Фрэнк Херберт - Еретики Дюны
— Как скоро мы должны предоставить им доступ к нашим книгам племенного учета?
— Скоро. Очень скоро. Вафф подгоняет дело.
— Тогда, мы увидим их акслольтные… чаны?
— Это разумеется, тот рычаг, который я и использую. Он нехотя дал свое согласие.
— Все глубже и глубже в карманы друг друга, — проворчала Тараза.
Тоном полной невинности Одрейд заговорила:
— Идеальный союз, именно как я и сказала.
— Проклятие, проклятие, проклятие, — пробормотала Тараза. — А Тег разбудил исходную память гхолы!
— Но разве Луцилла…
— Я не знаю! — Тараза повернула к Одрейд угрюмое лицо и пересказала ей самые последние сообщения с Гамму: Тега и его отряд засекли, самые краткие сообщения о них, но ничего насчет Луциллы, составляются планы, чтобы вызволить их оттуда.
При этом пересказе Тараза ощутила, как в голове ее возникает неприглядная картина. Что же такое этот гхола? Они всегда знали: Данканы Айдахо — это необыкновенные гхолы. Но сейчас с увеличенными способностями нервов и мускулов да плюс неизвестное, запрограммированное в него Тлейлаксом, — и он превращается в дубинку, которую держишь в руке, потому что знаешь, что она очень даже может понадобиться для сохранения жизни, но пламя при этом бежит к твоей плоти на ужасающей скорости.
Одрейд задумчиво проговорила:
— Старалась ли ты когда-нибудь вообразить, что это такое — быть гхолой, внезапно пробужденным в обновленной плоти?
— Что? Что ты…
— Осознавать, что твоя плоть выращена из клеток кадавра, — объяснила Одрейд. — Он ведь помнит свою собственную смерть.
— Айдахо никогда не были обыкновенными людьми, — сказала Тараза.
— Так же, как и тлейлаксанские Господины.
— Что ты пытаешься сказать?
Одрейд потерла лоб, выдав момент, чтобы пересмотреть свои мысли. Так трудно иметь дело с отвергающей привязанность, с той, чей взгляд на мир диктуется скрытой неугасимой яростью. В Таразе нет… нет отзывчивости, способности сочувствовать: она способна только выразить плоть и ощущения другого через логические построения.
— Пробуждение гхолы — это, должно быть, смертельное для него переживание, — сказала Одрейд, опуская руку. — Устоять в нем может только обладающий гигантской устойчивостью.
— Мы предполагаем, что тлейлаксанские Господины — это нечто большее, чем они представляются.
— А Данканы Айдахо?
— Конечно. С чего бы еще Тирану покупать их у тлейлаксанцев одного за другим?
Это направление спора представлялось Одрейд не имеющим цели. Она сказала:
— Айдахо были известны преданностью Атридесам, и мы должны помнить, что я — Атридес.
— По-твоему, верность привяжет этого гхолу к тебе?
— Особенно после Луциллы…
— Это может быть слишком опасным!
Одрейд откинулась на угол дивана, Тараза жаждала определенности. Жизни серийных гхол — это как меланж, обладавший разным вкусом в разных условиях. Откуда они могут быть уверены в своем гхоле?
— Тлейлаксанцы путаются с теми силами, которые произвели нашего Квизаца Хадераха, — пробормотала Тараза.
— По-твоему, именно поэтому они и требуют наши книги племенного учета?
— Да не знаю я, Дар, черт тебя возьми! Разве ты не видишь, что ты наделала?
— По-моему, у меня не было выбора, — сказала Одрейд.
Тараза изобразила холодную улыбку. Одрейд играла превосходно, но ее следовало поставить на место.
— По-твоему, я бы сделала то же самое? — спросила Тараза.
«Она так до сих пор и не видит, что со мной произошло», — подумала Одрейд. Тараза конечно ожидала, что чуткая к ее тайным пожеланиям Дар станет действовать независимо, но размах этой независимости потряс Верховный Совет. Тараза отказывалась замечать, как она сама к этому приложила руку.
— Практика, основанная на обычае, — заметила Одрейд.
Эти слова изумили Таразу, словно пощечина. Только крепкая закалка Бене Джессерит удержала ее от яростного выговора Одрейд.
ПРАКТИКА, ОСНОВАННАЯ НА ОБЫЧАЕ!
Сколько раз сама Тараза находила в этом источник своего раздражения, своей тщательно сдерживаемой ярости? Одрейд часто это слышала.
А теперь Одрейд процитировала саму Верховную Мать:
— Неподвижный обычай опасен. Враг может докопаться до модели и обратить это против тебя.
Тараза произнесла с усилием:
— Это слабость, да.
Наши враги думали, что имеют представление о наших обычаях, — сказала Одрейд. — Даже ты, Верховная Мать, считала, будто знаешь те пределы, внутри которых я буду действовать. Я казалась тебе Беллондой, все слова и поступки которой тебе известны заранее.
— Так что мы допустили ошибку, не поставив тебя надо мной? — спросила Тараза. Она проговорила это с глубокой верностью долгу.
— Нет, Верховная Мать. Мы идем по деликатной тропинке, но нам обеим видно, куда мы должны идти.
— Где сейчас Вафф? — спросила Тараза.
— Надежно охраняется и спит.
— Призови Шиану. Нам нужно решить, не оборвать ли эту часть проекта.
— И чтобы нам бока намяли?
— Скажем так, Дар.
Шиана все еще была сонной и терла глаза, когда вошла в общую комнату, но все же успела плеснуть водой на лицо и одеться в чистое белое облачение. Волосы ее все еще были влажными.
Тараза и Одрейд стояли у восточного окна, повернувшись спинами к свету.
— Это Шиана, Верховная Мать, — сказала Одрейд.
Шиана наконец пробудилась и напряженно выпрямилась. Она слышала об этой могущественной женщине — Таразе, — которая правит Орденом из далекой цитадели, называемой Дом Соборов. Яркий солнечный свет, лившийся из окна, ослепляя, светил прямо в лицо Шиане. На его фоне фигуры Преподобных Матерей, стоявших спиной к окну, угадывались черными силуэтами с подрагивавшим контуром и едва различимыми лицами.
Наставницы-послушницы подготовили ее к этой встрече: «Ты будешь стоять со вниманием перед Верховной Матерью, говорить почтительно. Отвечай, только когда она тебя спросит».
Шиана стояла в напряженном внимании, точно так, как ее учили.
— Как мне сообщили, ты, возможно, станешь одной из нас, — сказала Тараза.
Обе женщины заметили эффект, который произвели этими словами на девочку. Теперь, когда Шиана стала более полно понимать достижения Преподобных Матерей, могущественный луч правды сфокусировался на ней. Она обратилась к огромному количеству знаний, которые Орден накопил за тысячелетия. Ей уже рассказали о селекционной передаче Памятей, о том, как работает Иная Память, о Спайсовой Агонии. И сейчас она стояла перед самой могущественной из всех Преподобных Матерей, той, от которой ничто не может укрыться.
Когда Шиана не ответила, Тараза спросила:
— Тебе нечего сказать, девочка?
— Что мне тут говорить, Верховная Мать? Вы уже все сказали.
Тараза кинула на Одрейд изучающий взгляд.
— У тебя есть еще для меня маленькие сюрпризы, Дар?
— Я же говорила тебе, что она превосходна, — ответила Одрейд.
Тараза вновь перенесла свое внимание на Шиану.
— Ты гордишься этим мнением, девочка?
— Оно меня страшит, Верховная Мать.
Все еще стоя неподвижно, насколько это возможно, Шиана вздохнула чуть посвободнее. «Говори только самую правду, которую ты можешь ощутить», — напомнила она себе. Эти предостерегающие слова воспитательницы несли теперь большее значение. Она смотрела слегка в сторону глазами, устремленными в пол, перед двумя женщинами, избегая смотреть на самое яркое полыхание солнечного света. Она продолжала ощущать, что ее сердце колотится слишком быстро, и понимала, что Преподобные Матери это заметят. Одрейд много раз это показывала.
— Так тому и следует быть, — сказала Тараза.
— Ты понимаешь, о чем здесь с тобой говорится, Шиана? — спросила Одрейд.
— Верховная Мать хочет знать, полностью ли я посвящена Ордену, — сказала Шиана.
Одрейд взглянула на Таразу и пожала плечами. Больше объяснений не требовалось. Так складывался обычный путь, когда становишься частью одной семьи, как это принято в Бене Джессерит.
Тараза все еще безмолвно изучала Шиану. Взгляд ее был тяжелым, выматывающим для Шианы, знавшей, что должна хранить молчание, беспрекословно терпя опаляющий осмотр.
Одрейд подавила ощущение сочувствия. Шиана так во многом остается самой собой — юной девушкой. Поверхность охвата ее интеллекта все расширяется — как раздувается накачиваемый воздушный шарик. Одрейд припомнила, как восхищались таким же строением ума ее учителя, — но оставались при этом настороже, точно так же, как теперь насторожена Тараза. Одрейд раскусила настороженность, когда была еще намного моложе Шианы и не испытывала сомнений, что и Шиана сейчас видит. У интеллекта есть свои преимущества.
— Хм, — вымолвила Тараза.
