Евгения Мелемина - Осколки под стеклом
— Запределье рядом. — Крис поднялся, засунул руки в карманы куртки и посмотрел на солнце немигающими темными глазами. — Оно все гасит.
— Господи, а… — тоскливо сказал Игорек.
Крис против воли улыбнулся. Как люди это называют? Коллективное бессознательное? Чуть что случись — сразу к богам. Не поможет. Раньше надо было думать. И тем, и другим.
— Кто такой этот констриктор? — спросил Игорек. Ему, видимо, запомнился ледяной и опасный противник.
— Это и есть твоя настоящая смерть, — ответил Крис. — А все, что было «до» — ошибка.
Зрачки у Игорька растянулись вширь и снова сузились.
— Интересно… а что будет, если я останусь…
Крис ничего не сказал. Это были бесполезные метания человека — натура исследователя требовала от Игорька рассмотрения обоих вариантов, но на деле решение уже было принято. — Я хочу назад, — спустя минуту произнес Игорь. — Пусть все вернется назад.
— Тогда нам нужно Древо, — сказал Крис. — Оно высохло, но на такие вещи еще годится. Главное — вернуться назад до ночи. Я не могу оставлять свой телефон.
Игорек повернул голову. От киоска, разворачивая зеленую липкую бумажку на ягодном мороженом, шагал таксист в мохнатой шапке, сдвинутой на затылок.
— Сейчас поедем, — сказал он. — Завтрак.
И Игорьку показалось, что мороженое он кусает отверстой волчьей пастью.
Древо высилось стеной. Серая пыльная дорога сворачивала, оставляя по правую сторону черную болотистую топь, а слева к ней устремлялась шершавая серая твердь, поросшая желтыми лишайниками. Трещины в коре древа казались выдолбленными экскаваторными ковшами, и само оно походило на поле, много лет назад перетерпевшее танковое сражение и поставленное стоймя. Чтобы увидеть первые ветви Древа, Крису пришлось бы посмотреть на мир своими настоящими глазами, а Игорек их увидеть не мог вовсе, хоть и высунулся зачарованно из раскрытого окна машины.
Водитель примолк, с уважением поглядывая по сторонам. Пропал последний лоскуток неба — далеко позади, сбросив звездную пыль. Дорога поднималась вверх все круче и круче, и в конце концов автомобиль поплыл по ней, как монорельс, примагниченный к своим путям.
Позади нее заклубился серый с синими проблесками дым. Болото сверху казалось блюдцем, наполненным черничным вареньем. Громада Древа вращалась, словно оставленный на привязи пес. Голова закружилась даже у Криса, и на лице Игорька проступило восхищение, смешанное со смертельной бледностью.
Закачались веревочные лестницы. Оборванные в сотнях километрах над землей, они походили на растрепанные косы нищей. Ветвей все еще не было видно, но Крис знал — они рядом, распростертые над миром руки, судорожно сжатые пальцы, суховатые мозолистые локти.
Крис ощутил давно забытое волнение — Древо-Древо, что же мы с тобой сделали… Древо молчало. Оно держалось статно, но устало. Его время прошло, знал Крис, но все-таки оно до сих пор было сильнее всех, кто трусливо покинул город — оно было сильнее самого Криса, педантичных проводников, яростных констрикторов, исполнительных водил и телефонистов, жестоких испытателей… Оно не придумывало себе правил, не боялось прошлого и ответственности, не искало оправданий. Исполинское Древо изо всех сил поддерживало жизнь внутри сухого выдолбленного ствола, и жизни этой хватило бы всем и каждому, несмотря на то что само Древо давно уже считалось мертвым.
— Здесь, — тихо сказал Крис, завидев первую укрепленную в лишайниках узкую площадку.
Таксист послушно нажал на тормоза.
— Иди сюда, — Крис протянул руку Игорьку и потянул за собой, зная, что сила Древа лишила его маски и Игорек теперь видит настоящее, истинное его лицо.
Дверца открылась и хлопнула, сбитая ветром. Крис взялся пальцами за излом коры, чувствуя тепло и пульсацию, и поволок за собой Игорька, у которого глаза стали, как те самые звезды, о которых он рассказывал днем.
Холодный ветер принес запах льда и океана, а потом — особый, лесной запах густого мха. На площадке зажегся синий круглый огонек. Огонек вспыхнул и в зависшей над пропастью машине — водитель закурил.
Нахватался, с неудовольствием подумал Крис, только людям может такое в голову взбрести…
Он в последний раз подтянул за собой Игорька и вытащил его на площадку, окутанного белым дымом развевающихся длинных волос.
— По сторонам не смотри, — сказал Крис, разворачиваясь лицом так, чтобы ветер вновь собрал его волосы в тугой, высоко забранный хвост. — Там нечего уже смотреть… Иди вперед. Первая дверь — твоя.
Игорек кивнул и замешкался на секунду — съежился в своей куртке, спрятал руки в карманы.
— Спасибо.
— Иди.
В последний раз мелькнули в полутьме сияющие глаза-звезды Игорька, а потом огонек услужливо повел его в глубину ствола, где, как помнил Крис, царило запустение и беспорядок: лежалая листва, почерневшее золото, битое стекло и дочиста обглоданные кости.
Оставшись один, Крис присел на край площадки. Под его ногами расстилался закругленный у боков мир, край которого уже золотило где-то солнце, а середину поливали холодные настойчивые дожди.
Подняться повыше — и мир станет таким, каким изображают его на древних картах — блюдом, в котором расставлены кочки лесов и лоскутки полей, камни городов и лужицы морей, синева неба, как узорное покрывало, ляжет рядом, а сбоку подкрадется с красным выпуклым глазом волк…
Огонек за спиной погас. Крис поднялся, раскинул руки и шагнул вниз, в пропасть. Рядом мелькнула беззвучная черная тень, вытянувшаяся в гибкое хищное тело. Тень подхватила Криса, оттолкнулась сильными лапами и вдруг обняла его теплым, пропахшим бензином салоном старенького такси.
— Домой? — спросил таксист.
— Да, — ответил Крис и закрыл глаза.
Северный ветер петлял по улицам с наглостью и стремительностью подвыпившего юнкера. Кайдо устал за ним гоняться. Шипя от злости, он кусал то язык — вполне человеческий, но раздвоенный, то пальцы, и без того мятые и обескровленные. Ветер не давался ему в руки — ему, прирожденным умением которого было искать, находить и настигать.
СколНет, умнейший поисковик из когда-либо созданных, был бессилен против неведомой перевернутой Справедливости.
Память Кайдо не могла предложить разгадки — всем им, когда-то лихо спрыгнувшим на землю с ветвей Древа, долгая однообразная жизнь стерла самые ранние и самые яркие впечатления.
Иногда Кайдо казалось, что он так и родился в пыльной квартирке, вылупился из яйца на грязном матрасе, раскидал по углам острую чешую и сразу же кинулся по чьему-то следу. Крис на вопрос о своем появлении на земле ответил бы примерно тем же самым, с небольшими лишь поправками. Разница между ним и Кайдо была — Кайдо не помнил почти ничего, Крис почти ничего не хотел помнить.
Лучше всех прошлое помнили таксисты и проводники. Первые по причине профессии, вторые потому, что торчали на самом гребне Запределья и невольно питались его памятью.
К таксистам Кайдо обращаться не стал — много чести. В жизни он с этими балбесами не связывался и связываться не собирался. Пришлось топать к гребню Запределья, и топать самым длинным путем — через городские коммуникации, натыкаясь на заржавленные трубы и вентили, среди смрада нечистот и то и дело выплывающих из тьмы остатков древней кладки.
В таких местах Кайдо останавливался отдышаться. Старинные стены дышали густым паром, который Кайдо хватал кусками, набивая им жадные легкие.
Где-то в глубинах шахт мелькали то беленькие кости, то в плесень разъехавшиеся кожаные диваны, то слипшиеся груды карт, бумаг и журналов. Не было такого места на земле, куда люди не сунули бы свой нос и не оставили бы следов пребывания.
Потому проводники и не селились в городах. Люди их интересовали только в одном виде — мертвом. Живые не ценились ни в грош. Кайдо проводников недолюбливал — перед каждым отчитайся, сообщи, что, да как, да почему… Правила в блокнотиках, сургучные печати на коробках с куклами. Почти всех констрикторов эта бюрократия угнетала — не тот характер.
И все-таки ходить к ним было необходимо. Никто, кроме проводников, не знал больше, чем все СколНеты, вместе взятые.
Кайдо наметил себе цель — узкий разлом в конце коридора, освещенного лампами в утяжке проволочных сетей. Для человека — просто тень, для Кайдо — вход.
— Срежу, — вслух сказал Кайдо, хотя и знал, чем дело может кончиться. На всякий случай проверил — вынул из кармана колоду карт и потянул наугад. Глянул лишь мельком: в полумраке тускло светился частокол клинков. Девятка мечей.
— Нууу… — протянул Кайдо. — Где наша не пропадала.
И ринулся в черный разлом. Его сразу подхватил ледяной плотный поток — словно оказался в многомиллионном косяке рыб, только вместо чешуйчатых телец плыли вытянутые холодные руки, головы, впалые и раздутые животы, сведенные запястья, твердые колени и хилые шеи. Ни воздуха, ни света здесь не было. Поток двигался медленно, влекомый судорожно сокращающимся коридором, свитым из колец гигантской глотки. Кайдо распихал в стороны мокрые затылки и оторванные предплечья, наступил тяжелым ботинком на чью-то выгнутую спину и умудрился подняться над потоком.
