Галина Тер-Микаэлян - На руинах
Однако вскоре ей стало легче, потому что кто-то в разговоре упомянул, что Ефремов еще в обеденный перерыв отпросился и ушел домой – вроде бы позвонили, что ребенок заболел. Она тут же успокоилась и в душе даже позлорадствовала – ясно, что не ребенок заболел, а побежал отношения с женой выяснять.
Тем не менее, помня грозное предупреждение Вани, Мария Егоровна не решилась посудачить на эту пикантную тему ни с кем из приятельниц, а новость жгла ее и томила, рвалась наружу. И вот, проходя по улице Коминтерна мимо дома Агафьи Тимофеевны Кислицыной, она неожиданно для себя решила навестить старушку. Прежде всего, конечно, потому что Агафья Тимофеевна человек старый и одинокий, мало ли что – давно ее никто не видел. Ну, а кроме того, с ней можно откровенно обо всем поболтать, на заводе она уже не работает – лет десять, как на пенсии. Однако всех заводских знает наперечет и новость про невестку Ефремовой ее очень даже заинтересует.
Неожиданно Мария Егоровна увидела торопливо идущего к подъезду Колю Тихомирова. Вид у него был слегка помятый и взъерошенный, а нижняя губа сильно припухла, так что у Марии Егоровны даже возникла игривая мысль – уж не к Ванюшиному ли кулаку приложился?
– Здравствуйте, Коленька, – пропела она голосом сирены – искусительницы, – а я вот к вам иду, Агафью Тимофеевну решила навестить. Дома она, не знаете?
Коля взглянул на нее диковатым взглядом и, не ответив, пронесся мимо. Птицей взлетев на четвертый этаж, он ворвался в квартиру и во все горло заорал:
– Васька! Ты где?
Тот выбежал из кухни с кастрюлей в руках.
– Чего орешь? Я чуть кипяток на себя не вылил!
Оглянувшись на дверь своей бывшей комнаты, Коля сердито зашептал:
– Приезжай в комплекс, нужно новые отходы забрать. И готовься к худшему.
– А что такое?
– А то – сейчас сюда Агашкина подруга явится.
– Кто явится? – на пороге комнаты, прижимая к груди томик «Мастера и Маргариты», стояла Зойка в одном халатике и нежно улыбалась Коле.
Он отвел глаза и хмуро объяснил:
– Агашкина приятельница идет ее навестить – я ее обогнал, пока она свои сто килограммов по лестнице поднимает.
Вася растерянно вздернул плечи.
– Стоп, парни, – Зойка на миг прижала палец ко лбу, словно соображая, потом повернулась, шмыгнула в комнату и тут же вернулась с веревочкой и наполовину пустой коробкой заскорузлого пластилина. Коробочку эту Вася накануне, подметая, выгреб из-под шкафа – возможно из этого пластилина когда-то лепил зайчиков маленький Алеша Тихомиров.
– Не знаю, – задумчиво рассуждал Вася, – если сказать, что уехала. Только… мы ведь у нее свет вчера зажигали, вдруг кто-то видел? Скажут, откуда свет, если уехала? Подумают, что воры были, еще милицию… Погоди, пластилин зачем?
– Один момент, – она примяла из пластилина два кругляша, налепила их на обе створки двери комнаты Агафьи Тимофеевны, соединила веревочкой и, прищелкнув языком, полюбовалась своей работой, – не лезьте, я сама буду с ней говорить.
Как раз в этот момент Мария Егоровна, пыхтя и отдуваясь, дотащилась наконец до их этажа и начала трезвонить в дверь. Коля в ужасе посмотрел на Зойку, но она прижала палец к губам, потом энергично втолкнула их с Васей в комнату Тихомировых и, плотно прикрыв за ними дверь, отправилась открывать Голубковой.
– Я к Агафье Тимофеевне хочу пройти, – с неприязнью оглядывая стоявшую перед ней девицу в небрежно наброшенном халатике, сказала Марья Егоровна.
Зойка ни на шаг не посторонилась, чтобы ее пропустить, лишь нагло усмехнулась.
– Нету Агафьи Тимофеевны.
– И когда ж она будет?
– Не будет ее, забрали.
– Куда забрали? – ахнула толстуха. – В больницу?
– Откуда я знаю, куда? «Черный ворон» приехал, обыск сделали и увезли, – Зойка посторонилась, чтобы любопытная посетительница могла заглянуть и увидеть залепленную пластилином дверь, – а комнату опечатали. Если вы ее подруга, то идите и узнавайте, где она находится. Сейчас перестройка, не то время, чтобы людей так вот забирали.
Говоря это, она бесстыдно поставила ногу на тумбочку. Халатик ее при этом распахнулся, и ясно стало видно, что под ним на Зойке ничего нет. Но ошеломленная услышанным, Мария Егоровна не обратила на это внимания, она все смотрела на печать, и мысли ее разбегались в разные стороны. Подумать только, старуху Кислицыну забрали органы! Вот новость так новость! Интересно, за что ее могли забрать?
И тут Марию Егоровну прошиб пот – понятно, за что, ведь не кто иной, как бабка Агафья, повела толпу к горисполкому. С тех пор в городе не утихают беспорядки. Но ведь и она, Мария Егоровна Голубкова, была тогда рядом с Кислицыной, значит, и ее в любой момент могут…
Развернувшись, Мария Егоровна заспешила прочь. Когда за ней захлопнулась дверь, Вася, выйдя в прихожую, с умилением протянул руки к Зойке.
– Какая же ты у меня умница!
– Хватит квохтать, – резко оборвал его Коля, – скажи лучше, когда приедешь?
Вася отвел глаза.
– Ладно, сегодня вечером приеду. Зайду на комбинат за своим драндулетом и приеду.
Зойка, ничего не поняв, в недоумении пожала плечами.
– Ты уезжаешь, что ли сегодня? – спросила она. – А мне уже можно на улицу выйти? Уехал Доронин?
– Ни шагу, сиди здесь и носа не высовывай!
– Ага, ладно, – она вдруг фыркнула: – А здорово я эту толстуху напугала, да? Это я в «Мастере и Маргарите» так прочла.
– Ладно, я пошел, – хмуро буркнул Коля. – Смотри, Васек, если вечером не приедешь…
А в это время расстроенная Мария Егоровна понуро брела домой, и мысли ее были одна другой черней.
«Агафью забрали, а потом и за мной придут. У нас ведь только слова одни, что перестройка, а если по правде, то прав у людей как не было, так и нет. Успеть бы хоть котлет Митеньке приготовить, чтоб мясо не пропало, а то ведь от Катьки, лентяйки такой, не дождешься».
Придя домой, она сразу же накинула передник и начала жарить котлеты мужу Мите. А тот в это время лежал на диване перед телевизором, слушал выступление президента Горбачева и громко комментировал – чтобы супруге на кухне было слышно:
– Слышь, как теперь соловьем заливает – не знал, дескать, ничего о том, что ГКЧП готовится. Да не верю я ему ни на грош! – он вдруг сморщил нос и принюхался: – Маша, ты что, мясо достала? Котлеты жаришь?
– Уже пожарила, Митенька, сейчас подам.
– Вкус интересный, – говорил он, разламывая вилкой третью котлету.
– Импортная говядина, по три двадцать брала. Слушай, я тебе сейчас такое расскажу – подавишься! Помнишь, Кислицина у нас работала?
– Старуха Агафья что ли?
– Она. Так я сегодня к ней заходила и, представляешь, что узнала? Ее арестовали!
– Маша, хватит ерунду говорить, кто это тебе наболтал?
– Нет, ты послушай! Я захожу, а у этого ее соседа целая шайка дома собралась. Кстати, – Мария Егоровна вдруг припомнила еще одну важную новость, ты знаешь, – что этот сосед с Ефремовой невесткой это самое? – она выразительно соединила два пальца. – Я сама их видела, когда вечером за мясом зашла – он ей прямо там же юбку задрал, представляешь?
– Меньше болтай, – сердито проговорил Голубков, – от твоего языка у нас всегда неприятности. У нас свои дела, у них свои, а кто там, что там – пусть сами разбираются.
– Да? А она про нашу Катьку сколько гадостей говорила? Нет, но какая наглая! Строила из себя невесть что, будто она лучше нашей Катьки – дескать, «у меня муж, у меня семья». Ничего, теперь Ваня ей устроит.
– Ты что, уже и ему наболтала?
– Не ему, а одной с нашего завода – встретила ее утром. А что, я молчать должна?
– Завелась! Голова уже от тебя болит, сделай телевизор погромче.
– Погоди Мить, – Мария Егоровна вспомнила с чего начала, – я ж тебе не дорассказала. Захожу я, значит, к Агафье, а у нее дверь опечатана. У соседа ее по квартире девка ходит почти голышом – красивая, но наглая. Так она мне все и рассказала – «черный ворон», говорит, за ней приехал и увез.
Голубков, услышав это, даже сплюнул.
– Тьфу, да кому нужна эта старая перечница? Ты больше слушай, какая шалава тебе что скажет.
– Нет, правда, ты даже не догадаешься, за что! Помнишь, мы тогда в магазине стояли талоны отоварить, а потом, когда мясо не привезли, пошли к исполкому? Агафья тогда на самого Гориславского накричала, чуть в морду ему не дала. За это и забрали. Меня, может, тоже скоро заберут, – в голосе ее звучала тоскливая гордость, – и ты, Митенька, останешься без меня одинешенек! Родной ты мой, Катька ведь и не подумает обед тебе приготовить, она разве будет в очередях стоять, чтобы талоны отоварить?
– Ну тебя!
Супруг, лишенный сантиментов, сердито отмахнулся и начал кусочком хлеба подбирать с тарелки остатки соуса. А Мария Егоровна, заговорив о талонах, неожиданно похолодела и, бросившись в прихожую, начала искать сумочку. Сумки нигде не было. Муж, поев, вернулся на свое место перед телевизором, а она все искала и искала, а потом вдруг вспомнила – сумка осталась в салоне у Тихомирова. И в сумке той лежали заветные талоны. Торопливо натянув плащ и сунув ноги в сапожки, Мария Егоровна крикнула мужу:
