Станция плененных (СИ) - Муссен Анна
Я вспоминаю нашу с Ниной первую встречу. Возможно, мне стоило больше внимания уделить самой Нине, а не ее одежде. Она стояла передо мной в одном белье и мест, куда бы она могла спрятать жетоны, оставалось не так много. Заметь я их у нее, то что бы сделал?
— Но повторюсь, — продолжает Серега, — будь они у меня, я бы тоже никому не сказал.
— Почему?
Серега пожимает плечами, а затем смотрит на меня как на какого-то несмышленыша. Удивляется, наверное, как я могу этого не понимать? Но дело в том, что я прекрасно понимаю причину, по которой ни он, ни Нина никому бы не сказали о своем сокровище. И в этом Митяй ошибся, посчитав, будто я приму за правду то, что Нина утаила от нас наличие у нее жетонов из злого умысла, мол, имея в кармане ключ к свободе, она бы им обязательно воспользовалась, а нас бы всех бросила.
Нет, дело не в этом.
— Я бы испугался, — озвучивает Серега мою догадку. — Испугался бы того, что их у меня отнимут. Думаю, Нина тоже боялась.
Я в этом уверен, поэтому лишь киваю, соглашаясь с его выводом.
Нина боялась, и винить ее за это, ни у кого из нас нет права. У меня мои жетоны украли, поэтому я знаю, о чем говорю. И я, возможно, заметь тогда у нее жетоны, поступил бы с ней так же, как со мной поступил Тоха. С одним лишь отличием, я бы отобрал жетоны и оставил на произвол судьбы совершенно незнакомого мне человека, в то время как Тоха оставил с носом меня — по меньшей мере своего приятеля.
— Но твой друг пугает меня куда больше.
Разговор о Митяе должен был возникнуть.
— Он всего лишь пацан, — говорю я, сам особо не веря собственным словам. — И он помог мне, когда я остался один.
— Он тобой одержим. И эта одержимость в конечном итоге или тебя погубит, или его. — Серега переходит на шепот. — Прости, конечно, но я ему не доверяю.
И твои сомнения мне понятны.
— Видел бы ты, как он себя вел, когда в прошлый раз ты с Ниной остался наедине. У него с головой непорядок, — Серега крутит пальцем у виска, и опасливо озирается по сторонам в поисках камер, — и если он правда помог Нине сбежать, то сделал это не по доброте душевной. Он от нее в прямом смысле слова избавился, чтобы глаза не мозолила.
Я качаю головой.
— Ты преувеличиваешь.
Теперь головой качает Серега.
Не соглашаешься со мной? Что ж, твое право. Я бы, наверное, тоже не согласился.
— Как ты вообще на него наткнулся? — спрашивает он. — Не пойми меня неправильного, но…как бы выразиться? Ты не производишь…
— Нужного первого впечатления? — подсказываю ему я.
Да, я знаю об этом.
— Он ведь не из лагеря, — продолжает Серега, будто пропустив мою подсказку мимо ушей. — И вряд ли попал сюда так же, как и мы. Согласен?
Согласен.
— Так зачем ему помогать тебе, если он местный? Никогда об этом не задумывался?
Было дело, но как-то за неимением другой поддержки я быстро отбросил эти мысли в сторону. Теперь же чувство благодарности за все, что он сделал, не дает мне в полной мере проанализировать нашу с ним дружбу. Но со стороны Сереги она, наверное, действительно кажется странной. Как и сам Митяй.
— Если он покажет нам, где центр управления, то плевать я хотел на все его странности и скрытые мотивы, — говорю я. — Главное, найти то, что от нас требуется найти, а потом нужно будет использовать легкий шантаж для того, чтобы манипулировать Князем. Он нас не отпустит.
— Я об этом уже думал.
— Да? И что надумал?
— Что шансов на победу у нет.
— Ты хотел сказать на «честную» победу?
— Я сказал то, что сказал. Найдя центр управления, мы лишь подпишем себе смертный приговор. Сам же сказал, что Князь нас не отпустит. Казнит, наверное, у всех на виду, чтоб неповадно другим ему перечить было.
Именно так все и случится.
— Но искать центр управления вечно мы тоже не можем, так?
— Так. К чему ты клонишь?
— К тому, что нам надо утроить саботаж.
— Саботаж?
— Да. Если твой друг завтра покажет нам центр управления, то нам нужно будет лишь что-нибудь там… — Серега делает характерный знак руками, словно разламывает в них ветку или упаковку спагетти. — Пусть Князь страдает головной болью от очередного нашествия горожан, а мы под этот шумок сбежим.
— И где предлагаешь прятаться?
— В нашем распоряжении целый город.
— Допустим. А на поверхность мы как сбежим?
— Угоним поезд, как и собирались до этого с Ниной.
— Мы не знаем, где он.
— Не беда. Найдем рельсы — найдем и поезд. В крайнем случае, прижмем твоего дружка и выпытаем у него всю нужную нам информацию.
Говорить о том, что Митяй еще совсем пацан и обращаться с ним нужно помягче, как я полагаю, смысла нет. Но идея со всеми ее белыми пятнами и впрямь хороша. Если бы мы только знали, где они прячут поезд…
Я пытаюсь вспомнить все места, в которые умудрился пробраться за эти два года, но депо, в котором душегубы во главе с Князем могли прятать поезд, так и не нашел. Понимая, что место стоянки у него все же быть должно, я достаю карту и, развернув ее, глазами ищу место предполагаемой парковки поезда. Но ничего приметного не нахожу.
В очередной раз. И мы продолжаем возвращение в лагерь.
Наш путь лежит через двор-колодец. Постройки такого типа встречались мне на нашем юге еще когда я был ребенком и мы с семьей жили то в одной части страны, то в другой, в зависимости от того, куда начальство забрасывало отца по его службе. Поэтому их внешний вид не вызывает у меня такого удивления, как у того же Тохи, когда мы с ним впервые забрались в неизведанные части города.
— Эй, смотри туда, — шепчет Серега, пальцем указывая куда-то в сторону. — Прячься!..
Не успевая сообразить, что к чему, я прячусь за ближайшей скамейкой. Когда-то на ней сидела мамочка, выгуливавшая свое чадо на качелях. Теперь же на ней не спят даже в самую теплую ночь лица без определенного места жительства.
Интересно, а в Клоаке такие вообще были?
— Что они делают? — прищуриваясь, спрашивает Серега не то у меня, не то у самого себя, просто озвучивая вслух свои мысли.
Я тоже щурюсь, но лучше бы у меня был бинокль.
Мне удается рассмотреть несколько фигур, и в одной из них я признаю знакомого уже нам великана. Еще один такого же размера человек идет перед ним и вскоре оба скрываются от наших глаз за подъездной дверью.
— Что они там делают?
Я пожимаю плечами. Любопытно, конечно, но оно нам надо? Узнавать, чем эти переростки, не понятно на чем в этих условиях откормленные, промышляют вдали от чужих глаз. И стоит только мне подумать о всевидящих глазах, как я начинаю вертеть головой в поисках камер и нахожу несколько черных полусфер. Возможно, за нами сейчас наблюдает Митяй и думает, какого черта мы делаем. А возможно, за нами наблюдает и кто-то еще.
«Но кто?» — назревает тогда другой вопрос.
И он падает в копилку из десятков других вопросов, ответы на которые я вряд ли смогу найти в ближайшее время.
— Смотри, выходят.
Инстинктивно мы с Серегой стараемся слиться с окружением, опускаясь еще ниже к земле. Великаны выходят из подъезда, вероятно изображая из себя санитаров, потому что в руках у них носилки и белой тканью накрыт еле различимый человеческий силуэт.
— Что за фигня?.. — бубнит Серега, хотя мне кажется, что в его лексиконе есть ругательства куда сквернословнее. — Разве в домах кто-то живет?
Я уверенно качаю головой.
Никто в этих домах не живет.
— Тогда чей труп они выносят?
И куда?
Мы дожидаемся, когда двор вновь опустеет. Выждав еще некоторое время, мы переглядываемся и, не сговариваясь, начинаем медленно идти к подъезду. Чем мы руководствуемся? Точно не здравым смыслом. Но попасть в подъезд оказывается легче, чем заставить себя вернуться в лагерь под надзор к Князю. Сбоку от лестницы, ведущей к почтовым ящикам, еще одна дверь. Железная. Она открыта и ведет в подвал.
— Рискнем? — спрашивает Серега.
И мне почему-то кажется, что своим вопросом он будто перекладывает на меня ответственность за все, что может с нами там произойти.