Борис Юдин - Город, который сошел с ума
Борис Юдин - Город, который сошел с ума краткое содержание
Борис Юдин
Город, который сошёл с ума
«На любой остановке сойди…»
Из песни«Здесь будет город заложён
Назло…»
А. С ПушкинГЛАВА ПЕРВАЯ
Васильев посмотрел на расписание движения поездов, висящее над проходом к кассам. Поезд в Город уходил через час. И было указано, что билеты в направлении Города – в кассе номер шестнадцать. Васильев прошёл в кассовый зал. Шестнадцатая располагалась у входа в зал, слева за бетонной колонной. Васильева порадовало то, что привычной очереди не было.
– Научились работать, наконец-то! – довольно отметил Васильев и подошёл к окошечку.
– Один до Города. – сказал Васильев и начал рыться в бумажнике.
– А зачем Вам в Город? – спросила кассирша.
Васильев оторопел. Потом рассердился. Потом начал считать до десяти, чтобы успокоиться. Но успел сосчитать только до восьми.
– Я Вас русским языком спрашиваю, мужчина, – Зачем Вам в Город? —
повторила кассирша свой нелепый вопрос и добавила ядовито, – Давай, соображай скорей. А то вас тут много таких…
Васильев взялся соображать, но тут из – за Васильевской спины окошко кассы протянулась рука с деньгами и мужской голос пробасил:
– Один до Города. Командировка.
Кассирша приняла деньги, пощёлкала клавишами на загадочных аппаратах и выдала билет.
– Вот видите, мужчина? Человек объяснил цель визита – и никаких проблем.
– А зачем объяснять? – спросил Васильев несколько грубовато.
– Инструкция.
Кассирша сделалась любезной, как нянька в детском саду:
– Город – закрытая территория. По инструкции положено спрашивать цель визита. А то… – кассирша закатила глаза в потолок.
– А то что? – Васильев чувствовал, что сейчас сорвётся и начнёт орать.
– А то… – терпеливая кассирша перестала рассматривать потолок и взялась рассматривать Васильева. – А то, что в противном случае Вы никуда не приедете.
То есть, приедете, конечно. Но куда угодно, только не в Город.
Кассирша замерла, наслаждаясь произведённым эффектом. А потом снова ожила:
– Я Вас в который раз спрашиваю, мужчина? Глухой? Цель визита?
Васильев замялся:
– Да, собственно… Я родился в этом Городе… Понимаете…
Он чуть было не обмолвился о том, что Город снится ему каждую ночь, но не успел.
– Так что же Вы тогда молчите, что возвращенец? – заорала радостно кассирша. – Так бы сразу и сказали. А то молчит, как партизан на допросе.
Она деловито выхватила у Васильева деньги, так же деловито потрещала загадочными клавишами, выдала билет и пожелала счастливого пути.
Васильев взял билет и пошёл в вокзальную столовую, размышляя на ходу:
– Что бы мог значить этот загадочный допрос в кассе?
Уже запивая шницель по – рижски компотом он решил, что волноваться и ломать себе голову не стоит. Он уехал из Города двадцать лет тому назад, и за этот срок обязательно должно было что – то измениться. Возможно, что изменились и правила на железной дороге. Успокоив себя Васильев выбрал чемоданы из камеры хранения, вышел на перрон и даже успел покурить до прихода поезда.
Соседи по купе подобрались скучные. Потрепаться было не с кем. Да и кому охота разговоры разговаривать с шестидесятилетним стариком? Васильева это вполне устроила. Он достал книжку. Начал было читать, но заснул, перелистнув несколько страниц, и проснулся от голоса проводника:
– Следующая Город. Прошу приготовиться к выходу.
Васильев уставился в окно. Уже вечерело и за окном были видны лишь цепочки огней, складывающиеся в замысловатые узоры. Васильев попробовал угадать по этим узорам знакомые места, но ничего узнать не смог. А тут сразу вывернулся вокзал с кучкой встречающих на перроне. Васильев подождал немного пока в коридоре рассосётся толпа и вышел со своими чемоданами в тёплый вечер.
Он пристроил чемоданы в металлическом гробике автоматической камеры хранения, а сам через боковой ход – на привокзальную площадь.
– Чем брать такси, пройду – ка я до гостиницы пешком. Совмещу прогулку с воспоминаниями, – решил Васильев, глянув на очередь возле стоянки такси. И двинулся по старинной брусчатке. Город лежал у него под ногами. Это потому что вокзал стоял на горке, а город раскинулся внизу. Уже включили фонари и были видны тени редких прохожих.
– А в мои годы тут по вечерам самый центр тусовки был. И встречались, и расставались, и ссорились, и мирились… – с грустью подумал Васильев, проходя мимо киоска со всякой мелочёвкой.
– Олежка! – окликнула его продавщица киоска, – Забеги ко мне. Я тут оставила кое-что для тебя.
Васильев сразу вспомнил, что киоскершу зовут Ольга Степановна, и что она всегда оставляла для него дефицитные сигареты с фильтром.
Васильев толкнулся в дверь позади киоска. Тотчас дверь приоткрылась, в двери показалась рука с пакетом и раздался голос:
– Бери скорей! Чего ждёшь? Рубль с тебя.
Васильев взял пакет и дверь закрылась. Васильев снова обошёл киоск и, уже стоя перед стеклянной витриной, начал копаться в кошельке.
– Как она сказала? Рубль? Шутки тут у них… рубль. – и Васильев протянул Ольге Степановне доллар.
– Ты что? Офонарел, парень? Ты что же это мне даёшь? – Ольга Степановна так уставилась на зелёную купюру, словно Васильев подал ей вместо денег ручную гранату. Налюбовавшись, Ольга Степановна, вздохнув, отодвинула от себя странную денежку и подобрела:
– Ладно, Олежка. Что с тебя возьмёшь? Вечно фокусничаешь. Нет денег – так и скажи. Завтра занесёшь. А то подшучивать над старухой взялся.
Васильев посмотрел на Ольгу Степановну. И стало Васильеву нехорошо.
Потому что за двадцать лет Ольга Степановна ни сколько не изменилась. Как была «сорок пять – баба ягодка опять», так и осталась. Васильев поблагодарил Ольгу Степановну и повернулся в сторону вокзала. И тут Васильеву стало ещё хуже. Потому что на фронтоне вокзала сиял, составленный из красных лампочек, транспарант: «Слава КПСС!».
Васильев развернулся и пошёл вниз по улице к гостинице, думая о том, что вот так и сходят с ума. Просто и обыденно. И некому пожаловаться и рассказать о своём горе. Ну, кто в это поверит? Васильев добрёл до бывшего Городского бульвара и присел на лавочку под тополями. Он автоматически сунул руку в пакет, что вручила Ольга Степановна. В пакете лежали три пачки «Элиты». Васильев раскрыл одну пачку и закурил.
– Эй, старик! Выдай сигаретку другану! – прохрипело слева и перед Васильевым возник бомж, лохматый и оборванный.
Васильев присмотрелся. Перед ним стоял бывший одноклассник Колька Щукин. Только очень старый. Васильеву отлегло немного. И он решил, что съеденный шницель был не совсем хороший, и что предыдущие галлюцинации вызваны заурядным пищевым отравлением.
– Ну что? Признал? – сказал Колька, садясь на скамейку рядом с Васильевым.
Васильев кивнул головой.
– Это хорошо, что признал, а то некоторые чураются. – похвалил Колька Васильева, вытряхнул несколько сигарет из пачки, что Васильев всё ещё держал в руке, и ловко рассовал эти сигареты за уши. – А то, понимаешь, спиртяга есть, а ни тебе запить, ни закурить. – и Колька показал горлышко бутылки, засунутой во внутренний карман того, что осталось от пиджака. – Будешь? Ну, как хочешь. Моё дело было предложить…
Колька глотнул из бутылки, занюхал рукавом и только потом закурил.
Васильев подумал, что вот как оно бывает, не виделись лет тридцать не меньше, а поговорить не о чем.
Но Колька нашёл тему для разговора:
– Дай – ка, парень, я тебе пульс пощупаю. Давай, давай! – Колька схватил руку Васильева своей грязной лапой и прислушался.
– Всё нормально, профессор. – Колька назвал Васильева школьной кличкой. – Всё в порядке. А то… Ты выпей, брат, а то крыша протечёт, чего я тебе расскажу.
– Щука! Ты зачем мне пульс щупал? – Васильев был насторожен и недоверчив.
– Ты в зеркале давно себя видел, – озадачил Колька Васильева.
Васильев посоображал немного и признался:
– Утром… Когда брился…
– Ты сейчас на себя посмотри, а потом с вопросами выставляйся.
Колька порылся в своих лохмотьях и достал круглое ручное зеркальце.
Васильев взял этот неизменный атрибут дамской косметички, и тогда ему стало так плохо, что, держа правой рукой зеркало, он левой потянулся к Колькиной бутылке и сделал пару глотков. Потому что увидел в зеркале Васильев себя самого сорокалетним. Исчезла седина, разгладились морщины и тяжёлые синеватые мешки под глазами испарились неведомо куда.
– Вот, вот, братан! – правильно понял Колька Васильевское молчание. – А ты думал… хаханьки.
– Что это, старина? Как это? – промямлил Васильев и для прояснения мозгов снова приложился в бутылке с тёплым разбавленным спиртом.
– Я тебе скажу, как другу, только ты не перебивай. – у Кольки неожиданно появились менторские интонации. – Ты не перебивай. Сам видишь – я уже кривой и могу забыть что или перепутать.
