Амброз Бирс - Тварь
Обзор книги Амброз Бирс - Тварь
Амброз Бирс
Тварь
I. Не все то съедобно, что на столе
В тусклом мерцании стоявшей на краю грубого стола сальной свечи мужчина читал что-то, написанное от руки в маленькой книжечке. То была старая, изрядно потертая записная книжка; почерк владельца, по-видимому, был не слишком разборчив — временами мужчина подносил страницу поближе к огоньку, чтобы лучше осветить текст. В такие моменты книжечка отбрасывала тень на половину комнаты, скрывая во мраке лица и фигуры присутствующих — помимо читавшего, в помещении находилось еще восемь человек. Семеро из них сидели, прислонясь к грубым бревенчатым стенам, безмолвно и неподвижно, и, учитывая небольшие размеры комнаты, совсем рядом со столом. Протяни один из них руку, и он коснулся бы восьмого, что лежал на столе лицом вверх, с вытянутыми вдоль боков руками, частично накрытый простыней. Он был мертв.
Мужчина читал книжечку про себя, остальные также хранили молчание; казалось, все чего-то ожидали, не ждал ничего лишь мертвец. Сквозь проем в стене, служивший окном, из непроглядной темноты снаружи доносился весь тот загадочный шум, который можно услышать ночью на пустоши: далекий протяжный вой невидимого койота, мерное жужжание не знающих устали насекомых в ветвях, странные голоса ночных птиц, столь отличные от голосов дневных, нескладное брюзжание огромных жуков — целый хор таинственных звуков, что начинает казаться сном, лишь только стихнет, точно почуяв чье-то присутствие. Но все это было безразлично собравшимся; ни один из них не испытывал праздного любопытства в отношении вещей отвлеченных и непрактичных — это становилось очевидно при первом же взгляде на их жесткие, обветренные лица, очевидно даже в слабом мерцании единственной свечи. Все они, определенно, были местными — фермерами и лесорубами.
Читавший кое-чем отличался от прочих; если они жили аскетично, то его можно было бы назвать человеком мирским, светским, хотя и было в его наряде нечто, роднившее его с находящимися вокруг особями. В таком, как на нем, пальто, стыдно было бы показаться в Сан-Франциско, обувь сработали явно не в городе, что же до шляпы, верной собакой возлежавшей рядом на полу (он единственный в комнате снял головной убор) — прими ее кто-нибудь за исключительно декоративный аксессуар, он допустил бы несомненную ошибку. Лицо мужчины было весьма располагающим, с легким оттенком строгости; это выражение, однако, могло быть напускным или сознательно выработанным, как подобающее облеченному властью. Ведь он был коронером. Именно благодаря служебному положению он завладел книжечкой, которую читал; ее обнаружили среди вещей покойного в той самой хижине, где теперь происходило дознание.
Закончив читать, коронер убрал книжку в нагрудный карман. В то же мгновение дверь отворилась; вошел молодой человек. Родился и вырос он, очевидно, не в горах — облачение выдавало в нем горожанина. Одежда его, тем не менее, запылилась, словно после долгого пути. Он и в самом деле скакал во весь опор, чтобы успеть на дознание.
Коронер кивнул; больше гостя никто не поприветствовал.
— Мы ждали Вас, — заговорил чиновник. — С делом требуется покончить нынче же.
Молодой человек улыбнулся.
— Прошу прощения, что заставил ждать. Я был в отъезде — не потому, что скрывался от повесток, а чтобы поместить в моей газете отчет о событиях, суть которых, полагаю, я должен сегодня изложить.
Коронер вернул улыбку.
— Отчет, который Вы поместили в газете, надо думать, отличается от того, что Вы дадите здесь, под присягой.
— Смотрите сами, — заметно вспыхнув, горячо возразил собеседник. — Я писал отчет под копирку, и один экземпляр у меня с собой. Материал помещен не в колонке новостей — то, что там описано, невероятно, — а в рубрике художественной прозы. Но я готов использовать его для дачи показаний.
— Вы же говорите, что описанное в нем невероятно.
— А что Вам до этого, сэр, если я буду говорить под присягой?
Некоторое время коронер помолчал, опустив глаза в пол. Сидевшие в хижине мужчины перешептывались, почти не отрывая взглядов от лица покойника. Наконец коронер поднял глаза и распорядился:
— Продолжаем дознание.
Мужчины сняли шляпы. Свидетеля привели к присяге.
— Ваше имя? — спросил коронер.
— Уильям Харкер.
— Возраст?
— Двадцать семь лет.
— Вы знали покойного, Хью Моргана?
— Да.
— Вы видели, как он погиб?
— Я был рядом.
— Как это вышло? Я имею в виду о Вашем присутствии.
— Я приезжал к нему порыбачить и поохотиться. Была у меня, вместе с тем, и другая цель — понять его странное отчуждение. Он казался мне хорошим прототипом главного героя. Я пописываю рассказы.
— Я их почитываю.
— Спасибо.
— Я не про Ваши.
Некоторые из присяжных рассмеялись. Смех — луч света, разрывающий мглу. Солдаты легко поддаются ему в перерывах между сражениями, а шутка в покойницкой покоряет своей неожиданностью.
— Расскажите об обстоятельствах смерти этого человека, — предложил коронер. — Можете пользоваться любыми заметками, какими пожелаете.
Намек был понят. Вынув из кармана рукопись, свидетель поднес ее к свече, перевернул несколько листов, нашел нужный отрывок и стал читать.
II. Чего нет вовсе, есть в овсе
«…Солнце едва показалось из-за горизонта, когда мы пустились в путь, собираясь поохотиться на перепелов. Каждый был вооружен дробовиком, но собака с нами шла только одна. По словам Моргана, лучшие места для охоты находились за указанным им кряжем. Мы перевалили через кряж по тропинке, бегущей сквозь поросль карликового дуба. На противоположном, весьма пологом, склоне колосился дикий овес. Морган выбрался из зарослей первым, опередив меня на пару шагов. Вдруг, справа и чуть спереди, раздался шум, листья тревожно зашелестели, кусты зашевелились, будто раздвигаемые крупным животным.
— Спугнули оленя, — сказал я. — Нам бы винтовку.
Напряженно следивший за кустарником Морган не ответил, но взвел оба курка и поднял оружие, готовый к стрельбе. Его волнение удивило меня — он прослыл человеком необычайно хладнокровным даже в моменты внезапной и неизбежной опасности.
— Брось, — обратился к нему я. — Ты ведь не собираешься палить дробью по оленю, а?
Вновь я не получил ответа, он лишь слегка повернул голову, и напряжение в его взгляде поразило меня. Теперь я понял, что дело предстоит нешуточное, и первой моей мыслью было, что мы нарвались на гризли. Я приблизился к Моргану, на ходу готовясь выстрелить.
Кусты больше не шевелились, и шорох стих, но Морган не терял бдительности.
