Эрве Рихтер-Фрих - Бессмертные карлики
Наконец жара принудила его укрыться в маленьком, лежащем в стороне трактире. Он был не особенно элегантен, но зато прохладен и старомоден. Хозяин, старый метис, принес ему пенящуюся кружку пива на маленькую веранду, до которой не достигало еще солнце. Когда прохладный напиток, лучше которого, сказать кстати, не могло бы найтись в знаменитых пивных Мюнхена, был осушен, Фьельд вдруг заметил человека, понуро сидевшего за номером газеты «Пренса».
К своему удивлению, Фьельд узнал в нем боксера-негра, ехавшего с ним на пароходе «Киту-Мару».
Тяжелый огромный детина с невероятно добродушным лицом, вероятно, переживал какое-нибудь несчастье. Он оперся головой на руки, и по временам из его груди вырывались жалобные возгласы.
Встретив взгляд Фьельда, он узнал его и дружелюбно улыбнулся. День и ночь быстро сменяются в душе у чернокожего, и когда светловолосый исполин кивнул ему головой, он подсел к нему с бесконечными извинениями. По-видимому, что-то было у него на сердце, от чего он хотел облегчиться.
— Ужасный город, — сказал негр по-английски и положил свой увесистый кулак на мраморный столик.
Фьельд не был с ним совсем согласен. Но негр не дал ему ответить и разразился потоком слов.
— Мое имя Карсон, — сказал он, — Кид Карсон из Штатов… Я тренировал Демпси, и я победил Гарри Вильса… Мне принадлежит рекорд тяжести. Мне пишут из Лимы, что перуанский маэстро желает со мной сразиться. Я получаю вызов. Я ставлю мои условия. Дорога и две тысячи долларов. Мои условия приняты. Я еду. Я приезжаю сюда и являюсь. Здесь я — Кид Карсон, говорю председателю местного клуба бокса, который послал мне путевые деньги и составил контракт.
Он посмотрел мне пристально в глаза.
— Ты проклятый негр, — сказал он и плюнул.
— Джек Джонсон и сам Лангфорд тоже были негры, — сказал я, — а что касается силы, то…
— Мы не деремся с неграми, — сказал он и повернул мне спину.
— А контракт! — завопил я, и заметил, что мои кулаки начали сжиматься.
— К черту контракт! — сказал он и вытащил из кармана револьвер…
Что мне было делать? Я бью хорошо — но револьвер бьет лучше. Тогда я пошел к адвокату, очень важному господину, который говорил по-английски. Прежде всего он потребовал от меня пять долларов за совет. Затем он взял деньги и посоветовал уехать отсюда с первым пароходом. И когда я взглянул на него с легким удивлением, то он уже на этот раз задаром обругал меня и попросил убраться немедленно. Я страшно рассердился, но это ничему не помогло. Когда я хотел наброситься с кулаками на этого малого, он тоже начал играть с револьвером. Тогда я ушел. И теперь я сижу здесь, и в кармане у меня столько денег, что едва хватит, чтобы добраться до Кальяо.
Негр уныло смотрел перед собой. Этот, по-видимому, добрый малый чувствовал себя бесконечно оскорбленным и униженным жителями Лимы.
— Хотите воспользоваться случаем? — спросил Фьельд после минутного размышления.
— Каким угодно! — радостно воскликнул негр.
— Случалось ли вам путешествовать по горам?
— Мне?.. Кид Карсон — не самый обыкновенный негр. Мой отец был школьный учитель. Бедный, но грамотный человек из Невады. Летом я пас скот в горах. Благодаря этому я приобрел силу и выносливость.
— Мне нужен помощник и спутник, — прервал его Фьельд. — Преданный и сильный человек, который мог бы сопровождать меня в утомительное и опасное путешествие в Кордильеры…
Боксер вскочил и заплясал, как сумасшедший.
— Это как раз то, о чем я мечтал! — воскликнул он. — Бокс уже давно осточертел мне…
— Ну, там уж, наверно, найдется случай для проявления ловкости и силы.
— Чем больше, тем лучше.
— All right, — сказал Фьельд. — Ступайте за вашим багажом и приходите ко мне через час в гостиницу «Делигенсия», мы поговорим об условиях. Мы поедем на днях.
Так-то вот случилось, что Карсон, тяжелый боксер, победивший Гарри Вильса и в пятнадцать приемов сразивший Джека Виланда, отказался от своего ремесла и сделался верным спутником Йунаса Фьельда на путях его приключений в голубых горах.
9. «CIRCLE FRANCAIS»
Фьельд ощутил какое-то неприятное чувство, входя в холл французского клуба.
Все устройство и обстановка были, впрочем, прямо из Парижа. Английский клуб существовал для людей, которые давно изменили эстетике для комфорта. Но во французском клубе не думают прежде всего о членах, которых безжалостное время наградило толстыми животами и ревматизмами. Вообще, не заботятся о тех земных существах, которым стул нужен затем, чтобы сидеть на нем, а не затем, чтобы им любоваться. Французы охотно стоят и садятся осторожно и заботливо на причудливо-изогнутые стулья в стиле рококо, меж тем как мы, люди грешные, укладываем наши пуды в практичный аппарат, приспособленный для отдыха и оказывающий должное внимание весу и размерам.
Слабость перуанцев ко всему галльскому особенно проявлялась в обстановке клуба. Все было изящно, неудобно и приятно только для глаза. Но, когда позднее Фьельд в сопровождении своего хозяина вошел в большую столовую, где все сверкало серебром и белизной, он познакомился с французской кухней и с французскими винами, которые напомнили ему такие современные храмы обжорства, как «Four d'argent» или «La Perousse» в самом сердце Парижа. Тон общества был тоже насквозь французский. И, что еще подчеркивало сходство с французским клубом, тут было немало офицеров, в столь блестящих парадных мундирах этой страны, что им не поздоровилось, если бы они вдруг очутились на берегах Рейна. Это явление подтверждало тот факт, что вся армия в Перу была организована в духе генерала Фоша.
Ла Фуэнте был очень гостеприимным хозяином. Маленький перуанец пустил в ход все свои интернациональные качества. Он провел годы своей молодости в больших культурных центрах Европы и говорил безукоризненно на большинстве живых языков великих держав.
Но во всем его существе горела любовь к этому Перу, где уже веками жили и страдали его предки. Несмотря на старую кастильскую кровь, которая текла в его жилах, он все же чувствовал себя в родстве с первобытным народом, который был побежден жестокой волей его отцов. Это может показаться странным, но история инков была его святыней. В этом отношении он сумел оградить «Комерсио» от постороннего влияния, и его статьи об индейцах, их быте, их освобождении всегда блистали огнем неподдельной любви и вдохновения.
— Я бы очень хотел представить вас друзьям Сен-Клэра, — сказал Ла Фуэнте, когда они после обеда взялись за гаванские сигары. — Профессор был почетным членом клуба, и в Лиме нет ни одного человека, который бы не сожалел и не грустил о его потере… Ну… он был, правда, уже очень старый человек. Но он был еще удивительно крепкий и сильный. И, когда мы с ним прощались, никто из нас не мог подумать, что мы видим его в последний раз. Он сиял радостью исследователя, который отправляется в страну своей научной мечты.
