Борис Юдин - Город, который сошел с ума
– Хорошо. – согласился Добежалов, – Буду предельно.
Помолчали. Собственно, говорить – то было не о чем. Попробовали чай с горкомовским коньяком. Коньячок был что надо. Потому что после второго глотка Иродиада Шмяк начала интеллектуальную беседу:
– Женщины тоже разные бывают… – в глазах Иродиады стояла неутолимая тоска по настоящему мужчине, – Вот я вчера была у своего гинеколога. Вы не поверите, но он мне прямо сказал, что у меня очень узкое влагалище…
После такого заявления Иродиада Петровна обвела присутствующих взглядом, ища сомневающихся. Но сомневающихся не было. Всем было наплевать на особые женские достоинства Шмяк. Она, может быть, ещё что – нибудь придумала, но горкомовские девочки замахали крылами и звукооператор сказал:
– Врубаю.
Добежалов выдержал небольшую паузу и начал:
– Первомайскую колонну жителей города и района возглавляет группа ветеранов войны и труда. В первых рядах идёт член Коммунистической партии с 1916 года, участник Гражданской войны, латышский стрелок, человек лично охранявший Владимира Ильича Ленина…
В это время на столе вспыхнула красная лампа.
Добежалов переждал пока с трибуны провозгласили очередной Призыв и начал своими словами:
– Во главе колонны ветеранов идёт член Коммунистической партии с 1916 года, участник Гражданской войны…
Загорелась красная лампа и с трибуны понеслось:
– Под знаменем Ленина, под руководством Коммунистической партии – вперёд к победе коммунизма! Ура, товарищи!
Добежалов только пожевал губами, но начал сначала:
– На площадь, возглавляя колонну ветеранов войны и труда, вышел член Коммунистической партии…
Снова красная лампа не дала Добежалову закончить предложение:
– Работники государственного аппарата! Совершенствуйте стиль работы!
Чутко относитесь к нуждам и заботам советских людей!
Добежалов сделал паузу намного больше, чем было нужно и сказал:
– Член уже вышел на площадь!
После этого Игорь Николаевич поднялся и сказав: «А ну вас всех на хер», тоже вышел на площадь.
Горкомовские девочки ничуть не удивились. Моментально поделили тексты Добежалова между дикторами и «машина» заработала. Васильев бодренько читал свои тексты о том какими трудовыми подарками встречает Первомай, выходящий на площадь, очередной трудовой коллектив и думал:
– Вот мне бы, как Добежалову, встать бы сейчас и послать всех. А я не могу.
Не могу – и всё. И, кажется, бояться мне нечего? И понимаю я весь маразм происходящего… А встать и уйти… Не-е-ет! Что – то тут не так. Это на массовый гипноз похоже.
Васильев так углубился в себя, пытаясь понять, почему он не в состоянии прервать эту клоунаду, что и не заметил, как закончилась демонстрация. Автоматически он отметил, что Иродиада, говоря о колонне железнодорожников, вместо подъездных путей сказала подъебные и очнулся только тогда, когда Ника потрясла его за плечо:
– Ты что? Уснул? Я тебе уже четвёртый раз говорю, что вечером собираемся у меня. Посидим, как люди, ради праздничка.
– Да, да! Конечно! Я обязательно… – бормотал Васильев, а сам думал о том, что вот и с привычной компашкой расстаться он не в силах. Ведь, и друзей – то настоящих в этой компашке не было, нет и вряд ли будут. А вот, на тебе! Тянет, как магнитом.
Васильев вышел на улицу и закурил. Он чувствовал себя смертельно уставшим. Вот так бы и лёг прямо на газон, на котором торчала на палке яркая табличка «Здесь ходит только слон!».
По площади уже катили уборочные машины, сметая ненужные маски с радостными улыбками, гигантские гвозди`ки из гофрированной бумаги и шкурки воздушных шариков. Возле магазина на углу вытянулась вдоль стены змея очереди. Васильев подошёл поближе. Спросил что дают.
– Говорят, что сметану выбросили, – угрюмо ответила женщина с красным бантом на куртке. – Но на всех не хватит.
– Значит не повезло, – улыбнулся Васильев и тут же спросил, А это что?
На площадь въехал трейлер с огромной ёлкой.
– Вы, гражданин, больной, что ли? – окрысилась дама. – Завтра Новый год.
Вот ёлку и ставят.
– Ага. – согласился Васильев. И сам не понял с чем согласился. С тем, что больной или с тем, что завтра Новый год.
Васильев смотрел на насупленные лица, на эту ёлку, которую уже начали краном снимать с трейлера, на суетливую женщину в брюках, наводящую порядок в очереди и думал:
– Это чем же я не доволен? Тем, что измученные бытом, люди не думают о свободе слова и прочей дребедени? Интересно, о чём бы я думал, выстояв вот такую очередину?
И тут Васильев вдруг понял, что если он не уедет сегодня, то он не уедет уже никогда.
– А Вам что нужно, мужчина? – спросила подоспевшая общественница.
Васильев обернулся и узнал в этой шустрой свою однокласницу Таньку.
– А ничего мне не нужно, Таня. – сказал он негромко, – Так… Подошёл узнать, что дают.
– Господи! Олег! Сто лет тебя не видела! – как будто, обрадовалась Танька. – А я – то думала, что халявщик к очереди притирается. Сметану обещали. Тебя записать? Только смотри – на всех не хватит.
– Нет, Таня. – Васильеву всё больше и больше грустилось, – Нет. Я просто так.
И Васильев медленно побрёл домой.
В кухне сидел Константин и перебирал карточную колоду. Из – под шапки у него выбивался белым чубчиком бинт.
– Вот, я не пойму никак, Петрович. – спросил он обижено, – почему твоя подлая кошка всё время выигрывает? Жульническая кошка – это ясно. А где жулит – не пойму.
– А со лбом что? – спросил Васильев.
– Мы договаривались как? На щелбаны договаривались. – начал жаловаться Константин. – Эта подлая кошка говорила, что хвостом бить будет. А когда до дела дошло, то привязала к хвосту ложку. И откуда ты такую заразу в дом привёл?
– Ладно, брат, не обижайся, – утешил Васильев домового, – Вот тебе на пирожные для поправки здоровья.
И Васильев выдал нечистику трояк.
– А вот за это тебе спасибо! – засобирался Константин. – Это да… Конечно!..
От этого всё заживёт!
И домовой хлопнул дверью.
Васильев посидел немного, переоделся, проверил на месте ли ключи от гаража и тоже вышел.
До гаража Васильеву надо было ехать автобусом. Салон был битком набит подвыпившим ради праздничка народом. Воняло перегаром и потом. Васильев что было сил держался за поручень правой рукой и всё силился высвободить левую, зажатую между двумя неопрятными мужиками. Васильев старался до тех пор пока один из мужиков не обернулся:
– Ну, что ты дрочишься, интеллигент? – спросил обернувшийся, – Может тебе по очкам длызнуть?
– Я… понимаете… – почему – то засмущался Васильев. – Очки я, между прочим, не ношу.
– Счас будешь. – пообещал мужик. – И протезы носить будешь. Потому что я тебе ноги из жопы вырву.
После таких обещаний мужик стал орать на весь автобус:
– Поразвели паразитов! Если ты сильно образованный, так ехай в такси, а не с народом толкайся!
– В самом деле, почему ж это я такси не взял, дурак? – отругал себя Васильев мысленно. Но тут автобус остановился у рабочего посёлка и толпа выдавила Васильева наружу. Васильев постоял немного, подумал, и решил пройти пешком оставшиеся две остановки.
– Нет! – думал Васильев, идя по обочине, заросшей пыльной лебедой и полынью, – Драть отсюда и как можно быстрей! А ностальгию как – нибудь переживу. Вот прямо сейчас – в машину и… горячий привет вашей бабушке.
Васильев как раз проходил мимо административного корпуса завода железобетонных конструкций. На здании, закрывая окна, висел плакат. На нём вождь мирового пролетариата, зажав кепку правой рукой, левой указывал Васильеву дорогу. Надпись на плакате гласила: «Неверной дорогой идёшь, товарищ! «Васильев остановился на перекур и задумался – почему Владимир Ильич кепку держит в правой руке, а направление показывает левой. И только он решил, что, наверное, Ленин был левша, как изображение на плакате зашевелилось и Владимир Ильич, переложив кепку в левую руку, правую сжал в кулак и кулаком этим погрозил Васильеву.
– А вот это уже полный писец! – сказал Васильев вслух и припустил к гаражу.
В гаражном кооперативе было пустынно и тихо. Только в девяносто шестом боксе была немного приоткрыта дверь и слышны негромкие голоса. Васильев, проходя мимо, вдруг вспомнил эти неторопливые мужские разговоры за бутылочкой, вкус хлеба с салом, запах лука и машинного масла. И ему захотелось остаться, зайти к мужикам и выпить тёплой водки. Но Васильев вовремя спохватился и не дал восторжествовать над собой низменным инстинктам.
В гараже было всё по – прежнему. Васильев проверил свою «ласточку» – Запорожец лимонного цвета. Всё было в порядке. Тогда Васильев, выгнав машину, аккуратно закрыл гараж и так газанул, что, не ожидающая подвоха, машина даже присела на задние колёса, как конь, берущий с места в карьер.
Васильев, поплутав немного по улочкам предместья, решил выехать из Города в северном направлении. Там дорога шла лесом до границы района.
