Дэниел Истерман - Девятый Будда
— Я уже слышал о Цевонге, — признался он. — В Калимпонге, в Индии.
Он аккуратно объяснил ей все, что знал об обстоятельствах смерти Цевонга. Он не упомянул лишь серебряный крестик, спрятанный на нем и найденный Мартином Кормаком.
Как только он закончил рассказ, раздался стук в дверь. Кристофер открыл ее и увидел сторожа.
— Человек, который вы искать, здесь, — сказал он на ломаном тибетском. — Он просить вас выйти улица. Не идти внутрь.
Чиндамани и Кристофер вместе спустились вниз. Через разбитые окна в коридор влетали вороны, тут же стремясь вылететь из них. Одна из двух собак, огромное создание желтовато-коричневого цвета с пятнами на спине, носилась взад-вперед, гулко лая. В своей увешанной иконами комнате дребезжащим голосом отец Антон бормотал что-то о деве Марии.
У входной двери стоял молодой лама, явно чувствовавший себя неловко. Пыль влетала со двора и крутилась у его ног. Он беспокойно переступал с ноги на ногу, словно не в силах стоять спокойно. У него было узкое, умное лицо, тонкое и аскетичное, как у всех монахов.
Чиндамани официально поприветствовала его. Он покраснел и низко поклонился, затем приблизился и протянул ей кхата, традиционный шарф, который она приняла с улыбкой.
— У меня нет шарфа, чтобы дать тебе взамен, — сказала она.
— Для меня вполне достаточно того, что я снова нахожусь в вашем присутствии, — ответил он с низко опушенной головой.
— А я очень рада видеть тебя, — ответила она. — У тебя есть шарф для моего друга Ка-рис То-фе? Он сын Дорже Ламы, ты должен уважительно обращаться с ним.
Молодой человек поднял голову и достал второй шарф, положив его на вытянутые руки Кристофера. Чиндамани передала ему только что полученный шарф, и он в свою очередь положил его на руки Церинга. Монах поклонился еще ниже и застыл так, ожидая разрешения сдвинуться с места.
— Пожалуйста, проходи внутрь и поговори с нами, — пригласила Чиндамани.
— Я предпочитаю остаться здесь, — ответил Церинг.
— Очень хорошо. Давай останемся здесь. Ты сделал то, о чем я просила?
Лама кивнул. Голова его двигалась на тонкой шее так, словно он был птицей, клюющей зерна. Он был одет в обычные желтовато-коричневые одежды ламы, но у него не было того подавленного и отсутствующего вида, которым отличалось большинство священнослужителей. На чем бы ни основывался его аскетизм, его причиной явно было не отвращение к жизни.
«Желтое монашеское одеяние не является защитой от людей». — Слова появились в голове Кристофера без приглашения.
Он вспомнил, что они вроде бы принадлежали Мартину Кормаку, когда тот говорил о брате этого человека.
— Что ты выяснил? — спросила она.
— Прежде всего, с вашего разрешения, я должен кое-что показать вам, — произнес монах.
Он указал на что-то лежавшее на земле в нескольких метрах от него. Это был небольшой кожаный мешок, грубо прошитый и затянутый шнуром. Он поднял его и молча вручил Кристоферу. Кристофер взял мешок — в нем находился какой-то почти круглый предмет, несколько неровный и довольно тяжелый.
— Откройте, — сказал монах.
Кристофер развязал неуклюжие узлы, затягивавшие мешок. Внутри была голова ребенка — лицо его было искажено и запачкано кровью. Кто-то сжалился и закрыл его глаза, но, в любом случае, Кристофер был в шоке от увиденного и едва не выронил жуткую ношу.
Чиндамани подошла к Кристоферу и тоже заглянула в мешок.
— Это Самдап? — спросил Кристофер, не уверенный в том, что он узнал мертвое лицо.
Чиндамани покачала головой.
— Нет, — прошептала она. — Это не Самдап.
Она повернулась к Церингу.
— Где ты взял это?
— Русский генерал Унгерн Штернберг наполнил такими головами целую комнату. Все мальчики того же возраста, что и Дорже Самдап Ринпоче. Генерал знает, что он здесь. Он ищет его.
Кристофер завязал мешок. Он задумался, куда бы деть его. Он остро ощутил даже не ужас, а абсурд происходящего.
— Ты поможешь нам найти его, прежде чем его найдет генерал? — спросила она.
— Думаю, что да. Один из моих друзей по школе состоит в революционной ячейке, организованной несколько лет назад человеком по имени Сухэ-Батор. Этот друг обо всем рассказывает мне, потому что я тибетец и потому что, по его мнению, у меня более либеральные взгляды, чем у большинства других. Вот уже несколько дней он находится в возбужденном состоянии, хотя и не говорит точно, в чем причина. Однако он все же рассказал мне кое-что, что кажется важным. Он сказал, что Унгерн собирает головы, что он ищет мальчика, кхубилгана, но не найдет его. Что мальчик в безопасности, но Унгерн не будет знать об этом, пока не будет слишком поздно. Он сказал мне, куда складывают головы, и мне удалось взять ту, что я показал вам. Там нет охраны, их просто бросают в комнату, чтобы они гнили там. Я принес вам как доказательство того, что мой друг говорил правду.
— Что такое «кхубилган»? — спросил Кристофер.
— Это трулку по-монгольски, — объяснил Церинг. Голос его был свежим, и тон его не был таким неестественно высокопарным, как у других тибетских монахов. — Разницы между двумя словами нет. Мой друг сказал «кхубилган геген», что означает «просветленное воплощение», так что я понял, что речь идет о ком-то очень важном. О ком-то вроде Майдари Будды.
— А твой друг сказал тебе, где прячут мальчика?
Церинг покачал головой.
— Нет. Но мне кажется, что я знаю, где собираются революционеры. На одной маленькой улочке в Та-Кхуре есть большая юрта. Я видел своего друга около нее несколько раз. Если это их центр, они вполне могут держать повелителя Самдапа именно там.
Кристофер задумался. Похоже, что Церинг был прав и что мальчик был здесь, в Урге, и ждал, пока Замятин сделает следующий шаг.
— А твой друг ничего не говорил про второго ребенка, который тоже является воплощением? О маленьком чужеземце?
— Я не понял. Вы имеете в виду трулку, как Дорже Лама?
— Да. Он внук Дорже Ламы. Он мой сын.
Лама снова покачал головой.
— Нет, — ответил он. — Он упоминал только кхубилгана. Я думаю, что он имел в виду тибетца. Он ничего не говорил о трулку-чужеземце. Извините.
Чиндамани взяла Уайлэма за руку и крепко сжала ее.
— Он здесь, Ка-рис, я уверена. Пожалуйста, не волнуйся.
Он в ответ стиснул ее руку.
— Я знаю, — ответил он. — Но сейчас, когда мы так близко к ним, я начинаю нервничать.
Он повернулся к Церингу.
— Когда мы сможем заглянуть в эту юрту?
— Это должно быть скоро. У нас не много времени.
— Почему?
— Госпожа Чиндамани объяснит вам.
Кристофер озадаченно посмотрел на нее.
Лицо Чиндамани стало серьезным. Она мягко прикусила губу.
