Виталий Вавикин - Вендари. Книга вторая
– Для тебя все, что угодно, – сказал он и попытался получить аванс прямо в гримерке.
Саша не сопротивлялась, но и подыграть ему в его страсти, как делала это прежде с другими мужчинами, не могла. Память настырно рисовала картины проведенной с Клодиу ночи. Ночи с монстром. Отвращение было таким сильным, что Саша с трудом сдерживала рвотные позывы, пока не вспомнила гениталии Клодиу. Точнее – не гениталии, а тонкую, холодную змею, которая пробралась в ее тело и свернулась там, заполнив все без остатка. Сейчас эта змея пыталась снова пробраться в нее. И не важно, что хозяин театра был обычным человеком – отвращение было слишком сильным. Сашу вырвало прямо ему в лицо. Безупречный фрак был безнадежно испорчен. Кусочки пищи запутались в густых вьющихся волосах хозяина театра. Тошнотворный запах побуждал к новым приступам рвоты. И это зрелище усиливало отвращение Саши, заставляя желудок снова сжиматься.
– Я не могу. Не могу так. Не хочу. Пожалуйста, уходите! – взмолилась она.
Сыпля проклятиями, он подчинился, вышел, громко хлопнув за собой дверью. И мир, казалось, рухнул. Их выгонят из театра. У них не будет второго шанса. Но именно в тот момент Саша и заметила новый букет от Клодиу. Сердце вздрогнуло, почувствовав надежду. Ей было плевать на цветы. Плевать на записку и лестные слова. Главным был стеклянный флакон. Главным был подарок. Теперь уже сомнений не было. Саша выпила кровь, не замечая ее отвратительного металлического вкуса. Сотни фейерверков вспыхнули перед глазами, затем тело стало ватным, непослушным. Голова кружилась, но Саша заставила себя не отключаться, как это было в прошлый раз. Качаясь, она собрала свои вещи, переоделась и покинула пропахшую рвотными массами гримерку.
Три дня спустя Саша Вайнер встретилась с балетмейстером Йозефом Хасрайтером и договорилась о паре пробных репетиций. Он долго хмурился, не веря, что хронические травмы Саши могли кануть в небытие, но в конце все-таки согласился дать ей второй шанс. Саша знала, что он уже поставил на ней крест, поэтому волновалась на репетиции больше, чем нужно. Но легкое, воздушное тело сделало свое дело, и не прошло трех месяцев, как Саша снова вышла на сцену Венского Придворного Театра.
Ее несовершенный, но сносный для разговоров французский помог ей сблизиться с известной приезжей балериной Николет Эбер, которую, благодаря предыдущим заслугам и громкому имени, держали в труппе, несмотря на нескончаемые травмы и хронические обострения. Возможно именно потому, что Николет напоминала Саше саму себя до того, как она получила кровь Клодиу, они сблизились, стали сначала подругами, а затем любовницами. Последнее не было случайностью, а скорее чем-то продуманным, рассчитанным до мелочей.
Николет Эбер было почти тридцать, и в отношениях с Сашей она никуда не торопилась. Сначала они говорили о балете, потом о мужчинах. Потом о мужчинах и женщинах. Затем снова о балете, подарках, цветах и плате за ночь. Во время этих разговоров Николет рассказала Саше о своих развлечениях с женщинами. Вообще-то она никогда не скрывала свои интересы, но Саша как-то и не думала об этом, пока не случился подобный разговор.
– Женщины не хотят нас купить. Им нужна любовь, – сказала Николет Эбер.
Затем они долго говорили, вспоминая мужчин, которые покупают танцовщиц. Они не называли имен и не уточняли, что та или иная история относится конкретно к ним, но это было и не нужно. Немного вина, немного желания забыться. Эти откровения вошли в привычку. Саша долго берегла рассказ о том, как ее вырвало на хозяина театра, где она выступала прежде, но в итоге выболтала и эту историю. Саша ждала смеха, но вместо этого Николет начала развивать тему однополых отношений.
– Не думаю, что я смогу испытывать к женщинам что-то кроме дружбы, – честно призналась Саша.
– Но это лучше, чем бороться с отвращением к мужчинам, – сказала Николет.
Они выпили еще вина, поцеловались. Отвращения действительно не было.
– Только не надо запихивать в меня свои пальцы, – попросила Саша, когда они легли в постель.
– Хорошо. Не буду, – пообещала Николет и долго ласкала Сашу, пока та не заснула.
Оргазма не было, но стена рухнула. Николет не торопила Сашу, ни к чему не обязывала. Так продолжалось несколько месяцев. Потом Саша Вайнер стала получать удовольствие от этих игр. Ее первый за последние годы оргазм был бурным и долгим.
– Теперь я должна ласкать тебя? – спросила она Николет.
– Только если ты хочешь.
– Сегодня нет.
– Тогда я подожду. – Николет улыбнулась и поцеловала Сашу в щеку. Саша закрыла глаза и спустя мгновение заснула.
Ее отношения с Николет Эбер длились почти полтора года. Потом Николет пропала. К тому времени она уже не выступала, и люди шептались, что она вернулась обратно в Париж. Но люди ошибались. Николет убили. Ее обескровленное тело нашли почти месяц спустя на окраине города. Это было пятое убийство балерины за последние два месяца, но Николет Эбер оказалась самой известной.
Убийцу звали Сиджи Нойдеккер. Но поймать ее так и не удастся. Она заберет жизни еще трех балерин и только потом успокоится. Последней и самой известной жертвой окажется Саша Вайнер. Дело не получит широкой огласки, потому что Саша Вайнер выживет, а смерть остальных третьесортных балерин расценят как неизбежное зло. Какое-то время, для видимости, власти будут еще искать убийцу, кто-то сделает его портрет – мужчина с аристократичным лицом и узкими как у женщины плечами.
Когда этот портрет появится в газетах, Саша Вайнер будет долго удивляться, откуда вообще взялось это описание. Возможно потому, что никто не мог заподозрить в похищениях и убийстве женщину, убийца так и остался непойманным. Вероятно, именно поэтому ей с такой легкостью удавалось похищать своих жертв. Хотя, зачастую, главную роль играли деньги.
«Богема Вены пестрит такими же шлюхами, какой была она сама, только платят им намного больше», – как-то так думала Сиджи Нойдеккер, бродя по дешевым театрам, посещая бездарные постановки. Ее хозяин требовал чистой крови без вирусов, остальное его не интересовало. Хозяин по имени Гэврил. Он не любил Вену, не любил Европу, не любил людей. Иногда Сиджи Нойдеккер казалось, что однажды это пьющее человеческую кровь существо окончательно спятит и убьет всех своих слуг. Но Сиджи не боялась смерти.
Смерть довольно часто заглядывала ей в глаза, когда она продавала себя на улицах Вены. Продавала за хлеб. Поэтому, когда ее сделали слугой, она и выбрала в качестве своих жертв представителей балета. Когда-то, еще в другой жизни, она завидовала им, ненавидела их. Деньги, которые они иногда получали за ночь, Сиджи на улицах могла заработать лишь за несколько месяцев. Конечно, это все осталось в прошлом, когда она стала слугой странной твари по имени Гэврил, но обида все равно была. Поэтому, когда от Сиджи потребовали новых жертв, новой пищи, она обратила свой взор на балет.
