Анастасия Павлик - Харизма
- Я же сказала, - оставшись сидеть с непроницаемым лицом, я углубилась в чтение меню, - случается. Иногда.
По всей видимости, я таки здорово ушиблась головой, поскольку заказала зеленый чай.
Неужели я все еще пыталась держаться? Компост типа 'новый день - все с нуля'? А как же все те окурки в блюдце, которые я выносила из офиса в упаковке из-под колготок, а потом - в коробочке из-под скрепок, а потом - в файле? А все те матовые круги на столешнице, оставшиеся от чашек, чашек и чашек кофе? Пластыри на моей руке? Капельки слюны, вылетевшие изо рта Боснака в приступах негодования? Или Реньи наивно полагает, что последняя неделя - всего лишь безобидное помутнение?
Скрипя зубами, я смотрела в чашку.
На дне легкой, как перышко, чашки дрожал комок зеленых водорослей, потрескивающих лопающимися пузырьками воздуха. То, что в меню называлось 'императорским крупнолистовым зеленым чаем'. Наглая ложь, ребята.
Я поставила чашку на блюдце, отодвинула от себя и попросила у официантки меню.
- Вам не понравился чай? - спросил Багама, отхлебывая кофе.
Он не добавил в кофе ни сливок, ни сахара. Либо ему нравится горький бодрящий вкус, либо хочет струсить с себя шелуху сна. Скорее, первое. Багама не выглядел сонным. Напротив, он выглядел до тошноты бодрым.
- Кофеиновый пластырь, - объяснила я, листая меню. Как и с проклятым чаем, я пожалела о сказанном секундой позже.
Не поверите, но пока что я не встретила человека, у которого рот был бы больше моего. Теперь, закажи кофе, я предстану не в лучшем свете. Подсевшим на кофеин наркоманом, срывающим райский плод. Каким я, собственно, и являлась всю прошедшую неделю. Половину моей сознательной жизни.
Я остановила свой выбор на яблочном соке. Яблочный сок не вызывает толерантность, верно?
- Серьезно?
- Предельно, - кивнула я, не глядя на собеседника.
- И каково это?
Каково - что? Каково быть ходячей аппликацией?
Как говорит моя мамочка: 'Содержательный разговор требует исчерпывающих ответов'.
- Жизнеутверждающе, - я пожала плечами и скинула куртку с правого плеча, обнажая шесть пластыря, налепленных один за другим. Я могу всю себя заклеить пластырями, а толку-то?
Фактически, мы поменялись местами: теперь Багама задавал вопросы, а я отвечала на них. Хотел узнать меня лучше? Не смешите. Он не спешил переходить к главному, что ж, значит, и я не буду торопиться со срезанием жира с костей. Такие себе 'ля-ля тополя' утром.
- Ходите в Спортивный Клуб?
Я открыла рот рявкнуть: 'Откуда вы узнали?', но вспомнила о значке Клуба на сумке. Мускулистые ребята поощряют вас футболкой, потом дарят сумку. На вашей тонкой, хилой, дряблой шее - намыленная петля, затягивающаяся все туже и туже. Они хотят от вас больше, чем просто деньги. Они хотят заразить вас здоровьем и тонусом. Нарочно не придумаешь.
Я ответила:
- Бассейн.
- Вам нравится?
- Очень.
- Ваш энтузиазм заразителен, госпожа Реньи.
Что я могла на это сказать? Я вновь пожала плечами.
- Я хожу в Спортивный Клуб постольку, поскольку это необходимо. - Мне или Боснаку? Старый хитрый лис Боснак, ревущий наставления в свои огромные моржовые усы. Бассейн был его идеей. Если на то пошло, все было его идеей. - Это не обязательно должно доставлять мне удовольствие.
- Нет, обязательно. Иначе результата вам не видать, как собственных ушей.
Я нахмурилась:
- И что это означает?
Я не добавила 'черт возьми'. Вежливость, - ею должно быть пропитано все, что вылетает из вашего крикливого рта.
- Это означает, что у вас неправильная позиция.
- Что у меня неправильное, Багама, так это утро. Если вы не возражаете, я не хочу говорить на эту тему.
Он оставил право последнего слова за мной. Я оценила это. Багама не будет хромать всю оставшуюся жизнь, и у него на один палец больше. Право последнего слова, если на то пошло, было моим законным правом. Всегда и со всеми. Кто-то назовет это озлобленностью, кто-то отчаянием. Я называю это характером.
Принесли мой сок. В гранях высокого стакана танцевал солнечный свет. Официантка - любезная, как шлагбаум - одарила Багаму кокетливой улыбочкой. Сомневаюсь, что меня она вообще заметила. Багама улыбнулся ей, но его глаза оставались холодными, далекими. Привет, есть кто-нибудь дома?
Я поправила пальцы кожаных перчаток и попыталась взглянуть на Багаму глазами официантки. Это было сложно, потому что я знала об этом парне такое, от чего у этой жеманной сучки пропал бы дар речи.
Только друзья рассказывают вам страшные истории о себе, от которых у вас несварение и изжога. Друзья и клиенты.
Итак, если отбросить все, скажем, тревожные детали, кого я видела перед собой? Брюнет, высокий, широкоплечий, приятное, но лишенное выразительности лицо - он может запросто слиться с толпой. Идя по улице, вы скользнете по Багаме взглядом, подумаете что-то вроде 'о, хорошенький', но уже спустя секунду-другую забудете, как выглядел Тот Парень.
На Багаме была черная кожаная куртка, джинсы и демисезонные замшевые ботинки. Я заметила на кожанке счесанную кожу и решила не спрашивать, была ли я тому виной. Под курткой - серая футболка. Кожанка, джинсы, футболка и ботинки как у меня, только в мужской вариации. На запястье - массивные часы на кожаном ремешке.
Разумеется, Багама был привлекательным молодым человеком. Это не мешало ему убивать за деньги, а потом приходить ко мне, ложиться на софу, вытягивая ноги в пятисотых 'Левайсах' и грязных ботинках, и рыдать.
Мне везет с клиентурой. Что да, то да.
Я поняла, что слишком откровенно таращусь на него, и поспешила сказать:
- Надеюсь, я не обидела вас.
- Разумеется, нет, госпожа Реньи.
- Пожалуйста, просто Харизма.
- Как скажете, - Багама отхлебнул кофе и облизнул нижнюю губу, - Харизма.
В кармане куртки завибрировал мобильник. Я взглянула на мигающий экран. Кристина.
Остаться и поговорить при Багаме? Или отойти? Я взвесила все 'за' и 'против', и решила отойти. Я не говорю по мобильнику в присутствии тех, кому не готова проиграть в домино. Кажется, слова соседа Анатолия.
- Прошу прощения, - сказала я. Ножки стула с противным звуком скрипнули по плиточному полу. - Нужно ответить.
- Без проблем. - Держа чашку, Багама оттопыривал мизинец. Пошлое пижонство. Его рот представлял собой перевернутую радугу. 'Нет, - подумала я, - с проблемами, и все сосредоточились в твоем мизинце'. А затем с мрачностью человека, который только что выставился дураком перед самим же собой, я признала: последнее обстоятельство больше подходит мне, чем ему.
