Роберт О'Брайен - Z значит Захария
И если у него хватит сил, чтобы ходить, завтра нужно будет перевести его в дом. Он может спать на кровати в комнате Джозефа и Дэвида. В доме посуше, потеплей, да и мне будет легче ухаживать за ним.
Я только что осознала, что после всего случившегося так и не знаю его имени.
Глава 6
29 мая
Его зовут Джон Р. Лумис, химик из Итаки, штат Нью-Йорк, где располагается Корнельский университет[2]... вернее, где он когда-то располагался.
Этим утром больному стало значительно лучше — настолько, что я начала сомневаться, действительно ли он снова заболеет. Но он сказал, что это нормальное течение лучевой болезни. Оказалось, что мистер Лумис настоящий эксперт в этой области. Собственно говоря, до некоторой степени поэтому он, можно сказать, выжил и сумел проделать весь путь до нашей долины.
Я проснулась рано в приподнятом настроении: теперь мне есть с кем поговорить, пусть он и очень болен. Наносила воды, нагрела её и приняла ванну — давненько у меня не было такой возможности. (Я делаю вот что: выливаю в ванну пару вёдер горячей воды — когда наловчишься, этого вполне достаточно, чтобы очень даже неплохо вымыться). Потом надела красивые брюки. Что ни говори, мой гость — какая-никакая, а всё же компания, так что, решила я, следует принарядиться. Взглянув на себя в зеркало, я даже слегка смутилась, но это просто потому, что привыкла видеть себя в мужских джинсах.
Накануне, прежде чем лечь спать (снова в своей комнате), я отправилась на птичий двор, открыла ворота и рассыпала по земле немного зерна. Сегодня утром, одевшись, вышла и взглянула — как и ожидалось, куры пришли обратно, а в курятнике обнаружились три свежих яйца. Я сварила их, поджарила последнюю из своего запаса кукурузных лепёшек, приготовила кофе и открыла банку с томатным соком. Получился очень даже приличный завтрак. Поставив всё это вкупе с вазочкой малинового джема на поднос, я понесла еду в палатку. Солнце только что поднялось над восточным склоном — значит, сейчас около восьми тридцати. Где-то в глубине долины каркали вороны. Я была счастлива.
К моему удивлению, гость сидел у входа в палатку.
— Вам лучше, — сказала я.
— Пока да, — согласился он. — По крайней мере, думаю, смогу чего-нибудь поесть.
Я поставила перед ним поднос. Он уставился на него.
— Вот это да, — сказал он. Вернее, прошептал.
— Что?
— Да всё это. Свежие яйца. Тост. Кофе. Эта долина. Ты — совсем одна здесь. Ты здесь совсем одна?
Похоже, это был ключевой вопрос, и мой гость задал его с некоторым подозрением, как будто я — или ещё кто-то — пытаемся его разыграть. Но теперь-то запираться незачем.
— Да, одна.
— И ухитрилась остаться в живых? Да ещё держишь кур и коров?
— Это не очень трудно.
— А долина... Как это возможно?..
— Да я, честно говоря, и сама не понимаю. Ну разве что... Люди всегда говорили, что в долине свой особый климат.
— Метеорологический анклав. Что-то вроде инверсии. Полагаю, теоретически такая возможность существует. Но шансы на это...
Я прервала его:
— Вам лучше бы начать кушать. Всё остынет.
Если он потом так разболеется, что не сможет есть, то пусть сейчас наедается впрок, запасает силы. Что касается долины, я сама не раз ломала голову над её загадкой, особенно первые несколько месяцев, когда всё ещё опасалась, что смерть проникнет сюда извне. Но этого так и не случилось. Какой смысл называть это «теоретической возможностью», если ты сидишь прямо в середине этой самой возможности? Так я думала, пока он ел — я тогда ещё не знала, что он учёный-химик. А учёные не склонны принимать что-то на веру — они стараются докопаться до сути.
Гость принялся за еду. Затем назвал своё имя. А я, само собой, назвала своё.
— Энн Бёрден, — повторил он. — А кто ещё жил в этой долине?
— Наша семья. И ещё пара — владельцы магазина, мистер и миссис Клейн.
Я рассказала, как они все уехали и не вернулись. Ещё рассказала про амишей и про то, что мой отец видел в Огдентауне.
— Полагаю, они заехали слишком далеко, — сказал он. — Очень трудно вовремя остановиться, особенно поначалу. Уж я-то знаю. Надежда толкает тебя дальше. Ну и, конечно, это ведь случилось вскорости после конца войны, так что там ещё оставался нервно-паралитический газ.
— Нервно-паралитический газ?!
— Именно он и убил большинство людей. Так, пожалуй, лучше. Они просто уснули и не проснулись.
На путешествие от Итаки до моей долины у него ушло десять недель; и за весь путь, за всё это время он не встретил ничего живого — ни людей, ни животных, ни птиц, ни деревьев; даже насекомых — и тех не было; лишь бурая пустыня, тихие шоссе и мёртвые города и посёлки. Он уже готов был сдаться и вернуться туда, откуда ушёл, когда одним поздним вечером вдруг перевалил через гряду холмов и уловил в неясной дали что-то сине-зелёное. Сначала он решил, что это озеро, и, как и все остальные встретившиеся ему на пути озёра, мёртвое. Но наутро, когда стало светлее, он понял, что это иная зелень, что это цвет, который он уже почти позабыл. Как я и полагала, он так до конца и не поверил своим глазам, но всё же решил исследовать поближе. И лишь перейдя через Бёрден-хилл, путник убедился, что ему удалось найти место, полное жизни. Я сама была тому свидетелем; именно тогда я впервые увидела этого человека.
Но вот он покончил с завтраком: съел всё, что я ему принесла, и выпил весь кофе. Но он был всё ещё слаб и пополз обратно в палатку, на своё ложе из спального мешка.
— Почему вы спите в палатке? — спросила я. — Вам лучше перебраться в дом, на случай если вам опять станет плохо.
— Палатка непроницаема для радиации, — ответил он.
— Но в долине нет радиации, — возразила я. — Вы ведь уже это выяснили!
— Выяснил, — подтвердил он. — Но не сразу поверил.
— Но теперь-то вы знаете!
— Знаю. Да ведь ты вернулась. Дом принадлежит тебе.
— Если вы разболеетесь и мне придётся за вами ухаживать, в доме будет удобнее.
Он больше не спорил; поднялся на ноги — слабые, дрожащие — и сделал несколько шагов к дому. Остановился.
— Голова кружится. Надо отдохнуть.
— Обопритесь на меня, — предложила я.
Он положил руку на моё плечо, налёг довольно тяжело, и через пару минут мы пустились дальше. Понадобилось целых десять минут, чтобы довести его до крыльца, помочь преодолеть несколько ступенек и проводить в комнату Джозефа и Дэвида, которая, к счастью, расположена на первом этаже, рядом с гостиной. Он лёг на кровать Дэвида и уснул. Я накрыла его одеялом.
Он проспал почти до полудня. За это время я сходила на дальнее поле, мимо пруда: надо было пригнать оттуда коров с телёнком и отвести обратно на пастбище. Однако животные привыкли к своей новообретённой свободе и не хотели возвращаться; как я их ни звала, они не реагировали, поэтому мне в конце концов пришлось срезать хворостину и погнать их домой. Само собой, телёнок всё норовил улизнуть и бежал куда угодно, только не туда, куда надо, но я завела коров в загон и закрыла ворота. Через несколько минут телёнок запросился внутрь. Я отвела его мамашу в хлев и подоила — она всё ещё давала каждый раз почти галлон молока. Однако в течение года молоко у неё прекратится, и тогда мы на какое-то время останемся без него, без сливок, без масла — пока не подрастёт телёнок-бычок. Даже не представляю себе, как долго нам придётся ждать.
Вернувшись в дом, я обнаружила, что мистер Лумис проснулся, но с постели не поднялся. Я приготовила ланч, а потом он рассказал мне ещё немного о себе.
Его история началась, когда он был студентом в Корнеле. Его специальность — органическая химия, и он занимался исследованиями в области пластмасс и полимеров. (Он объяснил, что полимеры — это очень длинные молекулы, из которых изготавливают нейлон, дакрон и мягкие обёрточные пластики.) Главой его кафедры был профессор Килмер, знаменитый учёный, в своё время получивший Нобелевскую премию.
Профессор Килмер получил от правительства грант на исследования и часть своего времени отдавал работе в лаборатории, которую обустроили специально для него — но не в Корнельском университете, а в горах, примерно милях в двадцати оттуда. Место было строго засекречено. Занимались они там пластмассами и полимерами — это и было специальностью профессора.
Мистер Лумис довольно близко знал профессора Килмера, хотя того, замкнутого, постоянно погружённого в работу, вряд ли можно было назвать душой общества. И всё же в один прекрасный день профессор призвал мистера Лумиса в свой личный кабинет при химическом факультете Корнеля. Профессор лучился воодушевлением. Как только дверь за вошедшим закрылась, профессор спросил, не желает ли мистер Лумис работать вместе с ним в секретной лаборатории. Рассказал, что он только что совершил очень важное открытие и ему необходимо увеличить штат учёных для дальнейших исследований и разработок. Мистер Лумис, поразмыслив, принял предложение, тем более что, как разъяснил профессор, он и так уже занимался изысканиями в том же направлении, а теперь ему за это станут ещё и платить.
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)