Владимир Кузнецов - Темные (сборник)
АРТЕМ (шепчет): Ничего, ничего нет. И не было никогда. Никого. Нигде. Я один тащусь через пустоту с фонарем. Вечность. По шагу за раз, по секунде за раз. Иногда просто… забываешь, начинаешь верить в миражи, созданные волшебным фонарем, светом, который сам по себе – не только частица и волна, но еще и величайший обман в истории вселенной.
Он выходит в дальнюю комнату и видит, что задняя стена в ней почти полностью отсутствует. Сквозь огромный пролом внутрь врывается холодный ветер. Луна снаружи заливает снег серебром, и даже без фонаря легко можно различить двор с остовами кустов и поле за ним. В поле, в полусотне шагов от давно упавшего забора, стоит человек без лица.
АРТЕМ: Вот ты где… погоди!
Он срывается с места, выпрыгивает через дыру наружу, неуклюже бежит через двор. Луч фонаря мечется в темноте, словно клинок обезумевшего божества, то упираясь в землю, то пытаясь дотянуться до неба.
АРТЕМ: Погоди!
Едва не уронив колун, он перебирается через поваленный забор, шарит лучом фонаря по полю, но человек без лица исчез. Поле лежит перед Артемом, белое и неровное, будто застывшее море. Повсюду из-под тающего снега торчат сухие останки прошлогоднего бурьяна. Тянущиеся из-под земли ветки, пальцы, руки, кости. Отчаянный жест природы, не желающей сдаваться наступающей ночи.
АРТЕМ: Ничего, братцы, весна уже рядом. Весна вот-вот придет, вы вытянетесь вновь, подниметесь навстречу солнцу… (Он кашляет, качает головой.) Хотя кого я пытаюсь обмануть здесь, верно? Вы куда лучше меня знаете, что вся эта хрень с летом и солнцем по сути ничем не отличается от моего фонаря. Масштабы, конечно, разные, но принцип один и тот же: свет касается тьмы и порождает иллюзию, которую мы привыкли называть жизнью. А стоит свету погаснуть или просто сменить направление, как иллюзия тут же развеивается. Свет – это ложь, а тьма – единственная возможная правда. Но вы ведь в курсе уже, да? Зима научила вас…
Он замолкает и долго, пристально смотрит вдаль – туда, где на горизонте, на фоне начинающего уже бледнеть неба вырисовывается ровным частоколом черная полоса леса. Там, кажущийся совсем крохотным с такого расстояния, горит огонь. Судя по всему, это костер, разведенный на самой опушке.
АРТЕМ: Ага…
Он выпускает из руки фонарь и направляется сквозь ночь в сторону огня. Под ногами влажно хлюпает. Сапоги вязнут в разбавленной талым снегом жиже. С каждым шагом поднимать ноги становится все труднее. Холодный ветер бьет в лицо, обжигая горло и кожу, выбивая слезы из глаз. Артем моргает и теряет свой ориентир из виду, но, прежде чем отчаяние успевает добраться до его горла, снова обнаруживает впереди огонек. Он знает, что будет идти всю ночь. Но назад поворачивать нельзя. Только не сейчас. Только не когда у него наконец появилась цель.
Облепленные грязью подошвы стремительно тяжелеют. Спустя несколько минут правая нога погружается по щиколотку в грязь, и сапог застревает в ней намертво. Артем, не опуская головы, выдергивает босую ступню и продолжает движение. Ледяная боль впивается в кожу тысячами заточенных зубов, молнией мчится по костям вверх, проникает в мозг. Тучи, сгустившиеся в сознании, проливаются благодатным дождем. Кто-то рыдает внутри, моля о прощении и спасении. Но ведь так и должно быть, верно? Истина достигается и постигается только через боль. Разве не этому его учили?
Несколько минут спустя грязь забирает и второй сапог. Носок остается на ноге, но мгновенно пропитывается влагой. Ступни стремительно немеют, а следом за ними и все тело. Оно просто перестает существовать, сливается с ветром, с небом, с ночью. Артем улыбается, а затем вдруг резко останавливается, замирает на месте. Он пытается продолжить движение, но мир не пускает его. Потеряв равновесие, Артем падает и только в падении понимает, что произошло, – левая нога запуталась в мертвых стеблях какого-то сорняка. Распластавшись посреди поля лицом вниз, он замирает. Ветер засыпает его тело снегом.
Прах стоит над Артемом, повернув белое, растрескавшееся пятно своего лица в сторону леса.
Тишина.
VУтро. Разбавленный влажной синевой свет проникает в комнату через окно. Кот сидит на столе, внимательно разглядывая опрокинутые жестянки с помидорной рассадой. Черная земля на клеенке, на стуле и табуретке, на половике, на обложке книги, оброненной хозяином вчера. В комнате гораздо холоднее, чем прошлым вечером.
Внезапно кот настороженно поднимает голову – и мгновением позже во дворе хлопает калитка. Скрипит входная дверь, шелестят шаги в сенях. Что-то тяжелое громко, с металлическим призвуком, опускается на пол. Кот спрыгивает со стола, бежит навстречу. Артем входит в комнату. Он без бушлата, насквозь промокший, ссутулившийся. Молочно-белые ступни обеих ног покрыты разводами сырой грязи.
Артем замирает на пороге, увидев погубленную рассаду. Пытается что-то сказать, но кашляет. Тяжело, надсадно. Утирает рот тыльной стороной ладони.
АРТЕМ: Это все-таки было мое отражение. Представляешь?
Он наклоняется к коту, выжидательно смотрящему ему прямо в глаза, ласково касается пальцами его головы. Затем хватает животное за хвост и с размаху бьет его головой о печь. Испуганный визг резко обрывается, на гладкой белой поверхности остается красное пятно. Резкое движение стоит Артему равновесия, он с трудом удерживается на ногах, морщится от боли. Затем садится на табуретку, кладет кота на стол перед собой.
АРТЕМ: Ты все сделал верно, дружище. Так и должно было получиться в итоге. Ложь обязательно вскрывается, обязательно заканчивается. У нее просто нет других вариантов. Рано или поздно правда восторжествует, и я не собираюсь ждать. Я пойду ей навстречу.
Он снова заходится кашлем. Затем открывает ящик стола, роется в нем некоторое время, достает большой и слегка изогнутый кухонный нож. Осматривает лезвие, пробует его пальцем, кивает удовлетворенно.
АРТЕМ: Правду – ее всегда надо было искать, добывать. Как в сказках. Можно жить-поживать по горло в сплошном вранье, в бессмысленном быту, а можно бросить все и отправиться на поиски правды. Далеко-далеко, за леса и горы, на самый край света. Именно так: на край света! Правда – она всегда там, где заканчивается свет. Где нет солнца, нет лжи, нет ничего… другой вопрос, что, если этот край переступить, то назад уже не вернешься.
Он стягивает мокрый свитер через голову вместе с футболкой, бросает на пол. Берет нож и, придерживая кота левой рукой, вонзает клинок ему в шею. Кровь растекается по клеенке. Артем торопится, пыхтит, режет кожу, с усилием перерезает кости. И говорит, не переставая.
