Фредерик Браун - Нулевой потенциал
— Ему-то всего семь с половиной лет, — сказал я.
— Он прирожденный телевизионный актер, — сказал Маклемор.
— Это то, что надо нашему заказчику, — закончил круг Райкер.
Теперь были поставлены все точки над а в нашем деле так: понял — слушай.
— Провалиться мне в тартарары, как сказал поэт. Но ведь: а) он принадлежит правительству, б) он чертовски вспыльчив, в) вокруг него столько агентов безопасности, словно он русский посол. Эта обезьяна что-то знает, и правительство не может допустить, чтобы она это разболтала.
Райкер кивнул Маклемору, Маклемор кивнул Хэртсу, а Хэртс сказал:
— Только вы, Билл, можете это утрясти.
— Для меня найдется местечко и в Эн-би-си, и в Си-би-эс, — сказал я, — да и Эй-би-си знает меня не первый год.
— Не говорите так, — сказал Райкер. — У компании нет вернее человека.
Тогда я снял трубку с телефона, стоявшего на его столе, и сказал:
— Дайте юридический отдел, кого-нибудь, кто там у них сейчас главный.
— Минуточку, мистер Данхэм, — ответила девушка. Все они в радиокорпорации знают мой голос… пока не последовало пинка. — Вам нужен мистер Россини.
— Ну, передайте ему смычок, детка.
Мистера Россини я не знал. Но его музыкальный голос очень соответствовал его фамилии.
Он осведомился, чем он может быть полезен уважаемому мистеру Данхэму.
— Каково правовое определение человека? — спросил я.
Долгая пауза. И ответ:
— Такого определения не существует.
— Как вы поступаете, когда оно вам требуется?
— Я не знаю такого случая, — осторожно сказал мистер Россини. — Пока не требовалось никому. Я хочу сказать, что со времен Великой хартии у суда было время заниматься почти всем… Наверно, по этому поводу надо обратиться в суд, чтобы он вынес мотивированное решение?
— А какое определение дает толковый словарь? Мистер Россини сказал, что посмотрит. Я сказал, что не буду вешать трубку. Хэртс сказал, что он знал — дружище Билли все устроит. Райкер ничего не сказал. Наконец послышался голос Россини:
— Тут что-то неясно. Получается: человек, который человек, это человек. Человеческий, человечий — свойственный, присущий или принадлежащий человеку.
— Стоп, Россини. Достаточно. Теперь надевайте шляпу и отправляйтесь к судье Мэнтону. Я ему позвоню. Нам нужно предписание суда об освобождении некоего Пана Сатируса, незаконно задерживаемого правительством Соединенных Штатов.
— О, — сказал Россини, — я слышал, что мы им интересуемся.
— Я сейчас в кабинете Райкера. Двигай, дружище.
— Мистер Данхэм, нельзя учинять иск правительству Соединенных Штатов без согласия шимпанзе.
— Вы с Мэнтоном все уладите. Я позвоню ему.
Я позвонил в суд, но Мэнтона не застал. Позвонил ему домой.
— Судья, однажды вы мне сказали: я к вашим услугам в любое время. Это время пришло. Я сейчас направил к вам в суд юриста по фамилии Россини. Мне нужно предписание, в котором значилось бы, что шимпонавт Пан Сатирус — человек.
— Погодите, мистер Данхэм…
— Вы говорили, судья: в любое время…
— Я помню, но…
— Судья, имейте в виду, после этого вы мне еще дважды скажете «в любое время». Я вас сделаю самым известным юристом в стране.
— Да. Да. Но достоинство судьи…
— Достоинство судьи зиждется на защите прав человека. Если бы вы только могли поговорить с этим Паном Сатирусом, судья… Поверьте мне, это угнетаемая личность.
— Но я судья штата Нью-Йорк. Вам придется сделать так, чтобы он подлежал моей юрисдикции.
— Это я устрою.
С юридической стороной проблемы было покончено. Дальше все пошло как по маслу. Я позвонил одному малому из муниципалитета.
— Мак, я только что прилетел из Флориды, чтобы комментировать прибытие Пана Сатируса, шимпонавта. Я знаю, что у вас не положено давать предпочтительную информацию, но хотя бы один намек — как город готовится к встрече? Триумфальный проезд по улицам, конечно. Вручите ключи от города? Может, повесите бронзовую памятную доску в его честь?..
— Видишь ли, Билли, я точно не знаю…
Голос у меня зазвенел, как у актера, игравшего главную роль в старой пьесе «Первая полоса». Ли Трейси, кажется?
— Не подготовили бронзовую доску? А я думал, город и Зоологическое общество будут драться за право ее оплатить. Самый выдающийся сын Бронкса, родившийся прямо в клетке зоопарка! Как это так — без бронзовой доски?
— Ясно, — сказал Мак. — Я понял. Спасибо, что подсказал, Билл. Я просто не знал, в каком зоопарке он родился.
Я положил трубку. Райкер смотрел на меня со странным выражением лица.
— Райк, выкладывайте, что у вас на уме. Я не хочу работать здесь, в правлении. Я люблю разъезжать.
— Но продюсером постановки вы будете. Или в крайнем случае будете вести программу.
— Разве что для начала… Это очень дружелюбный шимпанзе, Райк. Он привязывается к людям. Мы найдем ему продюсера и ведущего, который ему понравится. Может быть, какую-нибудь хорошенькую девушку.
— Я не знал, что он ньюйоркец. Я не знал, что он родился в Бронкском зоопарке, — сказал Хэртс.
— Я тоже не знал. Забыл спросить его, где он родился. Ну и что? Плевать! Мои передачи смотрит вся страна.
Глава девятая
Всякая попытка активно воздействовать на его
биологическую наследственность «скатывается»
с животного этого вида, во всех остальных отношениях
умного и послушного, как с гуся вода.
Вольфганг Келер. Умственные способности человекообразных обезьян, 1925Врата захлопнулись со звоном, но замки защелкнулись бесшумно — они были хорошо смазаны. Агенты службы безопасности отобрали у всех шнурки от ботинок, а у Гориллы Бейтса еще и пояс. У Пана Сатируса отбирать, разумеется, было нечего, поскольку он не носил одежды с тех пор, как сбросил космический скафандр.
Потом их оставили одних, рассовав двух моряков и шимпанзе по разным камерам-загончикам, отделенным от общего коридора сплошной решеткой.
— А где доктор? — спросил Счастливчик. — Они с ним ничего не сделают?
— Его допрашивают, — сказал Горилла. — Я думаю, они порешили, что он расколется быстрее, чем ты или я. Или вот Пан.
— А для чего им нужно, чтобы он раскололся? — спросил Пан.
— У нас международный заговор, — пояснил Счастливчик. — Зря ты приземлился так, что тебя выловил «Кук». Это совершенно секретный корабль. То, что называется экспериментальным прототипом.
— Ты говоришь как писарь, — сказал Горилла.
Пан потихоньку лазил по решетке: от стены до стены и от пола до потолка.
— Не так уж плохо, — сказал он. — Я привык к клеткам.
— А мы нет, — заметил Счастливчик.
— Не трави, Счастливчик, — проворчал Горилла. — Не знаю, как ты, а я провел на губе больше времени, чем Пан на свете живет. Сколько ему? Семь с половиной? Да, я могу поучить тебя, как сидеть в клетке. Другое дело, что я так и не привык.
Пан прилег отдохнуть на койку.
— Значит, ты думаешь, что мы попали сюда, потому что я слишком много знаю о «Куке»? Но я ничего не видел, кроме палубы и вашей столовой.
— Мичманской кают-компании, — поправил Горилла.
— Вот видишь! Я не разбираюсь в кораблях. Это был первый корабль, на котором я побывал. Я не мог бы сравнить его с другим кораблем или хотя бы описать. Как ты думаешь, если я скажу им это, они нас выпустят?
— Как ты разогнал космический корабль быстрее света? — спросил Счастливчик. — Вот что они хотят узнать.
— Но человек не подготовлен к таким знаниям, — сказал Пан. — Он применил бы их в войне.
— Да, — согласился Горилла. — Потому-то мы и попали на губу. И верно, надолго.
Пан прыгал в своей клетке, хватаясь за прутья решетки и взбираясь все выше, пока не добрался до самого верха. Повиснув на одной руке, он для пробы отковырнул кусок известки там, где в потолок входил прут решетки, и отправил известку в рот. Потом выплюнул ее и прыгнул на койку.
— Я проголодался.
— Ты им этого не говори, — посоветовал Горилла. — А то они не будут кормить тебя, пока ты им не скажешь все.
— А он не скажет, — вставил Счастливчик.
— Он и не должен говорить, — сказал Горилла. — Война — плохое дело.
— Ты рассуждаешь как горилла. Голодать — тоже не дело.
— Многие шимпанзе умирали, но не теряли достоинства, — сказал Пан. Он ухватился за прутья решетки и немного покачался. Затем снова прыгнул на койку, почистился и закрыл лицо руками.
Вошли два человека, по-видимому выполнявшие здесь обязанности надзирателей и одетые в комбинезоны, которые обычно носят рабочие нефтяных компаний; тут они заменяли униформу. Держа оружие наперевес, они остановились у самой решетки. Следом вошел еще человек и подал еду сначала Горилле, а потом Счастливчику. И вышел.
