Кристина Тарасова - Карамель
Подхожу к посадочному месту — носки соскальзывают, и я гляжу вниз. Из-под моей ноги вылетает маленький камень — он парит вниз, и я хочу ощутить этот полет вместе с ним. Почему я смотрю туда? — не положено: по уровню, по статусу, по принадлежности к людям с поверхности. Мой взор должен быть обращен впереди себя или на небо, к которому мы так приближены.
Я осматриваю здания вокруг нас, мысленно путаюсь в паутине мостов и за решеткой из многочисленных высоток поодаль. Я рада, что мы живем в Северном районе на замыкающей улице — никто из соседей не смел наблюдать за нами так же, как я сейчас наблюдала за чужаками в других домах просто потому, что они находились ниже. Весь Северный район построен на вышках небоскребов.
— Карамелька! — слышу я вопль со стороны сада. — Карамелька! Карамелька!
Карамелька. Я ощущаю вмиг подступившую рвоту и оборачиваюсь. Ко мне навстречу бежит мальчишка — он пересекает каменную дорожку и вот-вот ступит на мраморные плиты: ко мне.
Карамелька.
— Кара! — голос матери разрывает тонкую нить между мной и мальчиком.
Он растворяется в воздухе, как будто никогда не навещал наш сад, а я в припадке дергаюсь, смотря на крыльцо нашего дома.
— Надеюсь, ты не собираешься покончить с собой? — кривится мать, выглядывая из дверей. — Тебе еще интервью давать на следующей неделе.
В саду всплывает новый силуэт — выше того мальчишки. Признаться, я теряюсь — оглядываюсь между ними и хмурюсь; глотаю слюни с горьким привкусом алкоголя и собственной ущемленностью в данной ситуации. Принимаю боевую позу — готовая отбить любой из предначертанных мне ударов.
— Почему ты приходишь из школы позже меня? — нагло кидаю я, обращаясь к меньшему силуэту.
Ему двенадцать, он — она и уроков у нас всегда одинаковое количество. Я хочу увечить ее за проступком и сдать матери.
— А почему я посещаю факультативы, а ты их прогуливаешь? — не менее нагло отзывается девчонка.
Между деревьями-коротышками выныривает светловолосая голова, затем появляется все тело и передо мной предстает младшая сестра. Иногда я желала, чтобы она пропала. Ее характер был напрямую списан с материнского, и внешность их была идентична — я удивлялась тому, как они еще друг друга не сгрызли. Ничего… я убеждена, что маленький богомол подрастет и точно устроит борьбу за территорию со старцем — они перекусят друг другу глотки.
— О чем сегодня с Ромео в холле шептались? — сестра хитро улыбается мне, и маленькие каблучки ее туфель соприкасаются с мраморной плитой, издавая соответствующий звук.
— Надо же! — наигранно восторгаюсь я. — Ты смогла дотянуться до кнопки лифта?
Для своего возраста сестра была очень высокой; тогда как ее однокашники с трудом доставали до ячейки в раздевалке и даже до кнопки лифта, из-за чего между этажами на уроки ездили с кем-либо из старших. Она передвигалась по школе сама и частенько комплексовала из-за этого — скрыто.
— Готовились к побегу влюбленных? — она разрывается от хохота.
— Золото, хватит довольствоваться унижениями сестры, — отвечает ей мать и раскрывает свои удушливые объятия для любимой дочери.
Золото… Ничего хуже придумать они уже не могли. В фамилии Голдман итак присутствовала часть от «золото», а в нас самих текла кровь людей — выходцев из Америки на территорию России; но родители решили изощрятся на всю доступную и одну дочь обозвали Карамелью, а другую Золотом.
— Где здесь унижения, если она сама показывает свое бескультурье, упоминая это странное слово «любовь»? — спокойно проговариваю я.
— Знаешь, Кара, я хотела предложить тебе заказать транспорт, но, наверное, ты хочешь прогуляться по мосту, — обрывает меня мать, бросает как копье острый быстрый взгляд и отворачивается.
Они с Золото заходят в дом, и я опять остаюсь одна.
Золото, Золотце всегда была на первом месте для родителей. Должно быть, они вовремя поняли, что я не лучший вариант в качестве ребенка, и, пока возраст для деторождения не истек, решили завести еще одного отпрыска.
В отличие от сестры, я никогда не гуляла по мостам, даже если в кратчайшие сроки необходимо было добраться из одной точки города в другую. Лучше я опоздаю или не приеду вовсе, но ни за что не буду плестись по одной дороге с другими людьми проклятым мостом.
В воздухе машины переходят с одной воздушной полосы на другую, и я наблюдаю за ними — словно змеи они извиваются и плавно переносятся, словно ветви диких невиданных никому ранее растений переплетаются друг с другом и путают в своих искусно-оформленных окрасках.
Я оглядываюсь на сад и, каждый раз смотря на него, мечтаю вырубить все деревья и кусты до единого. Ничего живое не должно присутствовать в этом доме, на этой улице, в этом городе — ничего живого, как и в душах каждого живущего в Новом Мире.
— Вас подвезти? — слышу голос, и серебристый автомобиль без крыши останавливается в воздухе у посадочного места рядом со мной; молодой парень за рулем машет мне рукой и добавляет: — Садитесь! Вам куда?
— Золотое Кольцо, — спокойно отвечаю я. — А вам?
— Тоже в Западный район.
В Западном районе осуществлялась купля-продажа всего существующего в Новом Мире, и проще его можно было характеризовать торговым районом.
Дверь передо мной открывается, отъезжая в сторону, а красные кожаные сидения вульгарно приглашают сесть. Глядя на двухместную машину без крыши, прихожу к выводу, что передо мной остановился сын какой-нибудь влиятельной семьи, сотрудничающей с моей.
Я сажусь, аккуратно подправляя под собой подол пальто, мягкое кресло с жесткой обивкой встречает меня и обнимает, а незнакомец внимательно смотрит на сенсорный экран для управления, жмет острыми пальцами определенную комбинацию, и мы поднимаемся в воздух. Момент взлета всегда заставляет меня встрепенуться: тот самый миг, когда тебя отдирают с земли, по которой ты ходишь, и вот ты уже на десятки метров возвысился над последним мостом и несешься над бескрайней пропастью Нового Мира. Я смотрю на верхушки зданий: иногда между небоскребами виднеются высоковольтные заборы на горизонте, которые огораживают весь наш город, весь Новый Мир, чтобы ни одно существо, ни одно погибающее существо не смогло ворваться к нам извне и разрушить нашу идиллию.
Улица Голдман теряется позади. Я оборачиваюсь на нее — двухэтажный кирпичный дом, вымощенный крупнейшими бордовыми камнями, стоит на большом и ровном участке, крыша наискось скрывает половину построения, панорамные окна в кабинете отца не позволяют мне разглядеть его уставший силуэт, иссохшие виноградные лозы обвивают арку при входе, огороженные за ненадобностью клумбы, в которых все равно ничего не растет, и только старый грунт каждый раз размокает под утро из-за излишней влаги. Красивый дом скрывает в себе красивых людей с уродливыми душами и уродливыми секретами. Наша оболочка утаивала наше нутро, и обязаны мы должны были быть этим этому дому.
Я придерживаю рукой волосы, развевающиеся на ветру. Организм современных людей более адаптирован к низким температурам и резкой смене климата; иммунитет не позволит никому из нас заболеть от простого сквозняка.
— Спасибо вам, — заранее благодарю я водителя за то, что он не оставил меня у посадочного места.
— Да что вы… — не отвлекаясь от управления, тянет он.
— За сколько вы меня подвезете? — интересуюсь я.
— За одну серебряную.
Задумываюсь, но практически сразу отвечаю, что цена неправильная.
— И причина тому? — Вскидывает бровями он, но сам продолжает смотреть впереди себя — на воздушные полосы.
— Из школы, находящейся в этом районе, меня довозят за две серебряные, — объясняю я и быстро разглядываю молодого человека.
— Мне кажется, — он трет слегка видимую щетину, — я могу бесплатно подвезти вас как знакомую. Вы же Голдман?
— Верно, — в момент роняю я. — Наши отцы работают вместе?
Юноша кивает мне. Возможно, мы виделись на каком-нибудь деловом приеме, с десяток которых я посетила вместе с семьей, когда отец решал свозить нас на общественные мероприятия для подливки масла в вечно горящий огонь меж семейных и меж конкурентных отношений.
На секунду незнакомец отвлекается и поворачивается на меня. У него янтарные глаза — по мне ударяет дрожь; я уже видела сегодня почти такие же глаза. Мы обмениваемся улыбками и не более того; а внутри себя я хороню необъяснимое для меня беспокойство.
Мы подлетаем к Центру — огромному кругу, состоящему из платформ и соединяющему дороги, что ведут в районы, обозванные по сторонам света, спокойно прогуливающих горожан. Один мост зигзагом переплетается с другим, два других делятся крестом, следующие хаотично наваливаются и искажаются ближе к основанию, но, если посмотреть вниз, пролетая над этим самым кругом — можно было действительно лицезреть воочию круг; словно центр паутины. Все эти мосты разного размера и длины, все эти дороги путались в одной общей точке, которая на вершине своей держала самое крупное посадочной место во всем Новом Мире.
