Роберт Стайн - Шкура оборотня
Он закинул ногу на ногу, чуть откинулся назад и начал рассказывать. Он говорил о том, как два столетия назад в Европе зародились легенды о вервольфах. Обыкновенный человек, укушенный оборотнем, в полнолуние становится оборотнем.
— Это проклятие, и его нельзя снять, — продолжал мистер Шейн негромким монотонным голосом. Он явно хотел, чтоб его рассказ был жутким. — Сколько бы ни пытался человек с таким проклятием вести нормальную жизнь, он все равно превратится в волка, когда полная луна прольет на него свой свет.
— А девочки тоже? — спросила Ханна.
Кто-то хихикнул.
— Да. Девочки тоже, — совершенно cepьезно ответил учитель. — И будет рыскать по лесам в поиске добычи.
— Клево! — воскликнул рыжий мальчик, сидящий передо мной.
Все засмеялись.
— На рассвете волчья шкура с оборотня спадает, — продолжал свои объяснения мистер Шейн. — Он снова принимает человеческий облик. Он может спрятать шкуру до следующей ночи. Ведь если кто-нибудь найдет шкуру оборотня и сожжет ее, оборотень умрет.
— Клево! — снова громко сказал рыжий мальчик.
Снова многие засмеялись и оживленно загалдели.
Мистеру Шейну не сразу удалось угомонить класс. Он спрыгнул со стола, подтянул свой свитер и зашагал перед доской.
— Кто-нибудь в классе верит в существование оборотней? — задал он вопрос.
Я засмеялся. Я ни на секунду не сомневался, что таких нет. Но каково же было мое изумление, когда поднялся лес рук. Все подняли руки.
— Вы все верите в оборотней! — воскликнул мистер Шейн.
— Конечно, — подтвердил Арджун.
— Конечно— поддакнул Шон.
Я повернулся в их сторону. Оба внимательно смотрели на меня.
У меня вдруг по спине пробежал холодок. Что это значит? Что здесь происходит?
16
Как только уроки кончились, Шон с Арджуном подошли ко мне. В коридоре хлопали дверцы шкафчиков. Кафельные стены усиливали крики и смех.
Шон и Арджун с любопытством смотрели на меня.
— В чем дело? — спросил я, застегивая молнию на своей сумке.
Мистер Шейн помахал рукой и вышел из класса, неся тяжело набитый портфель. В классе остались только мы.
— Ну, как тебе здесь? — спросил Шон.
— Чудно оказаться в чужой школе, правда? — подхватил Арджун.
— Типа того, — промычал я. — Особенно когда знаешь, что будешь тут всего несколько недель.
— Везет же некоторым, — пошутил Арджун. — А мы вот с Шоном надолго застряли здесь.
— В Волчьем Ручье не так уж плохо, — заметил я, вешая сумку на плечо.
Шон и Арджун ничего не ответили и все же внимательно смотрели на меня. Шон сунул руку в карман своих просторных джинсов, Арджун изучал серебряное колечко у себя на мизинце.
— Так ты не веришь в оборотней? — первым нарушил молчание Шон.
— Я? Да знаешь… — вдруг смутился я.
— Ты не поднял руку, — пояснил Арджун. — А все подняли.
— Ах, вот что. Да я и в самом деле не верю в эту чушь. Вы о чем, ребята? Мы уже на пороге двадцать первого века. Вы что, на каждом шагу встречаете людей, обросших волчьей шерстью? Не пудрите мне мозги.
Я хотел превратить все в шутку, но они не смеялись, а все также не сводили с меня глаз и физиономии у них были серьезные.
— Оборотни существуют, — негромким голосом, но твердо заявил Арджун. — Мы можем тебе это доказать.
— Не сомневаюсь, — с иронией поддакнул я, выкатив глаза. — Дед Мороз тоже существует. Я видел его в автобусе в Кливленде.
— Мы можем это доказать, Алекс, — повторил Арджун — Мы можем показать тебе оборотня.
— Настоящего, — поддакнул Шон.
— Нет уж, спасибо. Я и в самом деле…
— Ты можешь сфотографировать его, — перебил меня Арджун.
— Конечно. Хоть целую пленку снимай! — подхватил его дружок.
Тут я задумался. Я вспомнил о фотоконкурсе. Мне позарез нужна была забойная хэллоуинская фотография для этого конкурса. Что-нибудь по-настоящему крутое.
Шон и Арджун придвинулись ко мне вплотную и все надвигались, а я пятился, пока не наткнулся спиной на подоконник.
— Ну так что, Алекс, хочешь увидеть настоящего оборотня? — как с ножом к горлу пристал Шон.
— Хочешь снять настоящего оборотня? — вторил ему Арджун.
Они не сводили с меня глаз и ждали ответа.
— А что я должен сделать? — спросил я.
17
Тетя Марта рассмеялась.
— Ханна, ты просто неотразима! — воскликнула она, прижав ладони к щекам.
— Спасибо. — Ханна присела в реверансе. — Спасибо!
Ханна пришла похвастать своим хэллоуинским нарядом. Она раздумала наряжаться пиратом. Тот костюм, в котором она пришла, был совершенно неописуемым. Она взяла много старой одежды, разорвала ее на куски и сшила как попадя.
Одна штанина на ее непомерных штанах была коричневой, а другая зеленой, да еще с пестрыми заплатами на коленях. Блузка, или как это называть, была сшита из лоскутов всех цветов радуги — желтых, голубых, красных… А поверх этой немыслимой блузки она напялила какую-то хламиду — уж совсем несусветную и тоже пеструю-препеструю. Всю эту фантазию венчала непомерная шляпа из разноцветных лоскутков, которая падала ей на лицо.
— Кем это ты вырядилась? Старьевщиком?
Она не рассмеялась.
— Я тряпичная кукла. Ты что, не видишь? — Она изо всех сил потянула свою хламиду.
Тетя Марта и дядя Колин дружно засмеялись. Я был рад, что они развеселились. За обедом они выглядели такими усталыми и вялыми. Они через силу поддерживали разговор.
— Была такая песенка о тряпичной кукле, — сказала тетя Марта. — Помнишь, Колин?
Дядя отрицательно покачал головой.
— Я давно уже ничего не помню. Хорошо, хоть помню, что надо встать утром.
— О, ради бога, Колин, — засмеялась тетя и игриво ткнула его пальцем, а затем запела песенку о тряпичной кукле.
Ханна стала, дурачась, танцевать под ее пение, воздев руки над головой. Один из рукавов ее хламиды оторвался, и мы все покатились со смеху.
— А твой костюм где, Алекс? — спросила тетя. — Иди надень его. Давайте устроим генеральную репетицию.
— Я… я еще не соорудил, — растерялся я.
— Ну так давай выберем что-нибудь из старого тряпья и сошьем вечером костюм.
— Да нет… я еще не придумал.
Мне было совсем не до костюмов. Я все время посматривал из окна на темнеющее небо и думал о том, что должен буду сделать, когда совсем стемнеет.
18
Я думал о том, как мне встретиться с Шоном и Арджуном в лесу у ручья. В школе они велели мне взять камеру и ждать их там.
Они сказали, что оборотень приходит на это место каждую ночь, когда луна восходит до своей высшей точки на небе.