Артур Мейчен - Великое возвращение
В то же время все они ощущали необычайный душевный подъем, для описания которого у них попросту недоставало слов, но люди эти и не пытались уверять, будто хорошо понимают, что же в конце концов с ними приключилось, а вот опровергнуть их свидетельства было бы столь же трудно, как спорить с человеком, утверждающим, что вода мокрая и что огонь жжет.
«Это уж после, когда все погасло, я почувствовал, что тут что-то не так, — сказал один из них, — и поневоле, чтобы не свалиться с ног, ухватился за мачту, но не могу передать вам, что стало со мной, когда я дотронулся до нее. Никогда бы не подумал, что прикосновение к такой штуковине, как простая мачта, может быть приятнее, чем добрый глоток воды в минуту, когда у вас пересохла глотка, или чем мягкая подушка, когда вас тянет ко сну».
Мне известны и другие примеры подобного «состояния вещей», каковым термином я должен хотя бы приблизительно обозначить данный феномен, поскольку никак не могу подобрать для него более подходящего по смыслу названия. Думаю, всякий согласится, что если иметь в виду человека нормального, среднего здоровья, то столь же средний уровень воздействия явлений внешнего мира на его чувства может оставить его вполне равнодушным. Обычный шум — резкий скрип, визг автомобильного колеса, любое относительно грубое насилие над его слуховыми нервами будут просто раздражать его, в крайнем случае он воскликнет: «Черт побери!» С другой стороны, человек, чье душевное и физическое состояние по каким-либо причинам далеки от нормального, может буквально впасть в ярость оттого лишь, что кто-то слегка заденет его в уличной толчее, либо же от звонка дверного колокольчика или звука с треском захлопнутой книги.
Насколько же я мог судить по рассказам этих моряков, обычное воздействие на них самых простых вещей из внешнего мира вдруг становилось источником радостных эмоций. Их нервы были на пределе, но на том чудодейственном пределе, за которым становились доступными утонченные чувственные наслаждения. К примеру, привычное прикосновение к мачте корабля дарило человеку большую радость, нежели прикосновение тончайшего шелка к чьей-либо изнеженной коже; они пили воду и с первым же глотком застывали в изумлении как fins gourmets[8], которым вдруг довелось попробовать некое изысканнейшее вино; даже скрип корабельных снастей и вой ветра в парусах казался им столь же восхитительным, как ритмы и звуки какой-нибудь фуги Баха истинному ценителю музыки.
Что же касается внутреннего их состояния, то эти простые и грубые парни прежде были в той же мере, как и все мы, подвержены вспышкам гнева, зависти, между ними так же случались ссоры; но всему этому настал конец, когда они увидели сияние огненной розы — давние враги теперь обменивались сердечными рукопожатиями и со смехом вспоминали былые обиды и недоразумения.
«Не могу сказать, как это произошло и вообще что это было, — сказал один из них, — но если вам вдруг стал принадлежать весь мир, вся его красота и мудрость, как можно ссориться из-за каких-нибудь пяти пенсов?»
Церковь в Ллантрисанте являла собой типичный образец валлийских приходских храмов, какими они были до того, как подверглись грубому и порочному чужеродному вмешательству, получившему название «реставрации».
Земная юдоль наша есть обитель лжи, и из всех наших глупых измышлений нет ничего более странного и абсурдного, чем известная сказка о средневековых франкмасонах[9], которая тем не менее глубоко потрясла хладный разум историка Халлама. В сказке этой, если изложить ее кратко, утверждается, что достаточно долго, по крайней мере в период господства готической архитектуры, строительство и украшение церквей находилось в ведении странствующих гильдий так называемых «вольных каменщиков», обладавших многообразными профессиональными секретами, которые они и применяли повсюду, куда их только ни забрасывала судьба. Будь это нелепое утверждение справедливым, готика Кёльна напоминала бы готику Арля и тому подобное. Однако на деле готическая архитектура каждого округа даже в пределах одной какой-нибудь страны, не говоря уж о разных странах, имеет свои отличительные стилевые особенности. То же мы видим и в нашем случае. Арфон расположен на западе Уэльса, и его церкви несут на себе признаки и черты, достаточно сильно отличающие их от церквей восточной части этой страны.
В церкви Ллантрисанта между нефом и алтарем сохранилась древняя перегородка, в которой только крайние тупицы способны видеть всего лишь разновидность восточного иконостаса — родоначальницу завесы перед распятием, принятой в церквах Запада. Глухая стена делит здесь церковь на две части; в центре ее имеется узкий проход с закругленной аркой, сквозь которую те, кто сидит, обратившись к середине храмового пространства, могут видеть небольшой, устланный красным ковром алтарь и три сводчатых окна над ним.
Аналой установлен с внешней стороны стены; тор стоит посреди хора, расположившегося на скамьях вокруг. С внутренней стороны расставлены скамьи для членов привилегированных семей города и округа.
В то воскресное утро все прихожане расселись по своим обычным местам, однако на сей раз в обществе чувствовалось какое-то радостное возбуждение и нечто вроде напряженного ожидания — чего же? Этого они и сами не знали. Колокола перестали наконец звонить, и пастор запел псалом: «Владыка мой Боже, престол Твой...»
Но едва началось пение, как все те, кто занимал кресла возле внутренней стороны стены, сорвались вдруг со своих мест и устремились в главный неф. Они разместились там, кто где смог, а остальные прихожане с изумлением наблюдали за их действиями.
Никто толком не понимал, что случилось. Те, чьи места находились поближе к проходу между рядами, изо всех сил пытались заглянуть в алтарь, нов расположенных над ним окнах пламенел ослепительно яркий свет, и разглядеть что-либо было практически невозможно.
«Там будто повисла золотая пелена, вся изукрашенная разноцветными дорогими каменьями», — свидетельствовал позже один из прихожан; если говорить о стрельчатых окнах, выходящих на восток, к утреннему солнцу, то в них и впрямь все еще сохранилось какое-то число осколков старинного цветного стекла.
Но факт остается фактом: лишь немногие прихожане не расслышали голосов, снова и снова доносившихся из-за золотой пелены.
6. Сон Олвен
Состоятельные и почтенные господа, поспешно ринувшиеся в главный неф, позже никак не могли объяснить свое поведение. Они только чувствовали, что «непременно должны были перейти туда и как можно скорее» — то есть они словно бы подчинились какому-то таинственному повелению, которого не смели ослушаться. Но опять же — все, кто в то утро присутствовал на богослужении, были повергнуты в изумление, хотя, казалось бы, каждый из них мог уже воспринять все и заранее ликовал в сердце своем, ибо, подобно морякам, узревшим пламенную розу над морем, был с той самой минуты охвачен невыразимой, неописуемой и безотчетной радостью.
