Сергей Лукьяненко - Спектр
Мартин пожалел о том, что оставил тепловое ружьё в гостинице.
— Не бойся, — сказала девочка. — Они всего лишь напуганы…
Пернатое тельце выскользнуло из-под руки и вышло вперёд.
Мартин шатнулся, но устоял.
Девочка заговорила — и с первых же её слов в зале повисла тишина. Те, кто не успел зайти в зал, замер на пороге.
Девочка говорила — и Мартин с удивлением понял, что в её голосе больше не осталось детскости. Она не объясняла и не просила. Она повелевала.
Священники распростёрлись ниц. Осталась стоять лишь девочка — медленно обводя взглядом зал.
Мартин опустился на одно колено. Девочка посмотрела на него — и улыбнулась.
— Ты можешь встать.
Мысленно отметив, что он «может встать», а вовсе не «может стоять», Мартин поднялся. Черно-красные фигуры ползали по полу — и в судорожных движениях не было железной уверенности инстинкта, а лишь смятение потрясённого разума.
— Ты — моя стая, — сказала девочка. — Но теперь я должна остаться. Отпусти меня, Мартин, или останься с нами.
— Я отпускаю тебя, — ответил Мартин. — Это твоя стая и твой мир. Учи его летать.
Он достал из кармана «документ на птенца» — надо же, не выпал. И порвал в клочки.
Девочка подошла к нему и обхватила руками-крыльями. Прошептала:
— Я тебя очень люблю. Спасибо тебе, Мартин. Ты точно-точно не хочешь остаться?
— Точно-точно, — прошептал Мартин.
— Мне будет трудно? — спросила девочка.
— Обязательно.
Девочка кивнула. И, взяв Мартина за руку, повела мимо смятенных священников.
Странно, но автобус ещё ходил. Они дожидались его на остановке — Мартин, Ирина и девочка шеали, окружённая кольцом стражников. Оружие сверкало у каждого во всех четырех кистях — и это были не только ритуальные кинжалы.
— Водитель ещё неразумен, — сказала девочка, когда в конце улицы показался неторопливо катящийся автобус. — Пусть. Он довезёт вас. Так спокойнее.
Мартин покосился на охранников — ни в одном взгляде не сквозило холодной успокоенности. Скорее — огонь фанатичной преданности. Черно-красные перья выдавали в них священников, но они были зрячими. Наверное, не прошедшие окончательного посвящения послушники…
— На тебя могут напасть? — спросил Мартин.
— Могут, — просто ответила девочка. — Ещё будет много шума… будет огонь и кровь.
— Я не хотел, — сказал Мартин. — Прости меня.
— Все хорошо, — сказала девочка. — Так должно было быть — и так стало. «Бескрылый пришелец шагнёт в бездну, чтобы девочка его стаи сохранила разум…» Кто знал, что это случится на самом деле? Откуда у бескрылого пришельца своя стая?
— Вот как… — протянул Мартин. — Всегда мечтал стать героем пророчества… Прямо так и сказано?
Девочка заколебалась:
— Ну… эти пророчества, они такие двусмысленные… вообще-то «чужак, неспособный летать», — это мог быть любой иноземный взрослый шеали. А «дитя его стаи» — скорее мальчик, чем девочка. Но это раньше так считали. Теперь все будут думать иначе. Я уже приказала.
Мартин невольно улыбнулся:
— Понятно. Что ж, тогда я не буду давать тебе никаких напутствий. Ты сама прекрасно справишься.
— Я очень разумная девочка, — сказал птенец.
Автобус остановился. Водитель посмотрел на Мартина пустыми глазами. Спросил:
«Привет тебе. Ты едешь?»
«Привет тебе. Мы едем», — ответил Мартин.
И коснулся на прощание крыла девочки. Хотел потрепать по смешному жёлтому хохолку — но под яростными взглядами охраны не решился.
Автобус с гулом пополз по улице. Мартин укоризненно посмотрел на Ирину — и та опустила взгляд.
— Ты же знала, — сказал Мартин.
— Знала. Только думала, что «чужаком, неспособным летать», буду я. Беда с этими пророчествами — все уклончиво, невнятно, запутанно…
Мартин покачал головой. Ругаться не хотелось. Все тело болело. Автобус медленно ехал к Станции, за спиной оставался охваченный эпидемией разума город.
— Разумные шеали… — прошептала Ирина с чувством. — Что сейчас начнётся…
— Юрий Сергеевич мне голову оторвёт, — согласился Мартин. — Вместо меланхоличных спокойных шеали — энергичная молодая раса. Как снег на голову… Тебе тоже достанется, не улыбайся.
— Я не тому улыбаюсь. Я до сих пор живая, понимаешь? И если через полчаса мы войдём в Станцию — останусь живой, фантастика!
Мартин подумал и положил тепловое ружьё на колени. Автобус тихо полз сквозь ночь.
А позади, в городе, простучало что-то, очень похожее на пулемётную очередь.
— Ира, ведь ты в первый раз добилась успеха… — сказал Мартин. — Видишь? Что-то меняется.
Но Ирина покачала головой:
— Это не я добилась, Мартин, Это ты добился.
На них никто не напал.
Веранда перед входом на Станцию была пуста, и они поднялись по ступенькам. Мартин открыл перед Ириной дверь, подождал, пока она войдёт. Оглянулся.
Погони не наблюдалось.
Зато в городе кое-где начались пожары.
— Удачи, девочка, — прошептал Мартин, глядя на Джорк.
Вошёл вслед за Ириной, закрыл дверь.
Они были на Станции. И теперь — в абсолютной безопасности. Никто, никогда и никому не причинит вреда на территории ключников.
— Прошли, — сказал Мартин. — Ира, мы прошли!
Они глупо улыбнулись друг другу. Предопределённость была сломана. Ирина-шесть осталась в живых!
— У тебя есть история для ключников? — спросил Мартин.
Девушка кивнула. Спросила:
— А про что ты будешь рассказывать?
Мартин кивнул на входную дверь:
— Про тех, кто сумеет пойти дальше. Про тех, кто останется. И про то, что эта история случилась не в первый раз.
— У меня история проще, — призналась Ира. — Но, наверное, она сгодится.
— Тогда идём, — решил Мартин. — Рассказываем сказки и…
— И куда отправляемся?
Мартин осёкся. Посмотрел Ирине в глаза. Со вздохом спросил:
— На Талисман?
— Да. Там другая я, Мартин. Я не могу её оставить. Она бы меня не бросила.
— Значит — на Талисман, — смирился Мартин. — Как хочется домой…
— Мне тоже.
Коридор вывел их в зал ожидания. Для разговора с ключниками предназначались маленькие кабинки по периметру зала. Двери двух кабинок были приоткрыты.
— Ждали, — заметил Мартин.
— Они всегда ждут, — согласилась Ирина. — Ну… удачи! Прежде чем разойтись по кабинкам, они поцеловались. Быстро и легко. Как друзья, а не как любовники.
— Здесь грустно и одиноко, — сказал ключник.
— Скоро станет гораздо веселее, — ответил Мартин, садясь за стол.
Тепловое ружьё аранков он, повинуясь непонятному порыву, положил на стол. Хотелось какого-то жеста — пусть выспреннего, но внятного.
— Поговори со мной, путник, — продолжил ключник.
Он был тощ и жилист, выше Мартина ростом, но при этом какой-то хрупкий, несерьёзный. Не таким должен быть повелитель галактики…
Хотя когда это властелины отличались ростом и сложением? Только в восторгах придворных лизоблюдов.
— Я расскажу про тех, кто остаётся в середине, — сказал Мартин. — Не про неудачников — их повесть слишком горька и скучна. Не про победителей — их историю не рассказать словами. Люди середины — их всегда больше, чем победителей и проигравших. На любой планете, у любой расы… даже у ключников.
Ключник не мигая смотрел на Мартина.
— Когда-то проблемы решались очень просто, — сказал Мартин. — Если одно племя обрело разум, а другое так и осталось стаей — оно превращалось в пищу. В мишень для стрел, которые не сумело придумать. В костяные наконечники для копий. Это были простые времена — и они ещё долго оставались такими. Те, кто опоздал в гонке, кто отстал хотя бы на полшага, — превращались в рабов. Загонялись в резервации и анклавы. Вставали по заводскому гудку и с первым лучом солнца. Простые времена — простые решения. Но простое время кончилось.
Ключник молчал.
— Кто-то сумел дотянуться до неба. Кто-то сумел откусить от Древа Жизни. Кто-то оставил разум про запас — как мы оставили свои инстинкты на чердаке сознания. Что это было — один краткий миг или целая эпоха? Я не знаю. Но когда молодые боги уходили, сжигая за собой мосты, за их спиной оставались люди середины. Те, кто не сумел. Те, кто не захотел. Те, кто выбрал привычный и не страшный путь разума…
— Боги не сжигают мостов, Мартин, — сказал ключник. — Для этого есть люди.
Мартин осёкся.
— Спасибо за нашу историю, — продолжил ключник. — Но история людей середины — очень банальная история… Здесь грустно и одиноко, путник.
— Вы сами разрушили транспортную сеть… — прошептал Мартин. — Так? Вы или ваши предки — те, кто не вышел на новую ступень…
Ключник молчал.
— Люди середины, — сказал Мартин. — Мы считали вас богами… или почти богами… а вы всего-то — люди середины. Те, кто не смог. Кто оправился от горечи поражения — и повторяет попытку! Так?
