Владислав Задорожный - Защита от дурака
— А вы приносите пользу обществу?
— Кто как… Берешь все со складов — совесть мучит, иногда и поработаешь… Тебя как зовут? А меня Додо. Здорово мы с тобой натянули нос лиловым!
Я с ужасом кошусь: это лиловым-то нос! Должен ли я отправить ее на Г/А? До чего хороша!..
— Я тебе объясню, — говорит, — насчет облавы. Каждые полступени все агломераты обязаны пройти медконтроль, чтобы вовремя выявить любую болезнь, быстренько сменить больной орган и жить дальше, как ни в чем не бывало. После медконтроля каждый получает справку — квадрат, который нужно носить постоянно с собой и предъявлять по первому требованию лиловых.
— Как умно!
— Олух! Нам некогда бегать по медконтролям. Вот заболею — тогда лечите. ЗОД придумала, что квадрат нужно предъявлять кучеру — тот контролирует, чтобы квадрат не был просрочен. Но мы приноровились подделывать квадраты кучер не ахти какой сообразительный. Поэтому Защита устраивает периодически облавы, чтобы выявлять бесквадратных.
— А не проще ли сходить на медконтроль, чем валяться тут, за мусорными баками? — спрашиваю.
— Эх, аграрка! — обижается Додо. — Здесь, за баками, я лежу по своей воле, а медконтроль надо пройти по приказу. Ясно?
— Нет. Просто я не знал о медконтроле, теперь немедленно посещу.
— Стой! Лежи! Пискун! Что с тобой таким делать? Сейчас медточки закрыты — вечер. Отложи до завтра.
Вдали отшумели. Мы встаем и отряхиваемся.
— Ты один? — говорит. — И я одна. Что будем делать?.
Мой взгляд впервые замер на слове, гнездящемся у нее на груди: «Хочешь?» Серые буквы.
— Хочу, — сказал я. Ощущение дрожи вещей, как под водой с открытыми глазами.
— Идем ко мне.
По пути я про Пойдемку. Как его — бац!
— Защита всячески заботится об агломерате, — говорит Додо, — дурманные таблетки категорически запрещены. Но и давать по уху тоже незаконно. Просто лиловые устали отнимать таблетки, пресекать их провоз, у них терпение лопается — вот и… конечно, дают по физиономии только в местах потемней, когда безагломератно вокруг.
— А где ты приносишь пользу обществу?
— Ты не трепло? Тогда честно: спекулирую стихами. А если ты насчет работы, то дело лучше работы. По первому условию занюханного разума, мы все, несомненно, безвозвратно, безызъянно умны. Понимаешь, безвозвратно. Назвался груздем… Значит, надо вести духовную жизнь. Тем более Духовная Революция уже, вроде, была. Ну, там, книжки надо читать, стихи-прозу писать, картины малевать в свободное время. Приятно видеть себя в печати, по ласкателю, на выставочном гвоздике. А таланта — пшик. Тут-то я и подъезжаю со своими рифмами.
— А они тебе за это?
— Все что угодно — начиная от дурманных таблеток и кончая свободой от ежедневного топтания на работе. Потом я живу в старом доме — без канализации, отопления, электричества, газа — мне многое нужно, чего на складах и в помине нет они ведь рассчитаны на «нормальных» агломератов.
Я подумал, что на Г/А всегда успею ее направить. Утром, например.
Миновали густой ряд новеньких зданий, правда, я теперь заметил, что крашены были только фасады, и вновь Охвостье — все дрянные такие зданьица. Как я раньше сюда не забредал. Просто не подозревал.
Не квартира, а конура. Шкафов и тех нет. Одежда валяется на перекладинах. Напоминающего Время нет. Как же она живет?
— Тоже счастье, — говорит, — пожалел о Напоминающем. Он будит совесть, понуждает вести себя в рамках. А надо поступать, как в голову взбредет. Захочу — и просажу свою жизнь. Захочу — и сделаю из нее конфетку.
— Но по условиям Победившего Разума…
— Милый мой, «зачем» всегда можно высосать из пальца, даже если его первоначально не было. А «к чему приведет?» — разве все угадаешь? В крайнем случае, признаешь свою ошибку — язык не отсохнет… Давай ужинать — и в постель.
— Но ведь я не твой муж!
— Ты мой, ты просто мой.
Фашка. Пока есть Фашка, я ничей.
— Зачем ты меня трогаешь. — К двери. Я.
— Ты мне нравишься.
— Не трожь!
— Да не Дура я!
— Кто тебя знает!
— Может, ты необычный? Так я тоже необычная, поцелую, как хочешь.
— Ты эти штучки брось! Они самые дурацкие и есть!
— Кто тебе вдолбил в голову? Ну, не беда, застенчик, я из тебя ханжество выбью.
Я не на шутку. Я не кресло, что из меня можно выбить? Даже пыли не будет! Она серьезно:
— ЗОД включает в себя уничтожение ханжества. Твой отец тут бывал, и он совсем не такой застенчик, как ты.
— Ты знаешь моего отца?
— Из комиссии по нравственности. Мы тут с ним часто… изучаем нравственность. Я пишу большую часть его речей для комиссии. Не люблю ханжества при закрытых дверях. У меня есть подруга — вроде тебя. Поселилась она у приятеля, который живет в другом городе. Ну, значит, любовь, и все такое. А тут надо в туалет сходить. Сам знаешь, стены в квартирах тонкие, музыка у нас запрещена как дурачество.! А в тишине каково надобности удовлетворять? Ну, по-маленькому еще туда-сюда, а если серьезней? Срам! Вот она и терпела. Попытку, другую. Выходят на улицу, заходит в общественный туалет, а надолго остаться стесняется. Ну, так неделю и простыдилась. На восьмую попытку в больницу отвезли — сама собой отравилась. С тех пор стыдливость побоку — раз достыдишься до анекдота, куда там целомудренность и все прочее подевается!
У меня огонь на щеках.
— А что такое ханжество?
— Ханжество, — когда все делают, что хотят, а утром делают вид, вроде только что прилетели с другой планеты. Ханжество — когда обнаженная агломератка не вызывает других чувств, кроме животных.
— А как надо воспринимать… обнаженную агломератку?
— Это очень красиво. И все. Вот, смотри.
— Д-да… т-ты права…
— Ты тоже очень красив. Я уверена. Давай защищаться от Дурака вместе. И трепись поменьше. С заткнутым ртом ты — парень, что надо. Терпеть не могу твоего писка.
— Ты думаешь, без комбинезонов мы будем лучше защищены от Него?
— Это самый лучший способ защиты.
— Ну?
— Лучше не придумали.
Кажется, она права. Если я ошибаюсь, то я виноват. Вина моя и только моя, воистину вина.
* * *Ужинали поздно. Додо подожгла белесую палку — с нее жир капает. Дряблый свет. Хаос теней. Спальня в идеальном порядке. Единственное место в квартире.
— А афоризмы ты тоже делаешь? — я, лениво.
— Увы. Афоризмы — самая дорогая штука. Мне кажется, их производят по ночам, наглотавшись дурманных таблеток, из привозного материала. У меня лично получаются кособокие, как ни перекраиваю — все не то, никто не берет.
— А зачем они?
— Чтобы блистать разумом.
— Достань мне, а? Я тебе все что угодно!
— Брось, я тебе и так подарю. Не благодари, они у меня краденые, ненамозоленные. Один знакомый привез пачку с Земли. Только — тсс! У нас с ней никаких дипломатических отношений… Ах, как плохо без музыки. Я сведу тебя как-нибудь — у нас компания — мы тайно музыку слушаем. Ты, наверно, и не знаешь, что это такое.
Что она говорит! Мать мне пояснила, что музыка в Агло звучит лишь раз в ступень — во время Парада Разума и Карнавала. В остальное время это раздражающее сотрясение воздуха запрещено — Защита полагает, что сотрясение воздуха может подвигнуть Дурака на истерические поступки.
А в Аграрке музыка вовсю — дед песни играет и поет. Дикари.
…В первосне слышу ласковое бормотание Додо: «Милый, милый, любимый мой…» И ночь, погасив лучину, качала меня на качелях: милый — любимый, милый — любимый. . . . сторона. . . . наотрез. . . . извне. . . . дыоарнущ . . . . проттии?. . . . утром мы пошли за моей шиманой, потому что Додо не пользуется своей — кто не работает, того кучер сразу тащит к пирамиде ЗОД, а потом — к Охвостью нет подъездов.
Странный старый дом — середина свежепокрашена.
— Чего это?
— А эта часть видна с улицы, — говорит Додо. — Недавно тут по улице должны были проехать 999 президентов, так кругом все покрасили. А этот кусок виден с улицы.
Кстати, Додо нужно направить на Г/А.
— Поехали, я тебе покажу удивительнейшую публику, — говорит. Комбинезон почти прозрачный. На Г/А? Завтра утром. Успею.
— Мне надо приносить пользу обществу…
— Завтра, — говорит. — Сегодня ты мой.
Я задал кучеру маршрут, который Додо. Улицы, фигурки прохожих — массы. То здесь, то там фасады красятся. Во встречных шиманах неразличимы: раз — и мимо.
У обочины! Шимана оранжевых! Из нее — он! Он! Усатый!
Торможу, кучер смягчает. Хочу рвануть к нему, кучер двери не отпускает — нельзя на проезжую часть. Это же усатый моего детства! Бегу кругом к нему: — Подождите!
— В чем дело, агломерат?
— Вы меня не помните? Ну, Аграрка, мальчик, который очень хотел поймать Его.
— Там все мальчики хотят.
— Еще дедушка, про которого я, что он про ЗОД сортирным словом. Еще тогда распутица и сирень, сирень помните?
