Бенджамин Перси - Красная луна
— Сначала она пожирала других, — сообщает Высокий Человек, махнув в сторону острова «глоком», — а теперь принялась за саму себя.
Среди костей примостилась огромная обезьяна. Всклокоченная рыжая шерсть не в состоянии прикрыть страшную худобу. Сморщенная морда похожа на лицо старика. Зверь глодает собственную руку, даже с такого расстояния видно проглядывающую сквозь мех белую кость.
— Что угодно, лишь бы выжить. Удивительная целеустремленность. — Высокий Человек мерзко улыбается, и туго натянутая обгоревшая кожа на его голове, кажется, вот-вот лопнет. — Но ей осталось недолго. Похоже, конец уже близок.
— Вы шли за мной следом?
— Из леса? Да, шел. Очень удивился, увидев тебя там. Но, Клэр, я уже долго иду за тобой по пятам. — Он дотрагивается до щеки. — Хочу как следует отблагодарить твоего отца за то, что он со мной сотворил. У меня повреждены нервные окончания. Представь себе, я постоянно чувствую себя в огне. Все это время я непрестанно горю.
Нужно стрелять. Достать револьвер и выстрелить. У Клэр чуть кружится голова, как несколько минут назад на скале над пропастью. Чуть двинься — и умрешь, однако и ее противник точно в таком же положении, они оба могут погибнуть. Но девушку сковал по рукам и ногам его взгляд. Она словно бы попала в какую-то бесконечную петлю. Глаза у Высокого Человека темно-карие, почти черные. Полное отсутствие света. Но они все видят. Рука Клэр дергается, и ее враг тут же поднимает пистолет и прицеливается.
Обезьяна на острове заметила их и громко вопит. Животное подскакивает к берегу и шлепает здоровой передней лапой по воде, пытаясь привлечь к себе внимание. Высокий Человек поворачивается. Обезьяна подпрыгивает, описывает на берегу круг и снова бьет по поверхности пруда.
Гораздо проще действовать, когда он не смотрит. Вместо его лица Клэр видит лицо Мириам, отца, матери, Мэтью. Это придает ей сил.
Обезьяна снова издает вопль, а Высокий Человек подносит палец к губам и говорит: «Тсс». Не отнимая пальца от губ, поворачивается к Клэр. Словно бы хочет утихомирить и девушку, и ее револьвер.
Внезапно Клэр вспоминает, как ее пули свалили на землю деревце возле коттеджа Мириам. И Высокий Человек падает почти так же.
Великан рухнул лишь после пятого удара. Он все еще жив. Дыхание со свистом и бульканьем вырывается из дырок в груди и шее. Словно рухнувшие старинные часы, он лежит посреди прихожей, а вокруг толпятся Американцы. Они шутят («Посмотрите, какой здоровый кусок мяса!») и спрашивают, где Балор. Гигант не отвечает, лишь отводит рукой ружье, которое Макс нацелил ему в лицо. Но поздно. Раздается громовой выстрел, и рука со стуком падает на пол.
Американцы методично прочесывают все комнаты на первом этаже, убивают еще двоих ликанов. Идут вверх по лестнице. Кто-то стреляет с площадки, и они закидывают туда гранату. Сыплется штукатурка. Потолок рассекают трещины. В облаке пыли Американцы поднимаются на второй этаж. Сверху лестница перегорожена металлическими воротами, такие же ворота закрывают и вход в хозяйскую спальню. Но они взрывают их при помощи си-четыре.
Балор сидит на ореховой кушетке с украшенной резными цветами спинкой, на бархатных зеленых подушках. Верхние пуговицы белой льняной рубашки расстегнуты, обнажая седые волосы на груди. Закинул ногу на ногу и сложил руки на коленях. Макс разочарован. Старик не бросается на них, не съеживается на своей кушетке: просто сидит, уставившись в пустой камин. Американцы окружают его. Тогда он поднимает лишенный всякого выражения взгляд, не обращая никакого внимания на нацеленные со всех сторон ружья, и заглядывает каждому в глаза.
— Мы все-таки добрались до тебя, — говорит Макс.
— Да. Полагаю, что так. — Старик со вздохом переводит взгляд обратно на камин. — Уже слишком поздно, ты знаешь об этом?
— Слишком поздно для чего?
— Увидишь. Теперь уже совсем скоро. Все уже завертелось.
Один глаз у старика серебристо-зеленый, словно полынь, а другой напоминает багровый синяк.
— Я раньше тоже был таким, как ты. Но потом кое-чему выучился. Разговоры — это одно, а поступки — совсем другое. — (Макс наклоняется и вытаскивает из сапога нож.) — Если хочешь ударить посильнее, поменьше болтай.
Лезвие ножа отбрасывает на кушетку солнечный зайчик. Макс поворачивает нож, и пятнышко яркого света ползет по подушкам, по бедру Балора, по его боку, лицу и наконец останавливается на слепом глазе, который на мгновение вспыхивает умирающей звездой.
В сарае они находят бензин. Льют его на стены, ковры, лестницы. От запаха бензина слезятся глаза и кружится голова. Американцы давятся смехом и кашлем.
Они льют бензин на пол в прихожей, на крыльцо, на дорожку.
— Пора навести порядок! — С этими словами Макс чиркает спичкой.
Сине-оранжевое пламя быстро охватывает поместье.
Лопаются стекла в окнах, огненные языки лижут почерневшую кирпичную кладку. Летят искры. В огненной вспышке с грохотом рушится внутрь крыша. Американцы пятятся от нестерпимого жара. Солнце заволакивает дымом. Довольный Макс гладит новый скальп на своем поясе, длинные седые волосы на нем блестят серебром.
Сколько человек погибло? Что с Клэр? Его преследуют или нет? Патрик ровным счетом ничего не знает. Видимость в лесу не очень хорошая, еще толком не рассвело. Вокруг переплетаются стволы деревьев, поросшие мхом и грибами.
Патрик проверяет, сколько осталось патронов в «ругере». Один. Хватит, чтобы всего лишь раз ужалить противника. Гэмбл старается не думать, в какую угодил передрягу. Внизу темнеет небольшая низина с черным обгорелым следом от костра посередине. Когда-то сюда приходили подростки, пили пиво, курили, крутили шуры-муры. Повсюду валяются окурки, выцветшие пакеты из-под чипсов и использованные презервативы. Под ногой громко и жалобно хрустит банка из-под энергетического напитка, и Патрик вздрагивает.
На коре дерева в низине просто нет живого места: тут вырезаны разные имена, сердечки, обещания. Посреди всего этого кто-то большими буквами нацарапал: «Идите вы со своей дурацкой любовью и прочим дерьмом». В отдалении еще гремят выстрелы. И Гэмбла на мгновение охватывает нестерпимая ненависть — к людям в целом, к их жажде разрушения.
А ведь это им он вознамерился отдать вакцину — тем самым людям, которые расстреливают из автоматов лагерь, истребляют кучку ликанов и срезают у них скальпы, пишут всякие мерзости среди любовных признаний.
На земле в числе прочего мусора валяется разбитый розовый мобильник. И тут Патрика осеняет: вот как его нашли. Он скидывает рюкзак, выуживает оттуда спутниковый телефон, кладет его на бревно и вытаскивает из костра острый камень. Заносит его над телефоном, но медлит. Этот прибор — единственное, что связывает его с окружающим миром. Но что его ждет? Строй фотографов, камера для допроса. И Гэмбл с криком разбивает телефон на сотню блестящих осколков.
Уничтожить и вакцину тоже? Он вытаскивает пузырек из шерстяной шапки.
И тут позади громко хрустит ветка.
Патрик стремительно разворачивается. Но за спиной лишь изрисованное дерево. Оно сгнило изнутри, сделалось полым и теперь будто наблюдает за ним мертвым глазом дупла. Гэмбл засовывает пузырек обратно, закидывает рюкзак на плечо и осторожно обходит ствол с пистолетом наготове, не снимая пальца с курка.
Навстречу ему выходит мужчина в шлеме и военной форме.
Патрик, отпрянув, вскидывает пистолет, а незнакомец вздергивает на плечо ружье. Они некоторое время смотрят друг на друга сквозь прицелы, а потом медленно опускают оружие.
— Ты знаешь, кто я? А ну, докладывай, рядовой Гэмбл!
Патрик узнаёт этого человека не сразу: во-первых, мешает борода, а во-вторых, трудно представить его в таких обстоятельствах. А потом все встает на свои места — голос, это лицо, которое он столько раз видел по телевизору и в газетах. Может, нужно отдать честь?
— Так точно, сэр. Знаю. Вы — наш президент, Чейз Уильямс.
— Ну что, рядовой Гэмбл! Мы с тобой должны были сфотографироваться в Республике. Но ты меня не дождался. Ускользнул. Как и вчера. И как десять минут назад, когда мы пытались тебя вызволить. Вечно ты ускользаешь в самый нужный момент. — Чейз улыбается одними губами. — Вакцина у тебя?
Патрик долго не отвечает, но потом все-таки кивает.
— И документы? Записи профессора Десаи? А его ноутбук? Ты говорил, он тоже у тебя?
Патрик снова кивает.
Президент улыбается во весь рот.
— Молодец, рядовой! Я тебе очень благодарен. И вся страна будет благодарна. Да что там страна — все человечество.
Выстрелы наконец-то стихли. Патрик по-прежнему молчит.
— Ты, конечно, волнуешься, что нарушил правила. А знаешь что? Я и сам люблю нарушать правила. Обещаю, я сделаю так, что тебя не накажут. А, наоборот, наградят. Журналисты, как водится, будут брать у тебя интервью. Мы с тобой им попозируем. Людям это понравится: им ведь сейчас как раз именно это и нужно — кого-нибудь восхвалять, и они будут восхвалять тебя.
