Юлия Басова - Ловушки памяти
Однако у меня есть обязательства перед другими людьми, и их никто пока не отменял. Прочь лирику, прочь хандру. Жить нужно не только для себя. Самый верный способ сделать свою судьбу правильной – помочь кому-то.
Самолёт плавно приземлился в Шереметьево. Выйдя из зоны прилёта, я сразу увидела Филиппа. Он очень похудел за то время, пока я его не видела. Под глазами пролегли тёмные тени, лицо осунулось и подурнело, а взгляд был как у побитой собаки.
Я бросилась к нему:
– Как хорошо, что ты приехал, Филипп!
Моруа слабо улыбнулся:
– Теперь, когда я вижу тебя, мне стало ещё больнее. Но я счастлив.
Я с жалостью посмотрела на парня и стала прикидывать, где лучше всего провести «обряд» отлучения. Должно быть, следует отыскать тихое местечко, заманить Филиппа в лес или в пустынное жилище. А что, если не мудрить? Что, если сделать это прямо здесь, в огромном зале аэропорта, олицетворяющем собой надежду на новую, более счастливую жизнь? Я оглянулась по сторонам. Вокруг, словно муравьи в муравейнике, сновали люди, занятые своими собственными заботами и мыслями, и никому дела не было до нас.
– Подойди ко мне, – хрипло приказала я парню, вытянув вперёд руки.
Он сразу же повиновался, с надеждой глядя на меня.
Я притянула его к себе и прикоснулась губами к его дрожащим от волнения губам. Он весь затрепетал и схватил меня за плечи. Его рот полуоткрылся, и я, как и просила его мать, Карин, выдохнула:
– Адверсо флумин!
Стало страшно оттого, что я могла исказить звучание этих слов или сказать их не в той последовательности, тем самым всё испортив. Однако эффект от первой фразы был налицо: Филипп отшатнулся от меня и стал с удивлением оглядываться по сторонам.
Я не стала дожидаться, пока он окончательно опомнится, и заорала прямо ему в лицо:
– Жустус Дивизус!
Моруа молча смотрел на меня, что-то усиленно пытаясь понять. Наконец он пробормотал:
– Знаешь, ещё совсем недавно я зачем-то хотел расстаться со своей жизнью…
Я улыбнулась:
– По глупости, наверное. Но ты ведь больше этого не желаешь?
– Неет, – парень испуганно мотнул головой. – Не пойму, что со мной происходит… Всё стало совсем по-другому. Пойдём, я провожу тебя до машины, Мила!
Я с облегчением вздохнула, придя к заключению, что всё самое страшное для Филиппа уже осталось в прошлом. Заклятье и правда возымело своё действие. В глазах Моруа читалось что угодно: удивление, озабоченность, но только не любовь!
– Иди, Филипп! Я немного побуду в аэропорту и тоже поеду. У меня здесь кое-какие дела, – соврала я и тепло улыбнулась парню – когда совершаешь добрый поступок, на душе становится очень хорошо и спокойно.
– В машине нас ждёт мама, – проявил неожиданную настойчивость Филипп, – она просила тебя доставить во что бы то ни стало.
– Ну, если Карин… – насмешливо протянула я, – то, что ж, деваться некуда…
Филипп, с беззаботной улыбкой на лице, забрал из моих рук дорожную сумку и решительно направился к выходу из здания аэропорта, с явным интересом разглядывая всех девчонок, попадающихся нам на пути. У меня не осталось ни малейшего сомнения – он излечился от своего любовного недуга и теперь будет жить нормально.
Мы вышли на улицу и двинулись к стоянке. От одной из машин отделилась тёмная фигура и бросилась к нам. Несомненно, это была Карин – бледная, взлохмаченная, взволнованная. Она подбежала к Филиппу и схватила его за лицо двумя руками, с тревогой вглядываясь в глаза сына. Он улыбнулся ей – спокойно и уверенно, окончательно доказав, что с ним всё в порядке. Женщина зарыдала – громко, не стесняясь своих чувств, не стыдясь своей слабости, и обратила ко мне взгляд, полный безграничной благодарности.
Мы втроём долго молчали – Карин, в обнимку с Филиппом, и я – чуть поодаль, в стороне. Наконец женщина тихо произнесла:
– Спасибо, Мила. Я уже и не надеялась.
– Знаю, – кивнула я, – и мне было нелегко, поверьте. А теперь – словно камень с плеч.
– Только не расслабляйся, прошу тебя. В твоём случае это даже опасно, – предупредила Карин и, оторвавшись от своего сына, радушно пригласила:
– Садись в машину. Довезу тебя домой.
– Спасибо, – поблагодарила я и устроилась на заднем сиденье.
Опасно, опасно… Плевать мне на опасности! Я сжала зубы и уставилась в окно, наблюдая за сменяющимися пейзажами.
– Карин, – окликнула наконец я даму, – почему Филипп не появлялся на занятиях? Мы несколько недель не могли до него дозвониться?
– Его чувства к тебе были настолько велики, что он решил покончить с собой, – невозмутимо ответила Карин, не отрывая взгляда от дороги.
– Что? Я думала, это всего лишь шутка, – прохрипела я, не веря своим ушам, и сразу же обратилась к Филиппу:
– Твоя мать говорит правду?
– Да, – спокойно подтвердил парень, развернувшись ко мне всем корпусом с переднего сиденья, – после того как в университете во всеуслышание заявили о твоём скором отъезде с этим режиссёром, мне стало очень больно. Будто внутри сломалось что-то, надорвалось.
– Но это не повод, – растерянно возразила я, всматриваясь в лицо Филиппа, – тем более я не люблю…
– Знаю, ты не любишь Николая, – кивнул парень, – но именно там, в Лондоне, ты должна была встретить того, кого полюбишь по-настоящему. И я это увидел. А потому жить больше не захотел.
– И воткнул себе в живот огромный тесак, – неожиданно закончила Карин. Её лица не было видно, потому что она сидела ко мне спиной, но я понимала, чего ей стоило вспоминать недавние события и так спокойно говорить об этом со мной.
– Но почему вы не позвонили мне? – воскликнула я.
– А что бы это изменило? – возразила дама. – Ты же не врач!
– Но я бы могла произнести заклинание, что вы мне подсказали…
– Заклинания нужны живым, а мой мальчик… – Карин всё-таки не выдержала и разрыдалась в голос. Её плечи затряслись, и она на мгновение выпустила руль.
– Эй, мам, – встревоженно произнёс Филипп, – не надо так. Прижмись к обочине, я поведу.
Как ни странно, женщина не стала спорить и послушно выполнила просьбу сына. Парень выскочил из машины и помог матери подняться со своего места. Он бережно подхватил её за плечи и усадил рядом со мной, на заднем сиденье.
Мадам Моруа слабо улыбнулась мне сквозь слёзы и тихо сказала:
– В общем, мне огромных трудов стоило вернуть своего сына к жизни, Мила. Он действовал в духе своих предков самураев, понимаешь? Этот нож, воткнутый в живот, наверное, всю жизнь будет стоять у меня перед глазами. Не представляешь, сколько средств я перепробовала, сколько слёз пролила над моим мальчиком, но всё-таки смогла вылечить эту рану.
– А мы-то с Антоном гадали, что могло случиться, – невпопад пробормотала я, – каждый день интересовались у ребят из иностранной группы – где Филипп… А он…
