Джон Харвуд - Сеанс
Я ожидала, что участники сеанса выволокут ее оттуда обратно, но, к моему вящему удивлению, несколько мужчин схватили вместо нее Вернона Рафаэла, крича, что его вмешательство — полное безобразие, оскорбление и чертовски позорный поступок, и потащили его к двери. Совершенно непроизвольно я поднялась с места и последовала за ними. «Ну хорошо, хорошо, я и сам уйду, без шума», — услышала я слова Вернона Рафаэла, когда они выталкивали его на крыльцо и вниз по ступеням, а вслед за ним выкинули на улицу и его шляпу. На меня же никто не обратил ни малейшего внимания, так что я взяла свою накидку и шляпку с вешалки в прихожей и спустилась с крыльца следом за ним. На улице я подождала, пока не услышала, как дверь за мной закрылась; Вернон Рафаэл медленно удалялся, стряхивая со шляпы пыль.
Когда я догнала его и пошла рядом, он грустно взглянул на меня.
— Вы тоже явились упрекать меня за жестокость к духам, мисс… э?
— Мисс Лэнгтон. Да нет. Я только хотела…
Я умолкла, задавая себе вопрос: так чего же на самом деле я от него хотела? При свете дня его волосы оказались цвета соломы, с рыжеватым оттенком, а глаза — очень синие, только это была какая-то холодная синева, и в складе лица виделось что-то немного волчье; но мне понравились иронические нотки в его голосе. Мы пошли дальше вместе; день клонился к вечеру, и улица была довольно тиха.
— Ваша работа в Обществе, мистер Рафаэл, имеет целью раскрывать обман?
Миссис Визи предостерегала меня от Общества психических исследований: это скептики, ни во что не верящие люди, говорила она, не испытывающие никакого уважения к ушедшим от нас.
— В общем, да, в каком-то смысле: я по профессии — один из их исследователей, но обнаружение мошенничества есть лишь часть моей работы, фактически это, скорее, увлечение, а не работа. А вы, мисс Лэнгтон? Что привело вас в гостиную мисс Карвер?
И снова я пожалела, что не скрыла своего имени; что, если он вдруг займется Холборном? Но тут мне пришло в голову, что бояться, собственно, нечего, раз я знаю, кто он такой.
— Любопытство, — ответила я. — Вы полагаете, мистер Рафаэл, что все спириты-медиумы — обманщики?
— Все медиумы — проявители духов — да.
— А психомедиумы? — Я слышала этот термин от миссис Визи.
Он с любопытством взглянул на меня.
— Я вижу, вам кое-что известно об этом предмете. Некоторые — да, обманщики; другие, в большинстве случаев, самообольщаются.
— В большинстве?
— Ну… Я ведь скептик, а не убежденный атеист — во всяком случае пока еще нет. Герни и Майерс — вы о них слышали? — отобрали несколько весьма замечательных случаев: они исследуют субъектов, которые утверждают, что видели призрак друга или родственника в момент смерти этого человека, но определенного вердикта они еще не вынесли. А вы, мисс Лэнгтон? Во что вы верите?
— Не знаю, во что я верю, но… — я решила в конце концов рискнуть, — …моя сестра умерла, когда мне было пять лет, и моя мать от горя с тех самых пор впала в прострацию. Откровенно говоря, мистер Рафаэл, если бы я могла отыскать медиума, который смог бы убедить мою мать, что Элме хорошо на Небесах, я хотела бы, чтобы она обрела это утешение. Вот я и подумала: может быть, есть кто-то, кого вы могли бы рекомендовать?
— Мое дело, мисс Лэнгтон, — он говорил так, будто моя просьба его скорее позабавила, чем рассердила, — разоблачать обманщиков, а не рекомендовать их.
— Хорошо вам рассуждать так, мистер Рафаэл: вы умны, уверены в себе и чувствуете себя на своем месте в этом мире, но почему же нужно лишать таких, как моя мать, кто просто раздавлен тяжестью горя, того утешения, которое может принести им сеанс?
— Потому что это ложное утешение.
— Это жесткая доктрина, мистер Рафаэл, кредо мужчины, если мне будет позволено так сказать. Разве вам никогда не приходилось лгать или умалчивать о чем-то, чтобы пощадить чувства другого человека? Если бы вы, скажем, потеряли брата, и ваша матушка была бы в прострации от горя, стали бы вы так строго настаивать — как настаивал мой отец — чтобы она не смела получать утешение на сеансах?
Надо отдать ему справедливость — он выглядел несколько обескураженным.
— Признаюсь, мисс Лэнгтон, что мне не хотелось бы выводить ее из заблуждения. Но возьмем другую сторону медали — как быть с теми медиумами, кто безжалостно, ради наживы охотится за горюющими и живет за их счет? Вы полагаете, им следует позволить свободно бесчинствовать?
— Думаю, нет, — неохотно согласилась я. — Но ведь не все они такие.
— Вы, очевидно, судите по собственному опыту.
— Очень небольшому… Так значит, нет никого, кого вы могли бы мне назвать?
— Но, разумеется, мисс Лэнгтон, ваша матушка нуждается в помощи врача, а не медиума.
— Врач навещал ее все эти двенадцать лет, — сказала я, — без малейшей пользы.
— Понимаю… Трудность заключается в том, мисс Лэнгтон, что если бы я направил вас к известному или хотя бы подозреваемому мошеннику, я нарушил бы свой долг перед Обществом, в котором работаю. И кроме того… Мисс Карвер считается одной из лучших в Лондоне: вы сами имели возможность наблюдать, как рьяно защищают ее ее обожатели.
— Но ведь не может быть сомнений, — возразила я, — что после сегодняшнего… Ее репутация утрачена безвозвратно.
— Вовсе нет, — весело откликнулся он. — В спиритической прессе поднимется фурор, некоторые из ее приверженцев отпадут, но на их место придут другие. Это лишь часть игры.
— Вам так это представляется?
Его ответ был заглушён криком уличного торговца: мы подходили к Оксфорд-стрит, и движение на улице возрастало.
— Мисс Лэнгтон, — произнес он. — Я собирался вернуться в помещение Общества в Вестминстере, но не могу ли я проводить вас домой — если, конечно, вы направляетесь домой?
— Благодарю нас, нет. Я привыкла ходить одна.
— Тогда могу ли я надеяться увидеть вас снова?
— Мне очень жаль, — отвечала я, — но это совершенно невозможно. Прощайте, мистер Рафаэл.
Я вернулась домой, полная решимости больше никогда ничего общего не иметь с манифестациями духа, но одного взгляда на маменьку, съежившуюся на диване в гостиной, где были задернуты шторы, оказалось достаточно, чтобы изменить мое решение. В любом случае Вернон Рафаэл не будет допущен в кружок мисс Карвер, а при том, что безутешное горе маменьки снова, словно миазмы, заполняло дом, терять мне было нечего. Так что на следующий день я возвратилась на Мэрилебоун-Хай-стрит. Мисс Лестер, как я и предполагала, не заметила, что я ушла, и благосклонно приняла выражения моего сочувствия мисс Карвер, как и пожертвование в три гинеи (составлявших все мои сбережения) на дело спиритизма. Я рассказала ей о тяжелом состоянии моей матери и спросила, правда ли, что духи могут материализоваться в разных возрастах. Если бы только, печально сказала я, маменька могла подержать Элму на руках — такую, какой та была во младенчестве, — она могла бы наконец обрести покой. Мисс Лестер спросила меня, между прочим, не могу ли я припомнить, какими духами пользовалась моя матушка, когда Элма была еще с нами: ароматы, сказала она вполне серьезно, могут очень помочь, когда вызывают духов. Но, разумеется, мисс Карвер захочет встретиться с моей матушкой до сеанса. Позорный обман мистера Рафаэла нанес серьезный ущерб ее здоровью, и поэтому им, как это ни печально, приходится остерегаться разрушительных влияний.
