Клайв Баркер - Проклятая игра
— Меня не трогает то, что ты говоришь. Все слова, только слова.
— Я тебя презираю, — сказал Европеец. Грязное лицо Брира, обращенное к нему, выразило то ли тревогу, то ли раскаяние. Хотя Европеец знал, что сейчас у него есть превосходство, что-то в лице Брира заставило его насторожиться. В свое время Мамуляну служили и более отвратительные типы. Бедный Константин, например, чьи посмертные аппетиты простирались куда дальше поцелуев. Почему тогда Брир его беспокоит?
Святой Чэд разобрал одежду: вот эти ремень и галстук подойдут Мамуляну.
— Привяжи его к кровати.
Чэд едва смог коснуться Брира, хотя тот не сопротивлялся. Тот согласился на эту игру в наказание с идиотической ухмылкой, все еще кривившей его лицо. Его кожа — под рукой Чэда — была нетвердой, как будто под этой тугой, лоснящейся поверхностью мышцы обратились в желе и гной. Святой работал, исполняя долг как можно старательней, в то время как пленник развлекался разглядыванием мух, кружащих по орбите у его головы.
Через три — пять минут руки и ноги Брира были надежно закреплены. Мамулян кивнул в знак удовлетворения.
— Отлично. Ты можешь идти к Тому в машину. Я спущусь через несколько секунд.
Чэд почтительно удалился, вытирая руки о носовой платок на ходу. Брир все еще созерцал мух.
— Сейчас я должен тебя покинуть, — сказал Европеец.
— Когда же ты вернешься? — спросил Пожиратель Лезвий.
— Никогда.
Брир улыбнулся.
— Значит, я свободен, — сказал он.
— Ты мертв, Энтони, — ответил Мамулян.
— Что? — улыбка Брира начала растворяться.
— Ты мертв с тех пор, как я нашел тебя висящим под потолком. Я думаю, ты, может быть, знал, что я приду, и убил себя, чтобы спастись. Но ты был мне нужен. Поэтому я дал тебе немного своей жизни, чтобы использовать для себя.
Улыбка Брира исчезла навсегда.
— Вот почему ты так нечувствителен к боли — ты ходячий труп. Твое тело изнашивается, от этого ты и страдал эти жаркие месяцы, а теперь все кончено. Совершенно предотвратить такое было невозможно, но я сделал разложение медленным.
Брир потряс головой. Это было чудо искупления?
— Теперь ты мне больше не нужен. Поэтому я отнимаю свой дар…
— Нет!
Он попытался сделать какой-нибудь умоляющий жест, но запястья были связаны тесно вместе и веревки врезались в мышцы, отчего те продавливались и покрывались бороздами, как мягкая глина.
— Скажи мне, как я могу возместить, — предложил Брир, — что-нибудь.
— Нет ничего.
— Все, что ты попросишь. Пожалуйста.
— Я попрошу тебя страдать, — ответил Европеец.
— Зачем?
— За предательство. За то, в конце концов, что ты такой же, как и остальные.
— Нет… просто маленькая игра…
— Тогда пусть и это будет игрой, если она развлечет тебя. Шесть месяцев изнашивания спрессовались во много часов.
Мамулян подошел к кровати, положил руку на рыдающий рот Брира и сделал рукой движение, как будто хватая что-то.
— Все кончено, Энтони, — сказал он.
Брир почувствовал шевеление в животе, словно некий затрепетавший предмет неожиданно дернулся и вышел. Он следил за уходом Европейца откинув голову. Что-то, но не слезы, собралось в уголках глаз.
— Прости меня, — умолял он своего спасителя. — Пожалуйста, прости меня.
Но Европеец ушел, спокойно прикрыв за собой дверь.
Какой-то шум донесся с подоконника. Брир оторвал взгляд от двери и поглядел туда. Два голубя повздорили из-за одного куска и теперь разлетелись. Маленькие белые перья падали на подоконник, как снег в разгаре зимы.
66
— Вы мистер Галифакс, не так ли?
Человек, озиравший ящики фруктов в безветренном, полном ос дворе позади магазина, обернулся к Марти.
— Да. Чем могу служить?
Мистер Галифакс был плохо загоревшим и неблагоразумным человеком. Его лицо кое-где шелушилось и выглядело болезненно. Он был раздражителен и неуютен для окружающих, и как подумал Марти, лишен самообладания. Тактичность должна стать девизом сегодняшнего дня, если он хочет завоевать доверие этого человека.
— Как дела, все в порядке? — спросил Марти.
Галифакс пожал плечами.
— Выправятся, — сказал он неохотно, оторванный от своего занятия. — Много регулярных клиентов в это время в отпуске.
Он уставился на Марти.
— Я вас знаю?
— Да. Я был здесь несколько раз, — солгал Марти. — Из-за клубники для мистера Уайтхеда. Вот почему я и пришел. Обычный заказ.
Галифакс ничем не выдал своего удивления; он поставил поднос персиков, который держал в руках, на землю.
— Извините. Я не обслуживаю мистера Уайтхеда.
— Клубника, — подсказал Марти.
— Я слышал, что вы сказали, — ответил Галифакс вспыльчиво, — но я не знаю никого с таким именем. Вы, должно быть, ошиблись.
— Вы меня помните?
— Нет, не помню. Теперь, если вы желаете что-то купить, вас обслужит Тереза, — он кивнул в сторону своего магазина. — Я хочу закончить здесь прежде, чем испекусь на этом солнце.
— Но я полагал взять клубники.
— Вы можете взять ее сколько угодно, — сказал Галифакс, простирая руки. — У нас ее навалом. Спросите Терезу.
Марти чувствовал, как растет разрыв между ними. Человек не собирался отступить ни на дюйм. Он попробовал последний намек.
— Вы не собрали комплект для мистера Уайтхеда? Обычно вы их пакуете для него.
Эта значительная деталь, казалось, убрала праздность с лица Галифакса. Но расцвело сомнение.
— Слушайте… — сказал он, — я не думаю, что вы совсем не понимаете… — его голос упал, хотя никого в саду, кто бы мог подслушать, не было, — Джо Уайтхед мертв. Вы не читали в газетах?
Большая оса высадилась на руку Галифакса и начала продираться сквозь волосы. Он позволил ей спокойно ползать.
— Я не верю всему, что прочитываю в газетах, — ответил спокойно Марти. — А вы?
— Я не знаю, о чем вы говорите, — ответил тот.
— О его клубнике, — сказал Марти. — Я за этим и пришел.
— Мистер Уайтхед мертв.
— Нет, мистер Галифакс, Джо не умер. Вы и я, мы оба это знаем.
Оса поднялась с руки Галифакса и заметалась в воздухе между ними. Марти отмахнулся от нее; она вернулась, гудя громче.
— Кто вы? — спросил Галифакс.
— Телохранитель мистера Уайтхеда. Я вам говорил, что был здесь раньше.
Галифакс снова нагнулся к подносу с персиками, несколько ос роились около вмятины на одном из них.
— Извините, ничем не могу вам помочь, — сказал он.
— Вы уже отдали их, что ли? — Марти положил руку на плечо Галифакса. — А?