Жан Коломбье - Досье «72»
А затем, к черту состояние души, его доклад попал в руки заказчика.
— Господин министр, имею честь вручить вам мой доклад. Наша небольшая группа, как мне кажется, неплохо поработала. Здесь вы найдете подтвержденную цифрами аргументацию и мои предложения.
— Можете изложить это вкратце?
— Вкратце… Это трудно сделать. Могу обрисовать схематично, мы остановились на пределе в семьдесят два года. Это будет означать экономию двухсот миллиардов франков в год. Да, двести миллиардов франков! Да, в год! В этих условиях мы могли бы предусмотреть ряд мероприятий, направленных на пользу молодежи: рабочие места, вовлечение в общественную жизнь, отдых. Мы могли бы также, осмелюсь обратить на это ваше внимание, предложить снизить пенсионный возраст до пятидесяти пяти лет. Это может повлиять на ход обсуждений: семнадцать лет периода дожития в расцвете сил, выход на пенсию, которой можно наслаждаться.
— Действительно, это очень важно… Что вы об этом думаете, Тексье?
Тексье загадочно улыбнулся. Он привлек в свидетели свою серьгу, убедился в присутствии претенциозного бриллианта. Что он об этом думал? Он думал, что господину министру это должно доставить удовольствие. Почему? Да потому что в руках у господина министра проект, восхитительный с точки зрения экономики, спорный с социальной точки зрения и несостоятельный с точки зрения человечности. Подобный законопроект Тесье назвал бомбой. Но не надо его считать противником, лично он за него. А вообще-то… И что мы теперь будем делать, господин министр?
Господин министр, чья рубашка жалко колыхалась от ветра, вызываемого его жестикуляцией, был задумчив. Между его бровями пролегла более глубокая, чем обычно, горизонтальная морщина, придававшая его лицу ворчливое выражение. Теперь к ней еще присоединились более классические, то есть вертикальные, подруги-морщины. Этот наморщенный лоб свидетельствовал о ночных переживаниях, о дневных заботах.
— Что мы будем делать? Я могу показаться напыщенным, но считаю, что мы все трое, находящиеся в этой комнате, готовимся вписать основополагающую страницу в историю Франции. Даже всего человечества, ибо, можете не сомневаться, весь мир будет смотреть на нашу страну. В очередной раз. Мы готовим в некотором смысле революцию в области прав человека. Подумать только, все началось вроде бы с неуместной шутки… Да, Майоль, когда вы впервые заговорили об этом несколько месяцев тому назад, я полагал, что это была шутка. Невеселая шутка, которая могла привести скорее к потере электората, чем помочь процветанию страны. А затем эта идея проделала свой нелегкий путь, с ней свыклись, стали рассматривать ее преимущества, недостатки оказались незначительными и постепенно отошли в сторону. И теперь, даже не отдавая себе отчета, мы оказались перед свершившимся фактом. Но вся проблема в том, что только мы втроем понимаем бесспорную необходимость этих мер. Этого мало… Самое трудное впереди. Но чем больше я об этом думаю, и Господь свидетель, я думаю об этом постоянно, тем больше я убеждаюсь в том, что мне не хватает смелости решиться на это. Да, это решение необходимо, мы должны через это пройти. И когда разговор идет об абстрактных понятиях, о финансовом балансе, о возрастании производительности, о субвенциях молодым, все в порядке. Но когда мы понимаем, что все это означает конкретно, как не отступиться, как не отчаяться: ведь мы приговариваем к смерти миллионы людей, чье преступление лишь в том, что они дожили до возраста семидесяти двух лет. Родители, друзья. Об этом вы подумали? Представили ли вы глаза своей матери, когда придет ее час? Ах, к этому я никогда не привыкну. И все же… Могу вам признаться: не хотелось бы мне оказаться на моем месте! Я знаю, что говорю… Иногда у меня возникает желание покинуть мой пост. Уйти в тень. Пустить себе пулю в голову. Но только иногда. Уверяю вас, я согласился занять этот пост вовсе не для того, чтобы проводить страусиную политику. Никогда не думал, что придется оказаться перед такой дилеммой. Но я здесь, я не могу бежать от ответственности. Потому что понимаю — коллеги по правительству не захотят пачкаться, премьер-министр тем более. Они предоставят мне выполнить эту грязную работу. Все взвалят на меня! Давайте, давайте, хватит разглагольствовать… Вы спросили меня, Тексье, что мы теперь будем делать? Запустим машину… Как? Жду ваших предложений. Да, Тексье?
— Майоль, какова была позиция двух депутатов, которые работали в вашей рабочей группе?
— Депутатов? Скорее всего положительная. Они вначале возмущались, особенно Мартинез, что совершенно понятно, поскольку в его департаменте очень много пожилых людей. Но постепенно, особенно после того, как им под нос сунули цифры, рассказали о возможных выгодах, о деньгах, которые они могли бы получить на социальные пособия, они поддержали проект. Напомню, что, как только что сказал господин министр, наши дебаты проходили в абстрактном контексте. Я попросил их рассматривать нашу работу как простую школьную задачу. В день, когда им придется иметь дело со своими избирателями, с такими оковами на ногах — поскольку, повторяю, оба они являются частью нашего движения, — они, возможно, будут реагировать иначе.
— Вполне возможно. Однако я возьму на заметку, что они прониклись аргументами, которые вы привели. Это означает, что, если взяться за дело с умом, победить можно. В НПФ партийная дисциплина достаточно крепка, чтобы не ждать неприятных сюрпризов. Реакция наших союзников внушает мне больше опасений. С коалициями вечно происходит одно и то же. Вспомните, как знаменитая левая коалиция развалилась в связи с делом Байе… А наш законопроект представляется мне намного более взрывоопасным, чем дело Байе. Я полагаю, господин министр, что начать нужно с обеспечения ваших тылов. В правительстве семь членов НПФ. Вы должны стать стержнем нашей революции. Это значит, что все должны поддержать проект. Как полагаете, сумеете ли вы этого добиться? Если да, то, полагаю, примкнут и все остальные. Вы всемером имеете большой вес в правительстве, у вас есть рычаги давления на премьер-министра. В заключение я предлагаю вам собрать ваших коллег, создать нечто вроде кризисного ядра и вместе с ними обойти эти подводные рифы политики. Доклад Майоля дает технические ориентиры досье. Теперь пора переходить к его политическим, гуманитарным, философским аспектам. Нельзя ничего оставлять на волю случая. И естественно, надо определить стратегию.
В тот вечер у Кузена Макса не было времени, чтобы снять галстук. Усевшись рядом со мной на банкетку в глубине зала, он ограничился тем, что ослабил узел. Его улыбка согревала сердце, это была улыбка довольного ребенка, ребенка, который только что добился сноса голов нескольких миллионов дедушек и бабушек.
— Что вы об этом думаете? Нет, для вашего пикета время еще не пришло! Давайте, я плачу за все! Как считаете, вон тот старик, облокотившийся на бар, выпьет с нами?
7Став почетным зрителем первых криков этого мерзкого новорожденного, которого Кузен Макс держал на своих руках, за следующим этапом я наблюдал уже на расстоянии. Но кормящий отец держал меня в курсе развития событий. Хотя и значительно реже, чем раньше, но он все же продолжал появляться в «Регалти», делая вид, что ему интересно послушать наши разговоры, и отводя меня в сторонку, рассказывал о своих тайнах. Я чувствовал, что ему было необходимо ими поделиться со мной. Его одиночество, какими бы твердыми ни были его убеждения, должно было делать его жизнь невыносимой. Я служил ему чем-то вроде предохранительного клапана.
Бофор настоял на том, чтобы он вошел в состав новой группы, имевшей целью вплотную заняться разработкой законопроекта. Помимо министра внутренних дел туда вошли Пьер Брид, министр иностранных дел, шестьдесят пять лет; Анри Бро, министр обороны, шестьдесят лет; Ален Буассу, министр сельского хозяйства, пятьдесят четыре года; Жан-Луи Бужон, министр по делам молодежи и спорта, сорок девять лет; Брижит Лаверно, министр государственной службы, пятьдесят шесть лет; Франсуаза Моро, министр транспорта, пятьдесят три года. В составе этой группы был также Жан Бертоно, пятьдесят два года, генеральный секретарь НПФ, серый кардинал, человек, который сделал из партии то, чем она стала, и который заправлял всей французской политикой. Тот, из чьих рук, как он любил похвастаться, кормились руководители партий, вошедших в правую коалицию. Какие люди, говорил Кузен Макс, но управлять этими людьми было нелегко. Не найдя более подходящего названия этой группе, Кузен Макс называл ее «Кризисное ядро». Но называл он ее так только в разговорах со мной и не мог скрыть недовольства тем, что группа существовала без названия. С философской точки зрения это было нехорошо. С призрачной рабочей группой уже был перебор, и выносить эту новую группу ему было совсем тяжело. Но, как бы то ни было, он не мог говорить с Бофором на тему наименования. Потому что новый орган не имел ничего общего с маленькой группой, которая начинала это дело: та группа была для игры, а эта — для страшных баталий. Возраст участников, вероятно, объяснял резкость их выступлений: данный законопроект касался лично каждого из них.
