Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя
Сейчас мы только лишь подготовились к тому, что, если навстречу нам будет двигаться противник, каким-то образом прозорливо или волей случая обманувший наши надежды, мы заранее будем знать об этом. И, по крайней мере, уж несколько часов «на всё про всё» у нас всё же будет. И у нас в активе будут хотя бы те, сделанные по минимуму, приготовления на нашем пути, которые заранее и попутно произведут те, кто идут сегодня. И те, кто ждёт их в горах. Эльдар со своими. Хотя на эту возможность отступления я не советовал им всем сильно рассчитывать. Ибо мы идём драться. А значит, побеждать или умирать. Иного не предусмотрено…
Мы получили свои пять так необходимых нам дней. За это время никто из оставленных на разных участках бойцов Мурата не прибежал к нам и не принёс вести о том, что к нашей пасеке рвутся гости, предпочитающие мёд каменной каше. Не прибежал никто и сегодняшним утром. И мы подготовились даже к последней, надо думать, обороне в своём районе. Значит, мой план имеет шансы сработать, как надо. Или мы все ляжем недалеко от своих стен очень-очень мёртвыми. Навеки.
Потому как никто не сдастся. Это я знаю точно. Перспектива тягостная, и она не очень меня утешает. Несмотря на внешнюю героику. Мне не жаль ни себя, ни стариков. Мы уже видели эту жизнь. И, честно сказать, уже не ждём от неё подарков и чего-то сладкого. А вот наши молодые дети… Именно ради них, ради их хотя бы спокойного, пусть и не блестящего, будущего, мы идём туда, где нас будут убивать. Идём именно для того, чтобы не пустить всех тех сюда, — не позволить им ЗДЕСЬ убивать наших детей.
«Вей, вей, проруха Судьба, разбуди слов рябиновый слог»…
Я не питаю иллюзий относительно того, что «господин Долдон» по собственной воле и буквально на днях оставит нас в покое. Выскочив коварным аспидом для удара по своим же, он уже показал свои изначальные намерения. Показал, что он не собирается все века сидеть в этих горах. И делить свою будущую устроенность с кем-либо. Особенно с отщепенцами.
Или он сломает им хребет, или снова вольёт в собственные ряды их, покорённых, чтобы стать ещё сильнее. Он не захочет прозябать на границе ледников и глубоких снегов с ветшающими на ягодицах шароварами. «Автономия» такого рода для него — не выход. Пережив одну суровую зиму, он показал, что более там оставаться и мёрзнуть не собирается.
Показал, что ждал момента, когда очухавшиеся от катастрофы и зимы, — из тех, кто не вымер, — хоть как-то наладят быт и напрягут жилы. А он придёт уже на результат. Думаю, разведка у него работала всё это время. Работала, что надо. И мимо них не прошло то, чем занимались те же мы всё это время. Он видел и знал, что выжившее население выпускает от усердия кишки через задний проход, чтобы обеспечить себя, достать что-то и сохранить. Раз мы ищем что-то и пытаемся приспособить из вещей, а не только пищи, значит у нас уже есть, что жевать и обгладывать. И решил, что теперь-то пришло и время зайти на ревизию всего «пойманного».
Прямо как государство это делало ранее по отношению к тем, кто только-только ещё робко начинал своё дело на неворованные в казне деньги. Курочка ещё была в гнезде, яичко в её заднице, а оно уже сковороду разогревало. Это чтоб не опоздать, значится. Быть первым и единственным в очереди. Так и здесь, — поспеть к накопленному, чтоб не вздумали начать тратить. Всё верно и точно им просчитано. И быть бы уже ему здесь, кабы не раскол части да не драка всяких там «третьих и вторых» под окнами самого Первого.
Но уж кому, как не ему, знать, что, имея армию, нужно время от времени пускать её в «дело», иначе она просто-напросто перестанет существовать. «Забродит», как упущенное в уходе вино. Распоясается. И при этом разбредётся по округе.
Даже если с ним останутся наиболее преданные сатрапы, им так же, как сейчас нам, скоро придётся самим отражать неисчислимые набеги дичающего наличного состава и уцелевшего населения. И уже их жизнь превратится в ад, среди которого им придётся, наряду со своей жизнью, каждую ночь в свете бешено мечущихся прожекторов и воя сирен защищать свою оставшуюся разлюбезную тушенку.
Вместо того, чтобы, пока ты владеешь силой единого и боеспособного сжатого кулака, по-шустрому организовать этакий «совхоз», и воссесть в нём за гросс-председателя.
Этого момента пропустить он позволить себе не может. Значит, скоро начнёт спешить. Тем более, что тут просматривается вполне естественный расчёт на то, что СВОЙ народ примет СВОЮ же армию с распростёртыми объятьями и в слезах благодарности. И возьмёт на прокорм для начала.
Вполне может быть, что Данилов уповает на это не меньше, чем просто на грубую силу. Мол, войдём, пока народ ничего не знает о нашем истинном намерении и лице. А бойню на перевалах, если вдруг начнут задавать вопросы, всегда можно вполне «правдиво» объяснить «усмирением коварных дезертиров и преступников против законной власти, шедших перерезать вам ваши такие рабочие глотки». Но тут, горя праведным гневом, вмешалась Власть…
Имя и олицетворение которой, естественно, он сам! Единственный из уцелевших для этого и призванный. И не позволила, не допустила, защитила, уберегла и тэ дэ и тэ пэ. Так, именно так, и рождаются мифы и «легенды» многочисленных ловкачей. И не преступник он по сути вовсе. А непримиримый борец, искоренитель зла, не иначе. Прокурор вселенской совести. Не меньше.
А там… Ну, не понравится народу версия — передёрнем затвор. Тоже выход, верно? Ну, а вдруг тут ещё и правительство вскоре проявит себя? Так это вообще ему резон огромный. Тогда вполне официально встаёшь, прикладываешь руку к груди, Библии, Конституции (к портмонету, к мошонке, к заднице любовницы, на худой конец) и заявляешь: так, мол, и так, господин Президент, (Премьер, Спикер, Председатель Правительства, Член Палаты Представителей) — всё это трудное и тревожное время и со всей горячей своею совестью…, с помощью принципов человеколюбия и силами вверенной мне, в мои честные руки, группировки, поддерживал конституционный строй! Не допуская беспорядков и поддерживая целостность России, упреждая и уничтожая коварного врага, претендующего на господство на этих высотах. Пресекая разгул «преступности» среди масс и охраняя всеми слабыми силами своими «правопорядок»!
Вот так. Типа, герой, каких мало. И полетят ему на грудь и в актив награды, блага и посты. Вот так из преступников и негодяев люди становятся героями нации, обласканными в верхах, и при этом абсолютно ненаказуемыми за свои настоящие мерзкие дела. И попробуй его потом «копни», героя этого… Попробуй прийти, стать обличающее и крикнуть, указывая пальцем. Самого закопают так, что только уши твои на «полочке памяти» у потомков останутся.
Даже тех, кто был всё это время рядом, кто знал истинное лицо этих «отличившихся», их реальные делишки и намерения, — уж тех точно зароют. Причём в первую же очередь. Не дожидаясь, когда у них прорежется голос и взрастёт возмущение.
Поэтому таких «нужных стране» и «полезно-принадлежных» личностей нужно казнить сразу, не сходя с места. И не дожидаясь, когда эта гнида первой добежит до трона и оближет его ножки, пересказав Царю свою версию случившегося. Потом можно ничего уже не доказать. И не обосновать. Поздно будет. Скинуть негодяя бывает труднее, чем воссадить на кресло.
Думаю, он всё это тоже очень, очень хорошо понимает, этот полковник, желающий стать генералом, как минимум. Ибо «плох тот солдат, который не». Другое дело, что ход его мыслей и планов знаком мне. Это уже многое значит. Я знаю, чего от него ждать. И чего ждёт он от мира. То есть, от жалких его останков в нашем потном от трудов лице.
А он — нет. Не знает и не подозревает пока, каналья. Да вот только я не рвусь ему пока об этом «просветить и напомнить». Вместо этого я готовлюсь его высечь. Предпринимая эту безумную экспедицию. А то, что он многое задумал и исполняет потихоньку задуманное, это так же верно, что я уже старый и больной Босс.
«Босс и Полкан». Дворняга с печальным опытом и дородный барбос, кормленный целой страною. Которому разрешено рвать того, на кого надет намордник. Ничего так компашка, а? Но вот только есть нюанс.
Мои «регалии» и «звание» — это лимит доверия. Отягощённый ответственностью. Заслуженный знаниями, заработанный кровью. Где-то потом и прозорливостью. И не более. А его «звёзды» — это реально пока ещё звучащая угроза от Власти. Даденной свыше. Просто так. Буквально подаренной на халяву и отпущенной в долг. В кредит, если можно так выразиться. Без процентов при спросе за возврат. Власти, к которой пока ещё слишком сильна тяга многих пресмыкающихся перед её могуществом, и перед которой столь велик и могуч ещё мистер Страх. А ну, как придут да повяжут за противление разбойнику в погонах?! На этом также держится расчёт Данилова. И весьма серьёзный расчёт, скажу я вам…Весьма.
