Маркус Хайц - Ритуал
— Называй это семейной традицией. — Он сделал глубокий вдох, сосредотачиваясь на рискованном выстреле.
— Вы и ваш — ах какой умный — отец бросили мне вызов. Мне, Упуаут, одной из великих среди могущественных! Это слишком даже для Кастеллей. Вы мните себя невероятно умными и осведомленными, — рыкнула она. — Но даже не знали, что я женщина!
— Как и того, что у тебя есть дочь. Или, лучше сказать, была? Какая жалость. В иных обстоятельствах я охотно пригласил бы ее на обед.
Эрик спустил курок, стеклянная пуля…
…но вышло иначе, не так как ожидалось. Упуаут перышком взмыла ввысь, опрокинув при этом стул, и пуля вонзилась в плечо отца Эрика…
…и начала свое разрушительное действие.
Женщина прыгнула на Эрика, красные от отцовской крови руки тянулись к его горлу. Эрик выстрелил, промахнулся, и яростная сила столкновения отбросила его назад. Они разломали два стеклянных шкафчика, и на них дождем посыпались осколки и древнеегипетские украшения. Упуаут приземлилась на него, оседлала, одной рукой вцепившись в горло. Другая ее рука искала в мешанине артефактов ритуальный кинжал, нашла и вонзила его в плечо Эрику.
Вскрикнув, он ткнул ей в лицо стволом «Р9». И в ту же минуту увидел, что рамка оружия неподвижно застряла в заднем положении, требуя новых патронов: магазин пуст!
Угрожающе ворча, женщина ударила еще раз, едва не вонзив кинжал в сердце.
— Ты отобрал у меня дочь, — шипела она, зубами стараясь достать его горло.
Эрик отбросил бесполезный «Р9» и в панике принялся шарить вокруг, пока его пальцы не нащупали длинный осколок стекла, который он вогнал в разинутый рот Упуаут. Взвыв, женщина отдернулась, щека у нее была рассечена. Мгновения Эрику хватило, чтобы поднять руку с «глоком» и направить в ее голову. Он спустил курок, и серебряная пуля принесла Упуаут смерть. Ее тело сковал холод, и, повалившись влево, она осталась лежать без движения на полу. Никаких конвульсий, никаких судорог.
Мертва.
Не беспокоясь о собственных ранах, Эрик поднялся; во все стороны полетели, звеня, осколки. На коленях он подполз к отцу, хотя и не питал ни малейшей надежды, что тот еще жив. Стеклянные пули работали безотказно.
Чудес не бывает, и исключений тоже. На пятьдесят втором году жизни Иоганн фон Кастелл умер без награды и признания за свои поступки и без слов прощания.
Слеза скатилась в щетину по щеке Эрика. Он робко коснулся залитого кровью отцовского лица. Они часто говорили о том, что рано или поздно смерть настигнет одного из них. Но не так. Не так! Тварь довела его до того, что он застрелил собственного отца.
— Проклятье, папа. Чертово проклятье, — потрясенно прошептал он.
Его отец мертв, его учитель, его многолетний наставник в боевом искусстве и знании пал от руки собственного ученика.
Рукавом Эрик вытер слезы. Его влажные, светло-карие глаза скользнули к Упуаут, которая выглядела как самая обычная покойница. В точности, как и все остальные трупы. Для девяноста девяти процентов людей на земле никаких оборотней не существовало. И для полиции тоже. Это и стало стимулом, побудившим его взять себя в руки. Начиная с этого момента неизбежно вступал в силу план Б, а значит, как бы это ни было тяжело, придется оставить отца здесь. Они в малейших деталях обсуждали, что следует делать, если один из них погибнет на охоте. И этого плана он должен придерживаться. Горевать можно будет потом, в безопасном убежище их дома.
С трудом поднявшись на ноги, Эрик еще раз коснулся отцовского лица… и ушел.
В первом же встретившемся ему туалете он вымыл перчатки. Лаковая кожа — замечательный материал. После он спустился по лестнице, затащил в дом обоих охранников и прикончил их, намеренно плохо целясь. Одному вложил в руки свой «бернарделли», другому — «глок» и перезаряженный «Р9», в котором дважды спустил курок, чтобы судмедэксперты нашли на руках следы пороха, и покинул дом. Вероятно, странный материал, из которого изготовлены пули, немало удивит полицию. Но это не его проблема.
Мерно и глубоко дыша, Эрик вел машину. Проехав квартал, он позвонил в полицию и, весьма убедительно разыгрывая обеспокоенного сына, сообщил, что Иоганн фон Кастелл был похищен и что передача выкупа провалилась.
Дежурный тут же переключил звонок на отдел расследований. Создавалось впечатление, что его уже ждали.
— Моя фамилия Брайтванглер, отдел тяжких преступлений земли Бавария. Мне очень жаль, герр фон Кастелл… У нас для вас еще худшая новость, — продолжал следователь. По его тону слышалось, как неприятна ему эта беседа.
— Еще худшая? — горько спросил Эрик, на заднем плане кто-то шушукался.
— Пожалуйста, приезжайте к нам. Мы хотели бы лично ни шпорить с вами.
— Говорите сейчас, герр Брайтванглер.
Короткая пауза.
— Что вы делаете в настоящий момент, гepp фон Кастелл? Вы за рулем? Если да, то…
— Я умею водить машину. Послушайте, моего отца похитили, и я опасаюсь за его жизнь. Что может быть хуже?
— Говорите же, в чем дело!
— Герр фон Кастелл, у нас есть очень опытный психотерапевт, который…
— Что, черт побери?.. — крикнул он. Его пальцы распростерлись по рулевому колесу.
— Дом вашей семьи… По словам соседей, там произошло несколько взрывов. Делом занимаются наши эксперты, но уже сейчас многое свидетельствует о том, что о несчастном случае не может быть и речи.
— Бомбы?
— Точно пока сказать не могу. — Полицейский подавленно откашлялся. — Скажите, у вашего отца были враги?
— Понятия не имею. Я… я позже вам перезвоню. — Эрик оборвал связь.
Следовало ли сказать: «Сотни»?
Глава 3
Вершины трех гор Монмуше, Монгран и Моншов украшали ледяные короны. Снег лег на пустынные альпийские луга вокруг Жеводана. Белизна, после краткой осени неуклонно сыпавшаяся из тяжелых туч, укрыла густые березовые и буковые леса. Жестокая метель гнала снежинки с такой яростью, что, попадая в лицо, они кололи и жалили болью, и загнала местных жителей под крыши домов. Крепкие строения из серых гранитных валунов выдерживали тяжелый груз снега и во всех смыслах служили убежищем. Даже не будь снега, мало кто решился бы выйти за порог. Ведь меж домами гуляла смерть. На четырех лапах она кралась по Жеводану, без жалости забирая женщин и детей. Никто пока не мог положить этому конец. Лишь общество других людей или надежная дверь могли ее задержать.
Жан Шастель сидел за столиком в нижней зале постоялого двора. Перед ним стояла деревянная миска горячей похлебки, такой жидкой, что меж кусками жилистой баранины проглядывало дно. Запивал он его горячим вином с пряностями, чтобы прогнать из костей холод, который забрался в них за четыре часа охоты. Толстый плащ, шарф и треуголку он повесил сушиться у очага.
