Юрий Никитин - 2024-й
Тимур возразил горячо:
— А почему не сделать массовую? Мы что, выдохлись? У нас что, таланта не хватит?.. Разве не перевернули игровую промышленность своей «Виртуальной Москвой»?
Все задвигались, зашевелились, кто-то осторожно поаплодировал. На Тимура смотрят с одобрением, многие расправили плечи, а на меня поглядывают осуждающе.
— Таланты, — сказал я, — гении… Самые большие гении концентрировались в литературе, она позволяла лучше всего проявить себя и влиять на других. Увы, даже гении не спасли литературу от краха и забвения. Не только книги, но саму литературу. Это вам не урок?
— Мы новее, — возразил Тимур. — Литература — это устаревшие буковки. А у нас — техника! Хай-тек.
— Хай-тек первого уровня, — напомнил я. — А мы уже вступили на второй, в то время как на горизонте грозная волна третьего. Я не вижу там возможностей для байм!
— А… для чего? — спросил Скопа в нехорошей тишине.
— Пока не увидел, — отрубил я. — Но что бы ни задумали, надо ориентироваться уже на третье поколение хай-тека. А баймы в том, третьем, что книги сегодня. Ты ли это, Тимур? Угадывать будущие профессии — хорошо, но лучше скажи, чем люди будут развлекаться? Нет, лучше так: скажи, где можем применить свои мозги, свои навыки?.. Или тоже через пять лет будем как трубочисты в нашем мире? И нам тоже переучиваться?
Глава 4
Лора трижды заглядывала и настойчиво предлагала кофе и поджаренные хлебцы. Я что-то в последнее время пристрастился к ним, скоро дырки в поясе негде будет прокалывать, как делали в старину, а Лора это сразу приняла на вооружение.
И хотя автоматы делают кофе быстрее и лучше, чем люди, но Лора отстояла право делать кофе шефу самолично. Мол, автоматы пусть обслуживают простых, а великому и могущественному боссу должны служить люди, это статусно.
Пришлось даже позволить ей отсосать, очень уж надувала губки, мол, отстраняю, а теперь, сглотнув, заметалась счастливая и довольная, все успевая и освещая кабинет своими светящимися, как фары у большегрузного грузовика, глазами.
Перед концом рабочего дня включил телекамеры наблюдения и беззастенчиво понаблюдал, чем занимаются работники среднего звена на остальных этажах.
«Беззастенчиво», потому что все еще никак не могу полностью принять эту новую норму поведения. Мне тридцать пять лет, но чувствую себя старым, косным. У меня уже сформировались какие-то определенные ценности, а это плохо в стремительно меняющемся обществе.
Вспыхнул небольшой экранчик, Лора спросила деловито:
— Шеф, брэйнсторминг сегодня?
— Да, малышка.
— Я принесу кофе?
— Нет, — сказал я. — Мы задержимся и после рабочего дня.
— Я тоже задержусь, — сказала она радостно. — Ну пожалуйста!..
— Нет-нет, — безжалостно отрезал я. — Это только для мужчин.
— Но у вас всегда бывает Алёна!
— Она тоже свой парень, — сообщил я.
Брэйнсторминги, которые когда-то были популярны, мы проводили сперва раз в неделю, потом в месяц. Не скажу, что толку было мало, иногда идеи проскальзывали здравые, но точно так же могли прийти в голову и без всяких «мозговых штурмов».
Постепенно брэйнсторминги, как и все задуманное строго для дела, превратились в обычный треп. Сперва мы еще делали вид, что работаем, а расслабляемся потом, но когда это превратилось в обязательный ритуал, когда верхушка сходится ко мне в кабинет, разваливается в креслах и… только без сигар и виски, а все остальное, как у плантаторов южных штатов: расслабленный треп, разговор обо всем на свете, попытки прогнозов насчет нефти, запасов газа и ценных металлов, интеллектуальное фехтование.
Сегодня первым пришел Василий Петрович, громадный и вальяжный, одетый с достоинством, полусовременно-полуконсервативно, умеет находить грань, чтобы те и другие считали его своим.
Как и большинство людей в возрасте, обладает излишним весом, но, в отличие от большинства, борется с ним яростно и неутомимо домашними средствами, как он говорит, то есть гантелями и штангой. Я не часто видел его обнаженным, зрелище потрясающее: широкий, с толстыми руками, жира вроде бы вообще нет, но все же талия тоже отсутствует, хотя Василий Петрович зачем-то добивается ее усердно и упорно.
Я вздохнул и напомнил себе, что тридцатипятилетнему все так же трудно понять семидесятилетнего, как когда-то в свои двадцать не мог понять его шестидесятилетнего. Я бы точно пошел на резекцию желудка. А то и вовсе поставил себе модель желудка А-восемь или даже А-двенадцать, когда жри, сколько влезет, хоть в три горла, усвоится все та же норма, что необходима для стройной сухощавой фигуры.
Он обратил внимание, что я, застеснявшись, вырубил камеры наблюдения, но промолчал, налил себе шампанского в бокал, серебристые пузырьки с громким шипением рванулись к поверхности бойкими блестящими, как ртуть, шариками.
— Частной жизни, — сказал он медленно, — в прежнем понимании давно нет. Совсем недавно мы были действительно свободными… хотя находились алармисты, которые жаловались на несвободу, звали то в лес, то в пещеры… Потом пришли первые джипээсы, глонассы, эгешки… мы находили на карте сперва себя, потом тех, кто разрешал это нам, затем такая жизнь стала обязательной для каждого.
Вошли Тимур, Роман, Тарас, сразу к столу с шампанским, Тимур налил себе и тут же выпил, мол, горло пересохло, затем уже с заученными движениями денди наполнил фужеры себе, Роману и Гулько.
— Неплохо бы, — заметил он, — допускать сюда Лору.
— Зачем? — удивился Роман.
— Наливала бы…
— Ах-ах, перетрудился!
— Ну… и вообще…
Роман посмотрел на него зверем.
— Ты чего? Надо хоть одну норку иметь, где можно укрыться от этих сисек-писек. Осточертели! Никогда не думал, что такого можно объесться.
Василий Петрович обронил мирно:
— Да и вообще подразумевалось, что у нас тут крепкое мужское братство. Тайный мужской союз.
— Включая Алёну, — напомнил Гулько.
— Ну, это само собой разумеется! Кстати, о каждом человеке уже давно можно было получить абсолютно все сведения. Человек всегда оставляет следы. Раньше только следы на песке, по которым опытные охотники узнавали рост, вес, характер, здоров или болен, устал или полон сил, самец или самка… и множество других данных, а что говорить о вчерашнем мире, когда человек оплачивал счет на израсходованное электричество и воду, и уже по этим данным можно немало о нем узнать, а еще каждый покупает продукты в магазине, ездит на службу, бывает в кино, кого-то приглашает в гости, в ресторане заказывает то, а не это, и все это оставляет электронные следы в сетях… Не надо читать мысли, чтобы предсказать каждое слово и движение на годы вперед!..
Тимур кивнул:
— Да, но с этим тогда смирились. Все-таки такую информацию могли получить только правительственные структуры. Или любые другие, которые могут держать штат служащих. Но с этим анонсированным чипом станет доступна очередная ступень, а это многих пугает.
Роман фыркнул:
— А когда их не пугало? Против колеса возражали, от движения паровоза с ума сходили, телевизор им портил зрение, от мобильников у них обязательно рак… Да фиг с ними. Дураки.
— Согласен, но когда дураков слишком много…
Роман пожал плечами:
— К счастью, даже в наш век демократии не дураки определяют, куда двигаться городу и миру.
Василий Петрович протянул к нему бокал, хрусталь мелодично звякнул от легкого соприкосновения.
— За каждым, — сказал он, — да, за каждым слежка, как сказали бы раньше. Сейчас мы это уже считаем нормой. И понимаем, что, несмотря на резкое сужение неприкосновенности частной жизни, выиграли неизмеримо больше. Хотя бы в том, что в разы сократилось количество всяких правонарушений.
— Хотите сказать, — перепросил Тимур, — что привыкнем и к новому чипу?
— А ты так не думаешь?
Тимур усмехнулся:
— Просто хочу, чтобы это сказали вы, Василий Петрович.
— Чтобы оспорить?
— Ну да, я обожаю спорить.
Василий Петрович двинул плечами:
— Но если станет доступно… э-э… чтение мыслей, то отпадут возможности спора ради спора, из-за амбиций, нежелания уступить или признать чужую правоту. Жизнь потеряет некоторые краски!
— Некоторые?
Василий Петрович ответить не успел, Роман сказал язвительно:
— Смотря для кого. Для любителей засорять форумы флудом бесконечных споров… грядет кошмар! Увидеть собственную ничтожность… нет, увидеть, что другие видят их насквозь…
— А их масса, — подытожил Гулько.
— Что будет с ними?
Роман двинул плечами:
— А нам не плевать на эту биомассу? Мы уйдем дальше. С нами уйдут те, кто… скажем так, чист. И может раскрыть мысли другим. А взамен воспользоваться знаниями и умениями тех, кто открывается навстречу. Так выпьем же за следующий шаг!
