Клайв Баркер - Проклятая игра
Он ждал. Шум, похожий на выстрел, прозвучал в его голове. Он открыл глаза, ожидая увидеть снег, падающий на голову, отделенную от шеи, но нет. В центре площадки один из солдат упал на колени, его грудь была разорвана выстрелом из одного из верхних окон монастыря. Мамулян поглядел на него. Солдаты толпились по краям площадки; выстрелы прорезали снегопад. Командующий офицер, раненый, неуклюже свалился на печку и его меховая куртка вспыхнула. Пойманные в ловушку за деревом, два солдата были подкошены пулями, осели, переплелись друг с другом, как два любовника под ветвями.
— Прочь, — прошептала Кэрис повелительно. — Быстро. Прочь.
Он пополз по-пластунски между покрытых инеем камней, пока стороны сражались друг с другом над его головой, едва ли веря, что он пощажен. Никто и взгляда на него не бросил. Безоружный и худой, как скелет, он не был никому опасен. Только будучи вне площади, забившись в укромный угол монастыря, он передохнул. По ледяным коридорам заструился дымок. Неминуемо, все это место подожжет одна или другая сторона, может быть, и обе. Все они были глупцы, никого из них он не любил. Он начал выбираться через лабиринт построек, надеясь найти выход и не наткнуться на кого-нибудь из заблудившихся фузилеров.
Уже далеко от места схватки он услышал позади себя шаги ног, обутых в сандалии, а не ботинки, — кто-то шел за ним. Он обернулся к преследователю лицом. Это был монах, черты его тощего лица выдавали аскета. Он схватил сержанта за разлохмаченный воротник рубашки.
— Ты — богоданный, — сказал он. Он запыхался, но хватка у него была крепкая.
— Оставь меня в покое. Я хочу уйти отсюда.
— Сражение уже во всех зданиях, нигде не безопасно.
— А я рискну, — ухмыльнулся сержант.
— Ты был избран, солдат, — ответил монах, все еще цепляясь за него. — Случай появился ради тебя. Невинный мальчик рядом с тобой умер, а ты выжил. Ты не понимаешь? Спроси себя, почему?
Он попытался оттолкнуть монаха — смесь ладана и старого пота была отвратительной. Но тот держался крепко, и торопливо говорил:
— Здесь есть тайные ходы, под кельями. Мы можем ускользнуть туда и спасемся от бойни.
— Да?
— Конечно. Если ты поможешь мне.
— Как?
— Мне надо спасти рукопись, работу всей жизни. Мне нужны твои мышцы, солдат. Не беспокойся, ты получишь кое-что взамен.
— Что есть у тебя из того, что мне нужно? — спросил сержант. Чем мог обладать этот дикий самобичеватель?
— Мне нужен ученик, — сказал монах. — Кто-то, кому я могу передать свое учение.
— Ну поделись своим духовным руководством.
— Я многому могу тебя обучить. Как жить вечно, если ты этого хочешь, — Мамулян рассмеялся, но монах продолжал нести околесицу. — Как отнимать жизнь у других и забирать ее себе. Или, если хочешь, отдавать мертвым и возрождать их.
— Нет уж.
— Это старая мудрость, — сказал монах. — Но я открыл ее заново, прочел, написанную на простом греческом. Тайны, которые были древними еще тогда, когда эти холмы были детьми. Такие тайны.
— Если ты можешь все это, то почему ты не Царь Всея Руси? — поинтересовался Мамулян.
Монах отпустил его рубашку и поглядел на солдата с презрением, оно прямо-таки струилось из его глаз.
— Какой человек, — сказал он медленно, — какой человек с настоящим честолюбием в душе захочет быть просто Царем?
Ответ стер с лица солдата улыбку. Странные слова, чье значение — он спросил себя — очень сложно объяснить. Но в них было обещание, которое его смущение не могло отбросить. «Ну что же», — подумал он, — может быть, так и приходит мудрость; и топор ведь не упал на меня, не так ли?"
— Веди, — сказал он.
Кэрис улыбнулась: скупой, но блестящей улыбкой. В один миг, как взмахом крыла, зима исчезла. Зацвела весна, земля повсюду зазеленела, особенно над могилами.
— Куда ты? — спросил ее Марти. Было ясно по ее восторженному выражению, что обстоятельства изменились. За несколько минут она выдала ключи к человеческой жизни, которые позаимствовала в голове Мамуляна. Марти едва понимал суть всего происходящего. Он надеялся, что она сможет объяснить детали позже. Что это была за страна, что за война.
Внезапно она сказала:
— Я закончил. — Ее голос был легким, почти игривым.
— Кэрис?
— Кто это Кэрис? Никогда не слышал о нем. Может быть, умер. Они все, кроме меня, умирают.
— Что ты закончил?
— Курс обучения. Всему, чему мог, он меня обучил. И это было правдой. Все, что он обещал, все правда. Древняя мудрость.
— Чему он тебя научил?
Она подняла руку, обоженную, и вытянула ее.
— Я могу украсть жизнь, — сказала она. — Очень просто. Только подыскать место и выпить. Легко взять, легко дать.
— Дать?
— На время. Столь долгое, сколь захочу, — она подняла палец: — Бог — Адаму: «Да будет жизнь».
Он снова начал смеяться в ней.
— А монах?
— Что монах?
— Он все еще с тобой?
Сержант покачал головой Кэрис.
— Я убил его, когда он обучил меня всему, — ее руки вытянулись и принялись душить воздух. — Я просто задушил его однажды ночью, спящего. Конечно, он проснулся, когда почувствовал мою хватку на горле. Но не боролся, он не сделал ни одной, даже самой легкой попытки спастись.
Сержант глядел с лукавством, описывая это.
— Он просто позволил мне убить себя. Я едва поверил своей удаче: я планировал все неделями, боясь, что он прочтет мои мысли. Когда он умер так просто, я был в восторге, — лукавство неожиданно исчезло.
— Глупец, — пробормотал он ее губами. — Глупец, какой глупец.
— Почему?
— Я не разглядел ловушки, которую он поставил. Не увидел, как он все спланировал, воспитал меня как сына, зная, что я стану его палачом, когда придет время. Я так и не понял тогда, что был его орудием. Он хотел умереть. Он хотел передать свою мудрость, — это слово было произнесено уничижительно, — мне, чтобы затем я прикончил его.
— Почему он хотел умереть?
— Ты не понимаешь, как ужасно жить, когда все вокруг умирает! И чем больше проходит лет, тем сильнее мысль о смерти холодит твои внутренности, потому что, чем дольше ты избегаешь ее, тем хуже она тебе представляется. И ты начинаешь желать — о, как ты этого жаждешь! — чтобы кто-нибудь сжалился над тобой, кто-нибудь обнял тебя и разделил твой страх. И в конце, чтобы кто-нибудь ушел во мрак вместе с тобой.
— И ты выбрал Уайтхеда, — сказал Марти, почти шепотом, — также, как и ты был выбран, случайно.
— Все — это случай, и также ничего, — произнес спящий человек; затем снова горько засмеялся сам над собой. — Да я выбрал его, играя в карты. И затем я заключил с ним сделку.
