больничной койке, став жертвой одного из своих изобретений. Мысленно Миллер возвращался к своим первым шагам в кино. Начинал он как фотограф. Поработав в Новом Скотленд-Ярде, он ушел оттуда, под завязку насмотревшись на человеческие страдания и с омертвевшей душой после бесчисленных съемок трупов. Однажды вечером он познакомился в баре с человеком, который оказался режиссером съемочной группы крупной американской кинокомпании, снимавшей фильм в районе Элстри. Этот человек — Миллер даже не мог вспомнить его имени — предложил ему работу, и он согласился без колебаний.
