Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране
Глава 28
«Богохульство!»
— Эй, ты чего, парень? — поднял взор Фостер. — Кто тебя укусил?
Их «пристройку» сооружали в спешке. Случается, Нечто и проберется к ним — обычно целый рой почти невидимых бесенят… безобидные, конечно, но цапнет — и чье-нибудь эго начинает чесаться…
— Чего? Посмотрите сами, иначе не поверите. Сейчас, отмотаю чуть-чуть назад «всезнание»…
— Знал бы ты, во что я теперь верю, парень, ты бы удивился. — Но все же шеф Дигби уделил ему немного внимания. Что там? Ага, трое «временщиков», люди, похоже — да, именно люди, мужчина и две женщины, обсуждают Вечность. Ничего странного.
— Но разве ты не слышал, что она сказала! «Архангел Михаил»! Как же, «Архангел»!
— А что такого?
— Как это что такого?!
— Вполне возможно.
У Дигби даже нимб затрясся:
— Фостер, ты, видать, ничего не разглядел! Она же имела в виду того переростка-преступника, который отослал меня сюда. Глянь!
Фостер увеличил картинку, отметил, что ангел-стажер говорил верно, а потом заметил еще кое-что и улыбнулся своей ангельской улыбкой.
— Откуда тебе известно, что он не архангел?
— Что?!
— Майка не видно в нашем клубе в последнее время, а имя его вписано в Тысячелетний турнир солипсистов. Обычно это знак того, что он отсутствует по долгу службы. В нашем секторе Майк — один из самых настойчивых игроков в солипсизм.
— Но представить себе — нет, неприлично!
— Знай ты, сколько лучших идей нашего Босса называли «неприличными», ты бы снова удивился… Впрочем, ты не должен удивляться, если вспомнить, что ты сам делал на Земле. «Неприличие» — сама идея равна нулю, в ней нет теологического смысла. «Тому, чьи помыслы чисты, и все вокруг кажется чистым».
— Но…
— Я наблюдаю, юноша. Помимо того, что брат наш Михаил действительно отсутствует, по крайней мере в данную микросекунду, вообще-то я не веду за ним наблюдения, мы с ним в разных списках… но заявление о том, что он «Архангел Михаил», сделано татуированной дамой, вряд ли она ошибается, она сама почти святая.
— Кто это утверждает?
— Я… а я-то знаю. — Фостер вновь ангельски улыбнулся. Милая Патриция! Конечно, песок уже слегка сыплется, но по-прежнему влечет к себе — и к тому же сияет внутренним светом, словно витраж с религиозными картинками. Он испытал вполне земную гордость при виде знакомых татуировок. Джордж закончил роспись, изобразив его вознесение на Небо. А неплохо вышло, совсем неплохо — в самом Высшем смысле. Не забыть бы навестить Джорджа да поблагодарить его, а заодно рассказать, что ему довелось повидать Патрицию… г-м-м, а где же Джордж? Ага, одаренный художник, работает в секции дизайна Вселенной, под началом самого Архитектора… неважно, нужно будет послать запрос в главную картотеку, отыщут за долю тысячелетия.
Ах, какой восхитительной пышечкой была Патриция — и какая священная неистовость! Будь у нее чуть побольше напористости да чуть поменьше застенчивости, он сделал бы из нее жрицу. Настолько велико было желание Патриции принять Бога в соответствии с ее собственной натурой, что она могла бы участвовать в обрядах лингайятов, а как раз там ей нечего было делать. Фостер подумал, не заглянуть ли ему в прошлое, увидеть ее снова молодой, но решил, что не стоит. Работать надо…
— Забудь о «всезнании», юноша, мне надо поговорить с тобой.
Дигби отключил «всезнание», остановился, ожидая. Фостер щелкнул по нимбу, имелась у него такая вредная привычка, когда он размышлял.
— Юноша, не слишком ангельски ты себя ведешь.
— Извини.
— Извинения — не для Вечности. Дело-то в том, что ты слишком много внимания уделяешь этому юнцу (может, он — наш брат Михаил, а может, и нет). Погоди, погоди! Во-первых, не тебе судить об орудии, вызволившем тебя сюда. Во-вторых, тебе не дает покоя вовсе не он, а твоя брюнеточка-секретарша. Она заслужила мой поцелуй незадолго до того, как тебя призвали, не так ли?
— Я не закончил испытание.
— Тогда, без сомнения, ты порадуешься, узнав, что новый Верховный Жрец Шорт устроил ей тщательное испытание — уверяю тебя, самое тщательное, я же говорил тебе: он годится на твой пост. Он признал ее достойной, и теперь она наслаждается заслуженным Счастьем… Да, Пастырь должен наслаждаться своей работой… но если его повысили в сане, он и от этого должен получать удовольствие. Так вот, похоже, у нас открылась вакансия на пост Хранителя-Стажера, там, в новом секторе; правда, этот пост ниже твоего номинального ранга, но ты получишь весьма полезный опыт для ангела. Эта планета — несомненно, ее можно считать планетой, сам увидишь, — так вот, населяют ее трехполые существа, и я знаю из Высоких достоверных источников, что самого Дон Жуана заинтересовали бы все три разновидности тех существ… Это не простое сравнение, его именно посылали туда в качестве испытания, а он поднял вой и взмолился, чтобы его вернули в ад одиночества, им же и сотворенный.
— Стало быть, отсылаешь меня, чтобы я ни во что не вмешивался?
— Ну-ну, ты и не можешь вмешаться, это же невозможно, благодаря чему, впрочем, возможно все остальное. Я же пытался объяснить тебе, как обстоят дела, сразу по твоем прибытии. Но пусть тебя это не волнует, у тебя впереди вся Вечность, можешь пытаться, сколько хочешь. Твой пост наделяет тебя «петлей», сможешь бывать здесь, не теряя времени. Ну, лети, работай! У меня тоже много дел. — Фостер вернулся к тому месту, на котором его прервали. Да, вон она, бедная душа, временно обозначенная под именем «Элис Дуглас»… быть приманкой сложно, но она выполняла свое дело с честью. Но теперь ее работа завершена, ей нужен отдых и восстановление сил после неизбежного истощения… конечно, она начнет брыкаться, кричать, и пена пойдет из всех отверстий…
Потребуется настоящий экзорцизм, после такой-то работенки! Но они все крепкие орешки, иными и быть не могут. К тому же душа «Элис Дуглас» надежна, ей можно дать любое поручение, если только она будет уверена в его «чистоте». Ее можно сжечь на костре или упрятать в монастырь, она все равно не предаст.
Правда, «чистоту» он не слишком уважал, однако питал профессиональное уважение к тем, кто умел делать свое дело. Фостер в последний раз глянул на миссис Пайвонскую. Вот кого он ценил! Милая крошка Патриция! Ах, благословенная, пылкая, страстная…
Глава 29
Дверь за Патрицией закрылась, и Джилл спросила, помолчав:
— Майк, а теперь что?
— Уедем, Джилл.
— …?
— Ты ведь читала книги по патопсихологии?
— Меньше, чем ты.
— Но ты знакома с символикой татуировок? И с тем, что означают змеи?
— Конечно. Едва я познакомилась с Пэтти, как вспомнила. Я думала, ты ей поможешь.
— Раньше не мог, пока мы не стали братьями. Теперь другое дело. Секс — благо, он помогает. Но только в том случае, если делишься с кем-то, если сливаешься. Я грокаю: а что, если бы я делал это без слияния? Нет, не представляю.
— А я грокаю, что ты бы не смог, Майк. Вот одна из причин, по которым я в тебя влюбилась.
— Я еще не грокаю «любовь». Джилл, я и «людей» не грокаю. Но мне не хотелось, чтобы Пэт уходила.
(«Джилл, идет ожидание».
«Да, знаю».)
— Думаешь, мы можем дать ей все необходимое? Сомневаюсь. Она хочет отдавать себя всю и всегда. Ей мало сборищ «Счастья», змей, татуировок. Вот положить себя на алтарь целого мира, да чтоб человечество осчастливить! Эти «Новые Откровения»… Здесь все зависит от восприятия человека. А для Пэт они и вправду «Откровения».
— Майк, милый мой Майк…
— Пора уходить. Выбери платье, возьми сумочку, остальное я уберу.
Джилл с грустью подумала, что хотела бы захватить кое-что с собой, но Майк всегда переезжал лишь с тем, что на нем было надето. Похоже, он грокал, что ей тоже так нравится.
— Надену вот это голубое, оно хорошенькое.
Платье подплыло к ней, само наделось; затем подошли туфли, она сунула в них ноги.
— Я готова.
Майк уловил «аромат» ее мысли, не смысл. Для марсианина он был слишком чужд. И все же заволновался:
— Джилл, может, надо задержаться и оформить брак?
Она задумалась.
— Сегодня воскресенье. Нет, мы не получим разрешения.
— Тогда завтра. Я грокаю, что тебе это понравится.
— Нет, Майк.
— Почему, Джилл?
— Мы не станем ближе. Мы ведь уже разделили воду. И по-марсиански, и по-английски.
— Да.
— Еще есть причина, чисто по-английски, даже по-человечески. Не хочу, чтобы Доркас, Энн, Мириам, еще Пэтти решили, что я их вытесняю.
— Джилл, ни одна из них не станет так думать.
— Не хочу рисковать, ни к чему. Ты ведь уже женился на мне, в больничной палате, сто лет назад. — Она заколебалась. — Правда, ты мог бы кое-что приятное для меня сделать.
![Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в чужом краю, Чужой в стране чужих]](/uploads/posts/books/116183/116183.jpg)
