Джозеф Д'Лейси - Мясо
По периметру полей стояли деревянные башни, откуда пастухи могли наблюдать за стадами, следить за их сохранностью. Непроходимые живые изгороди из терна служили границами каждого поля. Высокие входные ворота были опутаны колючей проволокой. Впрочем, меры безопасности были лишними. За всю историю Эбирна никто из Избранных ни разу не пытался прорваться через забор или изгородь.
Ближе всех к заводу паслись стада молочных коров, которым надо было приходить на дойку. Их размещали в стойлах, где доили дважды в день, после чего вечером они возвращались на пастбище.
Мясные стада проводили больше времени на выгоне. Беременные или кормящие коровы и их телята оставались в заводских загонах. Когда телята подрастали, их отнимали от материнского вымени, и они пополняли стада телок или бычков. Из Избранных реже всех на полях бывали быки. Их держали взаперти в отдельных стойлах, чтобы избежать драк, и там они проводили большую часть своей жизни. Но были и те, кто никогда не видел ни полей, ни стада. Это были молочные телята, которых лишали жизни сразу после рождения.
От предчувствия сердце билось так сильно, что его удары отдавались в шею. Лицо горело, он чувствовал тянущую боль в мошонке.
Тревога улеглась в четыре утра, но он не стал нажимать кнопку будильника. Уже через пять минут, приняв душ и одевшись, он сидел за столом и впихивал в себя завтрак, состоявший из бифштекса и кровяной колбасы. Ему нужно было много белков, чтобы выстоять долгую смену. Свой завтрак Гревил Снайп запил кипяченым молоком, растворив в нем три больших куска сахара. После такой заправки он был готов к рабочему дню.
Его не ждал тяжелый воздух скотобойни, пропитанный запахом смерти. Ему не нужно было надевать голубой резиновый фартук и высокие резиновые сапоги, брать в руки пневматический пистолет, резаки для костей, следить за ходом конвейерной цепи. И не его орудиями были нож с длинным лезвием и пила. Снайп считал себя добрым и гуманным. Человечный работник бесчеловечной индустрии.
В доильном зале не пахло смертью. Здесь не было ни борьбы, ни брыканий, ни крови. В своем стерильном рабочем мире Снайп дышал чистым воздухом. Может, воздух в доильном зале и не был безмятежным, зато в нем не было обреченности. Пока. Дойные коровы проводили здесь первые и лучшие годы своей жизни, и впереди у них было несколько лет продуктивной работы. Здесь они могли хорошо питаться, отсыпаться, а неизбежность кончины еще казалась призрачной. Снайп ухаживал за коровами со всей старательностью. Они были ценным товаром, за сохранность которого он нес ответственность.
К пяти утра он завершил обход стада перед первой дойкой.
С гордостью он проходил по доильному залу. Коровы смирно стояли, скованные по рукам и ногам длинной цепью. Так они не могли повредить оборудование и помешать креплению доильных стаканов к вымени. Бригада из четырех юных дояров, обученная Снайпом, работала быстро и эффективно. Ребята перебегали от стойла к стойлу и за считаные минуты успевали подсоединить доильные аппараты к вымени почти ста пятидесяти коров. Никто из бригады Снайпа не горел желанием работать в доильном зале. Если бы только для них нашлась любая другая работа, они бы с радостью сбежали отсюда. Но время было таково, что выбирать не приходилось. Доильный зал, коровы, механизмы — все это нагоняло страху на молодежь. И в этом крылась еще одна причина, побуждавшая их работать так быстро. Быстро, но аккуратно. Уж эту науку он заставил их усвоить навсегда.
Конечно, они были молоды, не старше девятнадцати, и со временем должны были понять и оценить всю важность того, чем занимаются. Они еще не сознавали, что на самом деле являются привилегированной кастой, ведь работа в доильном цехе что-то да значила. В конечном счете, ребята помогали кормить город.
Главное было закрепить доильный аппарат, а сам процесс доения был недолог: всего двадцать минут — и собрана половина дневного надоя. После этого ребята Снайпа еще раз проходили по залу, снимали доильные стаканы и увозили их на стерилизацию. Сырое молоко перекачивалось в емкости для пастеризации и гомогенизации. Поскольку эти процессы были полностью автоматизированы, мальчишкам светил долгий перекур.
В течение часа после дойки Снайп обходил доильный зал и осматривал каждую корову. И именно это занятие вызывало у него учащенное сердцебиение.
Обойти предстояло четыре ряда по сорок отдельных стойл; два центральных ряда располагались встык и имели общую заднюю перегородку. Между первым и вторым рядом, как и между третьим и четвертым, имелись два широких прохода с бетонным полом и сточным желобом по центру. Многие коровы мочились или испражнялись в процессе доения. После того как они возвращались на пастбище, весь зал мыли водой из шланга. Снайп уже давно привык к запаху, а вот четверо его помощников всю смену работали в масках.
В течение часа наедине с коровами Снайп осматривал каждую. В стаде они казались одинаковыми, но все-таки их можно было различить по едва уловимым внешним признакам и особенностям поведения. Снайп знал каждую корову в лицо и по номеру. Он проходил между рядов стойл, заложив руки за спину, и был похож на генерала, инспектирующего свои войска. За его триумфальным шествием следили десятки внимательных глаз. Снайпа как профессионала молочного производства прежде всего интересовали надои и здоровье стада. И он чувствовал, что просто обязан осмотреть вымя и соски каждой коровы.
Чаще всего первоначальный осмотр был визуальный. Ему достаточно было увидеть сдутое вымя и красноватый ободок вокруг оттянутых сосков. Главное, чтобы ткани вымени выглядели здоровыми и отметина от доильного стакана располагалась в нужном месте. Но, стоило ему обнаружить, что красное кольцо находится слишком близко к соску или, хуже того, перекрывает его, он непременно останавливался и проверял, не был ли причинен корове вред во время доения. При этом он отмечал номер стойла и коровы в своем маленьком белом блокноте, который носил в нагрудном кармане белого халата. Позже ему предстояло выяснить, кто из бригады допустил промах в работе.
Официально мастит не лечили, если не считать инъекций антибиотиков, которые каждое животное регулярно получало для профилактики. Но Снайп гордился своим стадом, и ему хотелось хоть как-то улучшить жизнь коров. Как только Снайп видел поврежденные, воспаленные или кровоточащие соски вымени, он сразу бросался на помощь. В кармане его брюк всегда была наготове баночка с кремом, которым его мать обычно обрабатывала его обветренные руки в детстве. Крем имел запах меда и старой кожи и назывался «Бальзам красоты». На самом деле этот продукт был предназначен для женщин, чтобы они ухаживали за своими руками, поддерживая их гладкими и мягкими. Снайп научился применять крем в иных целях, догадавшись, что с его помощью можно снять воспаление вымени.
Он испытывал сложное чувство, когда начинал втирать бальзам красоты в больное вымя коровы. Взгляд его слегка затуманивался, и он впадал в блаженный и одновременно преступный транс. Он отворачивался от лица коровы и пытался сосредоточиться на ощущении от соприкосновения своих мягких пальцев с воспаленным соском. Иногда на пораженном соске просачивалась капля молока, и тогда Снайп, замирая, вглядывался в лицо коровы. Краснея от искушения, чувствуя, как болезненно напрягается его пенис и мошонка, он продолжал обход.
Глава 4
На следующий день Гема и Гарша слегли.
Ричард уходил из дома еще затемно, и каждая мышца его истощенного тела напряглась от гордости, когда он водрузил на спину рюкзак с кирпичами и песком. Майя смотрела на мужа, втайне надеясь, что к вечеру его рюкзак будет наполнен чем-то более существенным, нежели его извращенное чувство вины. На завтрак она съела яблоко, впервые без отвращения, и, напевая любимую с детства песенку, принялась резать фрукты и варить кашу для девочек.
Когда она поднялась наверх, чтобы разбудить дочек, то обнаружила, что они вдвоем лежат в кровати Гарши, прижавшись друг к другу и дрожа во сне. Их темные волосы, взмокшие от пота, казались черными. Она почему-то сразу вспомнила Ричарда и струйки пота на его висках, которые замечала каждый вечер за ужином. Она потрогала лоб одной и другой дочери. У девочек был жар. Черт бы тебя побрал, Ричард, подумала она. Их пот был его потом. Каким-то образом его помешательство передалось им. И теперь проступало испариной на лбу каждой дочери.
Она бросилась вниз, накинула теплое пальто и выбежала из дому. Она знала, что выбьется из сил, пока добежит до доктора. Почему они не могли поселиться ближе к городу?
Снайп с беспокойством остановился, едва увидев вымя БЕЛОЙ-047. Кожа на сосках ее вымени не была порвана, не было и трещин, но соски выглядели слишком набухшими — и это сразу после дойки! — чтобы быть здоровыми. Он знал, что, если не вмешаться немедленно, разовьется инфекция.
