Тим Каррэн - Мертвое море
Именно в этот момент кто-то закричал.
Все тут же замолчали.
Все споры и жалобы резко затихли. Крик доносился откуда-то с кормы, из лабиринта машин и контейнеров, привязанных к спардеку. Но из-за тумана очень сложно было сказать, откуда именно. Все повернулись, изготовившись пойти, разобраться, в чем дело… но на этом все и кончилось. Потому что никто не пошелохнулся. Все просто стояли с бледными лицами и поджатыми губами. Все хотели знать, что происходит, но никто не хотел первым бросаться в туман. Может, все из-за силы крика, который был больше, чем просто крик. Скорее визг медленно поджариваемого на углях человека. Такого громкого и пронзительного звука они никогда раньше не слышали.
Так мог кричать только сумасшедший.
— Господи, — сказал Сакс. — Лучше мы…
Крик перешел в какие-то болезные поскуливания, и из мрака внезапно появился издававший их парень. Это был один из палубных матросов. Он был весь мокрый, в спавших до бедер резиновых вейдерсах. Его джинсовый фартук был залит спереди чем-то красным и блестящим, и матрос отчаянно царапал его ногтями. Его лицо превратилось в жуткую, серую маску, все отшатнулись от него прочь.
— Уберите это с меня, уберите это с меня, уберите это с меня! — выл он, ковыляя по палубе и оставляя за собой кровавый след. — О БОЖЕ БОЖЕ БОООЖЕЕ ОНО ВО МНЕ ААААА…
Прежде чем кто-то успел сдвинуться с места, он подбежал к перилам. В тумане он походил на расплывчатое, конвульсирующее пятно. В следующую секунду он бросился за борт.
— Сукин сын! — выругался Сакс, нарушив молчание. — Человек за бортом! Человек за бортом, вашу мать!
Но никто не пошевелился.
Все просто стояли, не зная, что делать. Никто не осмелился даже на дюйм приблизиться к тому месту, откуда спрыгнул матрос. Да, все наблюдали, хотели помочь, но эти крики, кровь, кошмарная абсурдность ситуации буквально парализовали их. Они просто смотрели. Потому что всем показалось, будто он был утянут за борт, а не спрыгнул по своей воле. И всплеск, который все услышали… Громкий, оглушительный… Человек не мог произвести столько шума. Звук был такой, будто в море сбросили автомобиль.
На какое-то время наступила полная тишина.
Время словно остановилось, все вокруг замерло. Слышно лишь было шум воды, далекий вой ветра, тихий гул двигателей, и больше ничего.
— Человек за бортом, — прошептал один из матросов. — Человек за бортом. Человек за бортом.
Но это, казалось, никого не волновало.
Потрясенные люди стали медленно приходить в себя.
— Его больше нет, — произнес Сакс. — Даже если мы развернем это корыто, мы не найдем его. Особенно, в этом тумане.
— Боже милостивый, — воскликнул Менхаус. — Вот бедняга.
Один из матросов убежал, и несколько секунд спустя зазвучала сирена. Пронзительная и завывающая, как сигнал воздушной тревоги. Поднимающаяся по позвоночнику, заполняющая голову, заставляющая зажмурить глаза и стиснуть зубы.
Несмотря на шум, все вдруг одновременно заговорили. Но вполголоса, словно не желая, чтобы другие слышали.
У Фабрини была своя реакция на эту нереальную, жуткую ситуацию. Он разозлился.
— Дерьмо все это, — ругался он, ходя по кругу. — Гребаное дерьмо. Нужно поворачивать. Слышите? Поворачивать. Я не хочу подыхать вот так.
— Как «вот так»? — спросил Сакс.
— Точно, — сказал Менхаус. — Мы даже не знаем, что случилось.
Фабрини понял, что все смотрят на него. Его смуглое лицо приобрело неестественную бледность.
— Вы слышали того парня! Все слышали! Вы слышали, что он говорил! «Уберите это с меня, уберите это с меня!» Он истекал кровью, как будто его ударили ножом! Что-то схватило его, верно? Похоже, его что-то укусило!
Сакс закатил глаза.
— Ради бога, Фабрини. Этот парень съехал с катушек. Наверно, перерезал себе вены, или что-то вроде того.
Никто не стал спорить с этой гипотезой. Она была четкой, крепкой, и бесспорной. В ней был смысл. Ее можно было положить в коробку, закрыть крышкой, и больше не выпускать. Она была гораздо лучше любой альтернативы, никто не хотел даже думать иначе. По крайней мере, в открытую. И именно сейчас.
Сакс осторожно огляделся вокруг. Ему не нравилось все это. Он сталкивался с подобными ситуациями на войне. Тогда опасность поджидала со всех сторон, а напряжение было таким сильным, что чувствовалась, как оно, пульсируя, переходит от человека к человеку. В такие моменты некоторые не выдерживали и ломались. В голову лезло всякое безумное дерьмо, и если это не пресечь, некоторые слетали с катушек. Особенно, когда придурок, вроде Фабрини начинал бегать и пугать всех, озвучивая те безумные, опасные вещи, которые и так были у каждого на уме. И когда это случалось… наступала массовая истерия, и страдали люди.
Он уже видел, что мужчины стали собираться группами по двое-трое человек, параноидально не доверяя ближним. Конфликтное мышление. Господи Иисусе. Саксу не нравилось это дерьмо. Во Французской Гвиане необходимо было выполнить работу, а для этого ему требовались эти недоумки. На кону стояла куча денег, и Сакс не собирался терять их из-за кого-то. А потом? А потом пусть хоть режут друг друга, ему наплевать. Но не сейчас.
И не здесь.
— Ладно, парни, — крикнул он громким, твердым голосом. Другого у него не было. — Хватит вести себя, как кучка школьниц. Вы же мужчины. Особенно это касается тебя, Фабрини. Если хочешь сосать член и носить платье, делай это дома в свободное время. Но сейчас ты работаешь на меня. Здесь все в порядке.
Раздался недоверчивый ропот.
— В порядке? — воскликнул один из матросов. — В порядке? Парень, которого я знал три года, только что спятил и выпрыгнул за борт. И ты говоришь, все в порядке?
— Нужно убираться отсюда, — сказал его приятель. — Знаете, у меня жена и дети. Мне нельзя это делать. Нельзя в это впутываться.
Сакс захотел спросить его, что именно делать и во что впутываться. Потому что никто не знал, что к чему. Для него они просто потерялись в тумане, и все. Но он не стал заходить далеко. Не стал спрашивать парня, потому что у всех на уме было одно и то же, и он знал это. Все думали, что здесь случилось что-то очень плохое… только никто не понимал, как и почему.
Все казалось каким-то нереальным и призрачным. Знакомый им мир вышел из-под контроля и устремился в темную бездну, грозящую поглотить их и заполнить их легкие черным илом. А сквозь туман продолжала завывать сирена, словно предупреждающий крик какой-то доисторической птицы, кружащей над своим гнездом.
Лицо матроса напоминало сейчас каучуковую маску.
