Паоло Бачигалупи - Заводная
— Ты же не предлагаешь нести его обратно в башни?
Чань огорченно мотает головой.
Снова взрыв — всего в паре кварталов.
— Танк?.. — поднимает голову Хок Сен.
— Давай не будем выяснять.
Они идут дальше, держась поближе к дверям. То тут, то там из домов выходят люди — посмотреть, что происходит и где взрывы. Старик вспоминает, как сам всего несколько лет назад стоял посреди почти такой же улицы: в воздухе пахло морем и подступающим муссоном. В тот день зеленые повязки начали зачистку. А люди стояли точно так же: по-голубиному склонив головы, прислушиваясь к звукам бойни, постепенно понимая, что они тоже в опасности.
Впереди — этот треск ни с чем не спутаешь — стреляют из пружинных пистолетов. Хок Сен машет Чаню, и они сворачивают в переулок. Не те уже годы для таких глупостей — сейчас бы на диван, курить опиум и чтобы красавица пятая жена массировала лодыжки.
А тайцы все стоят — не прячутся, смотрят в сторону взрывов, еще не понимают, как себя вести. Пока не понимают. Нет у них нужных рефлексов, не знают, что такое настоящая бойня.
Старик сворачивает к пустующему зданию. Чань-хохотун спрашивает:
— Ты куда?
— Надо посмотреть, что происходит.
Он шагает вверх по лестницам. Один пролет, второй, третий, четвертый — дыхание сбивается, — пятый, шестой, потом коридор — выбитые двери, страшная духота, вонь экскрементов. Вдалеке снова слышен взрыв.
Огненные дуги вспарывают темнеющее небо, вслед за каждой слышен далекий гром. На улицах, словно новогодние фейерверки, трещат выстрелы пружинных пистолетов. Над городом встает десяток дымных столбов — изгибы тел черных нагов застилают закатное солнце над якорными площадками, дамбами, промышленной зоной… над министерством природы.
Чань-хохотун хватает Хок Сена за плечо и показывает пальцем вперед.
У старика перехватывает дыхание: горят трущобы Яоварата, на месте лачуг из везеролла — сплошная стена огня.
— Уде тьянь, — бормочет Чань. — Там нам больше делать нечего.
Старик смотрит на охваченное пламенем место, которое было ему домом, и с ужасом понимает, что все его деньги и драгоценности в эту минуту превращаются в прах. Судьба переменчива. Устало усмехнувшись, он замечает:
— А ты говорил, мне не везет. Если бы мы остались там, превратились бы в жареное мясо.
Чань-хохотун чуть насмешливо делает ваи.
— За господином «Трех удач» я последую хоть в ад. Только что мы теперь будем делать?
— Сначала пойдем по улице Рамы XII…
Старик не успевает заметить, как прилетает ракета. Она слишком быстра для человеческого взгляда. Пружинщик военной модели, может, и среагировал бы, но Хок Сена с Чанем-хохотуном отбрасывает взрывной волной. На противоположной стороне улицы рушится здание.
Чань оттаскивает старика на лестницу.
— Брось, дорогу как-нибудь найдем. Не хочу рисковать жизнью из-за твоего желания осмотреться.
Они предельно осторожно шагают в сторону промзоны. Темнеет, людей на улицах все меньше — тайцы поняли, что выходить на открытые места опасно.
— Что там? — шепчет Чань-хохотун.
Прищурившись, Хок Сен замечает трех человек, которые сидят на корточках у радиоприемника. Один водит над головой антенной — ловит сигнал. Старик замедляет шаг, потом зовет за собой Чаня, подходит и, чуть запыхавшись, спрашивает:
— Что слышно?
— Видели, как ракета рванула? — спрашивает один из незнакомцев, поднимает голову и прибавляет: — А, желтобилетники…
Тут его приятели замечают за спиной у Чаня мачете, притихают и нервно улыбаются.
Хок Сен торопливо делает ваи.
— Мы просто хотим узнать, что нового.
Один из тайцев сплевывает бетель, подозрительно оглядывает старика, но все-таки говорит:
— Аккарат выступает. — Он приглашает гостей послушать. Второй поднимает антенну. В динамике трещат статические разряды.
— …не выходить на улицу. Оставайтесь в помещении. Генерал Прача и его белые кители попытались свергнуть ее величество королеву. Наша обязанность — защитить госу…
Голос министра глохнет в помехах. Один из тайцев снова крутит настройку, второй, качая головой, говорит:
— Вранье это все.
— Нет, Сомдет Чаопрайя… — начинает первый, но приятель прерывает его:
— Ради своей выгоды Аккарат убил бы самого Раму.
Третий опускает антенну, и передача окончательно глохнет в шипении помех.
— Ко мне в магазин на днях приходил белый китель, хотел забрать себе мою дочь, говорил — добровольное пожертвование. Шакалы они все. Одно дело — небольшая взятка, но эти хийя…
Земля вздрагивает от нового взрыва. Тайцы и желтобилетники вместе поворачивают головы на звук.
«Мы как маленькие обезьянки, которые не понимают, что происходит в огромных джунглях».
От этой мысли Хок Сену не по себе. У них есть лишь кусочки головоломки, но общая картина не складывается. Сколько ни собирай информацию, целиком всего никогда не поймешь. Можно реагировать лишь на отдельные события и рассчитывать, что тебе повезет.
Старик тянет Чаня за руку:
— Пойдем.
Тайцы торопливо разбирают приемник и спешат в свой магазин. Через минуту на углу улицы уже пусто, словно только что не было там разговора о политике.
Чем ближе к промзоне, тем громче выстрелы. Министерские и военные ведут бои повсюду, но на каждый отряд в форме есть еще один гражданский — либо добровольцы, либо студенты, либо сторонники прошлого переворота — те, кого вывели на улицы политические группировки. Старик на минуту останавливается передохнуть у очередной двери. Между домами скачет эхо взрывов и выстрелов.
— Непонятно, кто тут за кого, — говорит Чань-хохотун, глядя на группу студентов с короткими мачете и желтыми повязками на плечах — они бегут к танку, который палит по старой башне. — На всех есть что-нибудь желтое.
— Каждый показывает, что верен королеве.
— Жива ли она вообще?
Хок Сен только пожимает плечами.
Студенты стреляют, диски-лезвия отскакивают от брони. Все-таки огромная махина. Старик не может не оценить, как ловко армия загнала столько танков в столицу — видимо, не обошлось без помощи адмиралов и их флота. А это значит, что у генерала Прачи больше не осталось союзников.
— Все они ненормальные, — бормочет он, оглядывая улицу. — Какая разница, кто за кого. Рикшу бы найти, а то моя нога… — Колено ноет, не дает иди быстро — старая рана дает себя знать.
— На рикше подстрелить тебя будет проще, чем старуху с клюкой.
— Стар я для всего этого. — Хок Сен потирает больной сустав.
Снова взрыв — их обдает градом мелких камней. Чань смахивает с головы мусор и говорит:
— Надеюсь, наш поход стоит таких жертв.
— Если бы не он, ты бы сейчас поджаривался в трущобах.
— Тоже верно. Но все-таки надо поспешить. Не хочу долго испытывать судьбу.
Дальше — то же: темные перекрестки, стычки, слухи о казнях в парламенте, о пожаре в министерстве торговли, о мобилизации студентов университета Таммасат по поручению королевы. А потом — радиообращение. «На новой частоте», — говорят в толпе у дребезжащего динамика. Голос дикторши дрожит. Возможно, говорит под дулом пистолета, думает Хок Сен. Это кун Супавади — известная ведущая, которая всегда представляла интересные постановки. А теперь она испуганно просит своих сограждан сохранять спокойствие, пока танки разъезжают по улицам и берут под контроль весь город — от якорных площадок до доков. Из хрипящего динамика доносятся звуки взрывов, а спустя несколько секунд им вторит гулкое эхо на улице.
— Она ближе к месту сражения, чем мы, — замечает Чань-хохотун.
— Это хорошо или плохо? — не понимает Хок Сен.
Чань уже хочет ответить, но его прерывает яростный рев мегадонта и вой ружейных пружин. Все оборачивают головы на звук.
— А вот это точно плохо.
— В укрытие, — командует старик.
— Поздно.
Из-за угла выплескивается волна вопящих людей, которую гонят три зверя в карбоновой броне. Огромные склоненные к земле головы бьют наотмашь из стороны в сторону, бивни, утыканные длинными клинками, разрубают тела, как апельсины, и подбрасывают в воздух, как сухие листья. С площадок на спинах мегадонтов пулеметы открывают стрельбу — струи острых серебристых дисков бьют в самую гущу. Хок Сен с Чанем сидят, вжавшись в дверной проем. В толпе бегут несколько белых кителей и палят из пистолетов и винтовок, но их оружие бессильно против бронированных животных — к таким боям министерство природы никогда не готовилось. Строчат пулеметы, диски летят рикошетом во все стороны, растут горы окровавленных, извивающихся тел, кругом предсмертные крики раздавленных, темная улица тонет в дыму и запахе мускуса. На Хок Сена падает отброшенный ударом бивня человек. Из горла мертвеца хлещет кровь.
