Пол Мелкоу - Дети сингулярности
Ногами и руками изо всех сил цепляюсь за ствол дерева, иначе меня затянет в водоворот вместе с остальными. В какой-то миг отчаяние шепчет: а стоит ли? Не лучше ли умереть с родной цепочкой, чем жить одному? Пару минут назад я был бы готов отдаться во власть стихии. Теперь - нет. Парню из цепочки Джулиана нужна моя помощь. И я держусь, прислушиваясь, не стихает ли рокот.
Так проходят секунды, минута, другая… Я все еще держусь, а натиск снега уже слабеет, и руки тянет не так сильно. По щекам стекает пот, хотя воздух по-прежнему ледяной. Руки дрожат. Когда веревка наконец слабеет, я падаю прямо под деревом, не в силах пошевелиться. Я так измотан, что лишь через несколько минут собираюсь с силами, чтобы отвязать веревку. Пальцы ободраны до крови и трясутся, а паутинный шелк все не хочет отпускать меня… Наконец узел распадается.
Я встаю. И снова падаю.
Припадаю лицом к снегу, чтобы освежиться, но тут же понимаю, как это глупо. Снова поднимаюсь на ноги и на этот раз успеваю сделать несколько шагов, прежде чем ноги подо мной подкашиваются.
Снег мягкий, словно пуховая перина, и я решаю отдохнуть пару минут. Вот бы сейчас поспать!
Но нельзя. Там, на горе, лежит человек. Такой же, как я, одиночка. И я ему нужен. Нужен кто-то сильный, чтобы дотащить его до подножия горы.
Бросаю взгляд на веревку. На другом конце - моя цепочка. Могли ли они выжить в этом потоке? Я встаю и делаю шаг к грязно-белой каше, но волна съезжающего снега сносит меня обратно. Выше по склону снеговые пласты по-прежнему неустойчивы. Я вытираю глаза обветренными руками, затем разворачиваюсь и поднимаюсь наверх по собственному следу. Он отчетливо виден - широкая полоса с пятнами крови. Ощупываю губы и нос: я даже не заметил, что они разбиты.
Джулиан лежит там, где я его оставил, и все еще дышит. Увидев его живым, я громко, по-детски всхлипываю. И вовсе я не сильный…
- П-п… п-почему… пл-лачешь?
Стуча зубами от холода, на меня смотрит Джулиан.
- Потому что мы живы, - отвечаю я.
- Это х-хорошо.
Голова Джулиана бессильно падает на снег. Губы у него совсем синие, зубы стучат - реакция на холод. Мы должны оказать ему медицинскую помощь. Мы…
Я все еще думаю о себе как о звене цепочки. Но Мануэль уже не поможет мне поднять его. И Бола не укажет кратчайший путь с горы. Я один.
- Надо идти.
- Нет.
- Я должен отвести тебя туда, где тепло. Где врачи.
- А как же остальные?
Я пожимаю плечами, не зная, как сказать ему правду.
- Они все здесь, внизу.
- Но я чувствую их. Я их слышу!
Принюхиваюсь. Кажется, ветер действительно доносит отголосок мысли, хотя, возможно, это только кажется.
- Где? - спрашиваю я.
- Здесь, совсем рядом. Помоги встать.
Я с трудом поднимаю его на ноги, он опирается на меня с тяжелым стоном. Мы делаем шаг вперед - он указывает место. Из снега торчит тот лоскут ткани, который я уже видел раньше.
Сумел ведь выжить этот Джулиан, пробыв под снегом несколько минут. Может, его цепочка и правда там, внизу. Может, им посчастливилось угодить в воздушный карман или лавина накрыла их в снежной пещере…
Опускаюсь на колени и принимаюсь разгребать снег вокруг клочка материи. Джулиан тоже подползает ближе и пытается помочь. Но он слишком слаб: вскоре он приваливается спиной к снежному наносу и только смотрит на меня, не отрываясь.
Лоскут, оказавшийся уголком одеяла, похоже, уходит вертикально вниз. Поначалу идет сплошной лед: я скребу его онемевшими пальцами, но больше горсти за раз вытащить не удается. Потом слой льда заканчивается, и рыть становится легче.
По капюшону барабанят комья снега. Как бы нас самих не завалило… Приходится пожертвовать парой минут и разгрести снег вокруг.
Еще несколько усилий - и снег вдруг обваливается, открывая взгляду пещеру из льда, снега и брезента. Внутри лежат три тела, три Джулиана. Они живы и дышат, хотя двое без сознания. Одного за другим я вытаскиваю их из пещеры и укладываю рядом с товарищем.
Те двое, что находятся в сознании, вцепляются друг в друга и лежат, глотая ртом морозный воздух. Я так устал, что хочется самому провалиться в эту дыру.
Осматриваю каждого Джулиана, отыскивая признаки переохлаждения, переломы и ушибы. У одной девушки сломана рука - она морщится от боли, когда я ее трогаю. У меня есть моток веревки - не из паутинного шелка, а обычной. Из нее я сооружаю перевязь для сломанной руки. Четвертый Джулиан цел и невредим.
- Очнись, - трясу я его. - Ну же!
Он открывает глаза, кашляет. Третья из цепочки, та, что со сломанной рукой, все еще без сознания. Я легонько хлопаю ее по щекам. Она приходит в себя, резко дергается - и задыхается от пронзившей руку боли. Вся цепочка, точнее, то, что от нее осталось, обступает ее, а я отхожу в сторону, падаю навзничь и тупо гляжу в небо. Похоже, буран усиливается.
- Надо спускаться с горы, - говорю я. - Если прилетит еще один флаер, он вызовет новую лавину. А если начнется лавина, мы обречены.
Они будто не слышат меня. Сбились в кучу и стучат зубами.
- Надо спускаться! - кричу я.
Запах безысходности в воздухе сменяется зловонием бессвязных чувств. Похоже, эти четверо в шоке.
- Ну же, идем! - говорю я и тяну за руку одного.
- Нет, мы не можем… наши… остальные… - бормочет он слова вперемежку с химиомыслями, которых я не могу разобрать. Цепочка рушится на глазах.
- Если мы не уйдем сейчас же, мы подохнем на этой горе. Нам негде укрыться, мы просто замерзнем!
Они не отвечают, но я чувствую, что они скорее умрут, чем покинут звенья своей цепочки.
- Вас же четверо, - говорю я. - Это почти целая цепочка! Они переглядываются, и я чувствую запах согласия. Затем один из
них гневно отворачивается. Ничего не выйдет: они не могут прийти к согласию.
Я падаю на колени и упираюсь лбом в снег. Я - единица, которая была шестеркой. Наваливаются усталость и безысходность, глаза отчаянно щиплет.
Я сильный, я никогда не плачу. И все же я оплакиваю мою цепочку, погребенную под снегом. Мое лицо - огонь, по которому течет вода. Соленая капля падает на снег и исчезает.
Сейчас мы уснем, и к утру нас уже не будет.
Я смотрю на Джулианов. Я должен отвести их к подножию горы, но не знаю, как это сделать. Если бы здесь была Мойра… Она, уж конечно, знала бы, что делать с этой четверкой.
Их четверо. В выводке матушки Редд было четверо клонов. Наши учителя - почти все квадраты. Даже премьер-министр Верховного правительства - и тот квадрат. Чего же лить слезы, когда они не хуже лучших из лучших? Если кому и можно отчаиваться, то не им, а мне…
Поднимаюсь на ноги.
- Я тоже потерял свою цепочку! Я вообще один! - кричу я им. - Это я должен плакать, а не вы! Вас четверо. А ну-ка, вставайте! Вставайте, говорю!
Они смотрят на меня, как на психа. Тогда я пинаю одну из них, она стонет.
- Вставайте!
Они медленно, неохотно поднимаются на ноги, а я ухмыляюсь, словно маньяк.
- Мы спустимся вниз. Идите за мной, я сильный.
Сквозь сугробы я веду их к одному из лавинных потоков. Нано-лезвием складного ножа отрезаю кусок веревки, уходящей глубоко в снег. Там, на другом конце этой веревки, - моя цепочка. Осторожно ступаю на рыхлый серый снег: может, я бы еще мог откопать их, как откопал этих четверых… С глухим ропотом снег подо мной сдвигается. Снежные массы соскальзывают вниз по склону. Свежие пласты еще не улеглись: новая лавина может начаться в любой момент.
Слишком поздно. Воздух у них давно закончился. Если бы я вернулся сразу, пошел за веревкой, когда лавина только остановилась, возможно, я бы смог их спасти. Но тогда я об этом не подумал. Не было рядом Кванты, чтобы напомнить мне о логическом выборе. В сердце сочится горечь, но мне не до нее. Ведь остались еще эти четверо, о которых нужно позаботиться.
Я заставляю каждого взяться за веревку. А потом иду вниз. Ночь черна, только отраженный луной свет расплескивается по снегу. Обрывы и зияющие пропасти - еще полбеды. Куда больше тревожат меня скрытые под снегом расселины. Но каждый шаг - это все-таки лучше, чем просто лечь в снег и уснуть.
Внезапно впереди распахивается пропасть, и я поспешно увожу своих подопечных назад - не хочу, чтобы они заглядывали в бездну. Кто знает, может, тут вообще нет спуска… Утром нас забросили сюда на флаерах. Должно быть, места здесь такие глухие, что только на флаере и можно добраться.
Метет не переставая, и время от времени мы проваливаемся по пояс. Но движение согревает. Сейчас движение - жизнь, остановка - сон и смерть.
Все деревья похожи друг на друга, будто близнецы. Как бы не оказалось, что мы ходим по кругу. Одно я знаю наверняка: если все время идти вниз, рано или поздно достигнешь подножия.
Никаких следов не видно - ни звериных, ни человеческих. Снег девственно чист, пока мы в него не проваливаемся.
Веревка резко дергается: это упала девушка со сломанной рукой. Возвращаюсь и вскидываю ее на плечо. Лишние шестьдесят килограммов - такая ерунда в сравнении с тяжестью у меня на сердце…
