Дин Кунц - Призрачные огни
Он включил передние фары и выехал с автостоянки на шоссе.
Рулевое колесо казалось чужим его изуродованным, чудовищным рукам. Вождение автомобиля, которое должно было быть для него таким же привычным, как ходьба, сейчас стало совершенно необычным действием, да и очень трудным, он едва справлялся. Он покрепче сжал руль и сосредоточился на шоссе, убегающем вперед от дождя.
Шорох шин и монотонное постукивание «дворников», казалось, вели сквозь сгущающуюся тьму навстречу его особой судьбе. Однажды, когда на короткое мгновение к нему вернулся весь его интеллект, он подумал о Уильяме Батлере Йитсе9 и вспомнил заключительные строки из стихотворения этого великого поэта:
Какой жестокий зверь, в его судный час,
Идет сутулясь, в Бетлехем, чтобы вновь родиться?
Глава 32
Цвет розового фламинго
Днем в среду, после встречи с доктором Истоном Золбергом в университете, детективы Джулио Вердад и Риз Хагерсторм, все еще на больничном, поехали в Тастин, где находилась главная контора Шэдвея по продаже недвижимости. Она располагалась в обширной квартире на первом этаже трехэтажного здания в испанском стиле с синей черепичной крышей. Джулио сразу заметил машину слежения. То был неприметный грязно-зеленый «Форд», пристроившийся у обочины за полквартала от конторы, откуда сидевшим в нем были хорошо видны и сама контора, и дорожка, служащая для парковки. В «Форде» сидели два парня в синих костюмах. Один читал газету, второй – наблюдал.
– Федеральные агенты, – заметил Джулио, когда они в первый раз проезжали мимо «Форда».
– Люди Шарпа? Бюро по оборонной безопасности? – поинтересовался Риз.
– Наверное.
– И не скрываются, смотри-ка!
– Думаю, они не рассчитывают, что Шэдвей здесь появится, – предположил Джулио. – Но они должны все сделать по правилам.
Джулио поставил машину так, что между ними и «Фордом» оказалось еще несколько машин. Это давало им возможность наблюдать за наблюдателями, не выдавая себя.
Риз много раз сидел в засаде вместе с Джулио, и для него процесс наблюдения не был такой мукой, какой мог бы быть с другим напарником. Джулио был человеком интересным, сложным, и с ним можно было говорить часами. Но если им не хотелось разговаривать, они могли долго молчать, не испытывая от этого неудобства – один из верных признаков настоящей дружбы.
В эту среду днем, пока они наблюдали за зеленым «Фордом» и за конторой Шэдвея, они говорили об Эрике Либене, генной инженерии и вечной мечте о бессмертии. Такой мечтой одержим был не только Эрик Либен. Несомненно, глубокая тоска по вечной жизни, по возможности победить смерть мучила человечество с той самой поры, когда первые представители рода обрели зачатки сознания и разума. Тема была особенно болезненной для Риза и Джулио, потому что оба стали свидетелями смерти своих любимых жен и так и не смогли полностью смириться с потерями.
Риз сочувствовал мечте Либена и даже мог понять, почему ученый решил провести на самом себе опасный генетический эксперимент. Верно, опыт не удался: два убийства и чудовищное распятие одной из убитых девушек доказывали, что Либен вернулся из могилы не вполне человеком, поэтому его надо остановить. Но страшный результат и безрассудство его эксперимента все-таки не исключали сочувствия. Все люди, женщины и мужчины, – братья и сестры в борьбе с ненасытным голодом могилы.
Погода портилась, солнце спряталось за темно-синие облака, и Риз почувствовал грусть. Она могла бы захватить его целиком, не находись он при исполнении служебных обязанностей, но он таки был на работе, несмотря на то, что взял отпуск по болезни.
Как и агенты Бюро, они не ждали, что Шэдвей покажется здесь, но им хотелось вычислить хотя бы одного служащего, работающего у него в конторе. Время шло, несколько человек зашли в дом и вышли оттуда, но особенно выделялась среди них высокая тонкая женщина со взбитой прической, чья угловатая худоба аиста подчеркивалась обтягивающим платьем цвета розового фламинго. Это был не бледно-розовый, не просто розовый, а яркий, огненно-розовый цвет. За это время она уже дважды отвозила куда-то пожилые пары на их собственных машинах. По-видимому, показывала клиентам подходящие дома. Ее собственная машина, с особым номерным знаком с надписью REQUEEN, что скорее всего означало «Королева недвижимости», «Кадиллак» канареечного цвета, так же легко запоминалась, как и сама владелица.
– Опять она, – заметил Джулио, когда женщина вернулась со второй парой.
– Такую в толпе не потеряешь, – согласился Риз.
Без десяти пять она снова вышла из конторы Шэдвея и поспешила, как испуганная птица, к своей машине. Джулио и Риз решили, что она, по-видимому, собралась домой. Оставив агентов Бюро ждать появления Бенджамина Шэдвея, они последовали за желтым «Кадиллаком» по Ист-стрит к Ньюпорт-авеню и дальше, к Кован-Хейтс. Она жила в двухэтажном оштукатуренном домике, крытом дранкой, с множеством балкончиков красного дерева, стоящем на довольно крутой улице.
Когда «Кадиллак» розовой леди скрылся за дверью гаража, Джулио припарковал машину у дома. Он вышел, чтобы проверить содержимое почтового ящика – преступление по федеральным законам, – рассчитывая узнать имя женщины. Через несколько секунд вернулся в машину и сообщил:
– Теодора Бертлезмен. По-видимому, откликается на Тедди, потому что так было написано на одном из писем.
Они подождали минуты две, затем подошли к двери, и Риз нажал кнопку звонка. Летний ветерок, теплый, несмотря на хмурое небо, легко шевелил цветы, окружающие дом, – бугенвиллеи, алый гибискус и душистые звездочки жасмина. На улице было тихо, покойно, все звуки внешнего мира устранялись самым эффективным из известных человеку фильтров: большими деньгами.
– Надо было и нам заняться продажей недвижимости, так я думаю, – сказал Риз. – И какого черта я решил стать копом?
– Ты, верно, был копом в своей предыдущей жизни, – сухо ответил Джулио, – в другое время, когда это было выгоднее, чем продавать недвижимость. Ты просто пошел по проторенному пути, не сообразив, что ситуация изменилась.
– Попал в петлю кармы, так?
Через секунду дверь открылась. Аистоподобная женщина в платье цвета розового фламинго посмотрела сверху вниз на Джулио и только слегка снизу вверх на Риза. Вблизи она меньше напоминала птицу и была очень впечатляющей. Наблюдая за ней с большого расстояния, Риз не мог видеть фарфоровую чистоту ее кожи, удивительные серые глаза и скульптурную четкость черт. Ее взбитые волосы, которые с расстояния в пятьдесят футов казались покрытыми лаком, окаменевшими, вблизи оказались густыми и мягкими. Она осталась такой же высокой, такой же худой и такой же яркой, как и раньше, но она явно не была плоскогрудой, и ноги у нее были что надо.
