Дженни Джонс - Голубое поместье
За кратчайший миг Бирн успел увидеть в странном жестоком свете Алисию, Саймона и Питера Лайтоулеров, аккуратно пристегнутую семейную группу. Глаза их были открыты, но они не шевелились.
И тут машина вспыхнула огнем.
— Уцелевших нет, — сказал полицейский, лицо которого не скрывало потрясения.
Бирн не мог сказать ему, что они были уже мертвы. Он ограничился коротким:
— Я знал их. — И назвал имена.
— Адреса? — Полицейский вынул записную книжку. — Питер Лайтоулер жил в Красном доме в Тейдон-Бойс. У Алисии Лайтоулер была собственная квартира в Кембридже. — Том сумел бы назвать их адреса. Но он вышел из дела. — Она остановилась в гостинице «Колокол». Саймон, их сын, жил в Голубом поместье.
— А где это?
Бирн взглянул на него с удивлением.
— Там. — Он указал в сторону темных деревьев. — Следующий поворот налево.
— В Пирсинг-Хилл, вы хотите сказать? В одном из задних домов?
— Нет, это до поворота на Пирсинг-Хилл, в сотне ярдов отсюда.
— О, это вы про Шелковичное поместье? Там сегодня вечером было много хлопот.
— Шелковичное поместье?
— Тот большой дом у озера. Уродливый такой, потерей не назовешь.
— Что вы хотите сказать?
— Дом сгорел. Ничего не осталось. Пожарные только что уехали.
— А есть ли жертвы? — Бирн не мог сообразить, много ли времени провел вне поместья.
— Погибла только старая леди, все остальные спаслись. — Полицейский посмотрел на останки машины. — Не повезло этой семейке. Забавно иногда получается…
Бирн посмотрел на «эскорт». Он не нуждался в нем. Не говоря ни слова полицейскому, он скользнул между деревьями.
Уже совсем стемнело, и на небо высыпали звезды. В пробелах густого лиственного полога можно было видеть основные созвездия, яркие на светлых полях Млечного Пути.
Вдалеке ревела дорога. Рядом тихо шелестели птицы и мелкие млекопитающие, сам воздух вокруг был напоен жизнью. Крик совы заставил его подпрыгнуть, летучие мыши пролетали над головой. Бирн не знал, правильно ли идет, но в общем направление было выбрано верно. И он шел под деревьями и звездами.
Спустя какое-то время он заметил, что деревья поредели. Прогалины покрыла роса, и лес сделался более обихоженным.
И когда он уже было усомнился в том, что выбрал нужную дорогу, деревья расступились, и перед ним возникла живая изгородь из буков. Еще немного, и он вышел на подъездную дорожку. Звезды осветили коттедж, который выглядел таким же прочным, каким он и оставил его. Бирн вошел внутрь и взял фонарь с подоконника.
Нерешительно он направился по дороге. Ничто не изменилось.
Дорожку вспарывали одуванчики, по ее обочинам по-прежнему высоко поднималась крапива вперемежку с репейником. Кое-где вроде были заметны следы, оставленные тяжелыми машинами. Должно быть, пожарными.
Потом он заметил розы, они мягко светились белыми айсбергами, и Бирн подумал, что поместье уцелело и полицейский ошибся.
Но дома больше не было. Оказавшись ближе, Бирн увидел, что черное пятно, окруженное белыми розами, нельзя было назвать неосвещенным домом. Поместье превратилось в руины. Почерневшие балки и брусья зубами вонзались в звездную ночь. Верхние два этажа полностью выгорели, оставив лишь пустую оболочку, наполненную пеплом и мусором. Повсюду царил запах обугленной древесины.
Бирн поднялся по ступеням к парадной двери, но она была закрыта. Пусть это и небезопасно, но он хотел выяснить, что случилось. Вдоль стен дома он направился к черному ходу, но там тоже нельзя было пройти.
Путь лежал лишь через библиотеку. Французские окна выдавило из рам, и они были приоткрыты. Бирн отодвинул их не без труда. Посреди мусора осталась какая-то дорожка, возможно, проделанная пожарными. Наносы мокрого черного пепла покрывали поломанную мебель. Он сделал еще несколько шагов и заметил на полу белое пятно, сверкнувшее в свете звезд.
Подобрав кусок бумаги, он повертел его и осветил фонариком.
Несколько строчек нот и стихи, которых он не узнал.
Словно лист, подхваченный вихрем,
Буря уносит меня…
Но, прежде чем она отнесет их к тебе
На черных крыльях раскаяния,
Я опишу на мертвом листе
Мучения моего разорвавшегося сердца.
Он отбросил бумажку в сторону. На грудах мусора и ломаной мебели можно было видеть другие странички с нотами.
Легкий ветерок влетел в пустые окна, и Бирн решил, что на него посыпался пепел.
Но это был не пепел, не мокрая грязь, оставшаяся от стен и мебели, а странички. С пустых балок на него сыпались страницы журналов и газет, книг и нот; они порхали вокруг как бледные бабочки, в головокружительном вихре опускаясь на грязный пол. Белое облако, редея, исчезало, погружаясь в густой слой липкой золы.
Слова и фразы обращались к Бирну в последний раз, властно требуя его внимания, — рожь, зелень, собственность, возлюбленная, сухостой, макияж, ад, завтра, бурный, перидот[58], три — и немели, рассеиваясь в черном всепрощающем пепле.
50
Бирн оставил поместье, выйдя сквозь разбитые двери, и, миновав террасу, вышел на лужайку.
Он медленно шел к саду.
И тут он увидел ее. Она сидела в высокой траве под одной из яблонь и, поджав к подбородку колени, разглядывала его.
Кейт. Бирн прошел сквозь невысокие древние деревца и опустился рядом с ней.
— Итак, все закончилось? — Теперь голос ее казался другим, более зрелым. — Дом разрушен, суд свершился.
— А что вы помните об этом?
— Я помню все, — ответила Кейт. — И никогда не скажу об этом ни слова. — Она все еще не смотрела на него.
— Я был там и видел это. — Тут он понял, что девушка еще не знает перемен в состоянии Рут. — Ваша мать поправляется. Произошло невероятное улучшение. Она хочет видеть вас.
Кейт охнула.
— Мама поправляется? Все будет в порядке?
— Ей лучше. Я видел ее. Все будет хорошо.
Кейт, не глядя, припала к нему. Он обнял ее — самую обычную, измучившуюся, перенапряженную молодую девушку, рыдающую от радости на его плече, и воспоминания о поместье отступили еще дальше.
Какое-то время спустя Кейт взглянула на него. Бирн отыскал в кармане платок и протянул ей.
— Что это у вас? — Она указала на его руку.
В ней был зажат газетный обрывок. Поглядев внимательно, он вспомнил про фонарик в кармане. Под расплывчатым снимком знакомого ему лица были строчки:
«Капитан Дэвид Кромптон, 38 лет, найденный на прошлой неделе мертвым в своей машине. По запросу коронера сделано заключение о самоубийстве.»