Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Чужак в стране чужой
Машина проглотила очередную медяшку. Но Майкл все еще не понимал, почему это называется «джек-пот»; на совершенно ошеломленного Буна снова уставились три «Ока Господня».
— Прекрати сейчас же! — зловеще прошипела Джилл, стискивая руку Майкла.
— Почему, Джилл? Я же смотрел…
— Замолчи. Прекрати — и все тут. Ну, погоди, вот вернемся домой!
— Я не совсем уверен, — медленно произнес Бун, — можно ли назвать это чудом. Скорее уж, там что-то сломалось. — Он повернулся к видневшемуся в конце зала бару и крикнул: — Херувима сюда! — а затем добавил: — Как бы там ни было, но этот, последний, нужно снять, — и скормил автомату еще один жетон.
Майк больше не вмешивался; остановившиеся колеса беззвучно возгласили: ФОСТЕР-ТЕБЯ-ЛЮБИТ.
— Счастливый день, — сказал подбежавший херувим. — Вам помочь?
— Три джек-пота, — нехорошо взглянул на него Бун.
— Три?
— А ты что, музыку не слышал? Может, ты вообще оглох? Мы будем у стойки, неси деньги прямо туда. А механизму эту пусть кто-нибудь проверит.
— Есть, епископ!
— Уведу-ка я вас отсюда, — с преувеличенной жизнерадостностью сказал Бун, направляясь к бару, — а то, если и дальше так, наша церковь вылетит в трубу. А вы, док, всегда такой везунчик или только по воскресеньям?
— Всегда, — кивнул Харшоу.
Строго говоря, сказал он себе, откуда мне знать, может мальчонка тут совсем ни при чем… и все равно, поскорее бы эта пытка закончилась.
Бун подвел их к стойке с табличкой «ЗАНЯТО».
— Вот тут будет вполне удобно — или наша юная леди хотела бы сесть?
— Не беспокойтесь. (Назови меня еще «юная леди», и я спущу на тебя Майкла!)
— Счастливый день, — широко улыбнулся мгновенно подлетевший бармен. — Вам, епископ, как обычно?
— Двойную. А что для вас, док? И для мистера Смита? Не стесняйтесь, не стесняйтесь, ведь вы — гости Верховного епископа.
— Спасибо, мне бренди. И воду.
— Спасибо, мне бренди, — эхом повторил Майкл и добавил: — Воды, пожалуйста, не надо.
Конечно же, вода — не сущность ритуала, но все равно пить ее в этом месте как-то не хотелось.
— Вот это я понимаю квалификация! — с восторгом воскликнул Бун. — Ну и правильно, водой — ей только умываться хорошо, а пить нужно спирт. Усекли? Это шутка. — Он игриво ткнул Джубала пальцем в бок. — А что возьмет наша юная леди? Кока-колу? Молочко, чтобы щечки были розовыми? Или ради такого счастливого дня попробует, что же пьют эти противные взрослые?
— Сенатор, — с трудом себя сдерживая, процедила Джилл, — я не слишком напрягу ваше гостеприимство, если попрошу мартини?
— Ни в коем разе! Фостеритские мартини — лучшие в мире, без единой капли вермута. Мы их вместо этого благословляем. Двойной мартини для нашей юной леди! Благослови тебя Господь, сын мой, и чтобы туда-сюда на полусогнутых. Мы сейчас быстренько заложим по одной, потом отдадим дань уважения архангелу Фостеру и — прямо в святилище, внимать реям Верховного епископа.
Бармен и херувим подошли почти одновременно. Бун благословил выпивку, а затем, когда стаканы опустели, начал настаивать, что все выигрыши — свыше трех сотен долларов — по праву принадлежат Джубалу. В конце концов, тот устал сопротивляться и разрешил спор полюбовно — отправив деньги в чашу «для подношений по любви».
— Самый верный знак благодати, — одобрительно кивнул Бун. — Мы, док, вас еще спасем. Ну как, народ, еще по одной?
Джилл от всей души надеялась, что кто-нибудь согласится. Джин оказался разбавленным, но даже и так он разжег в ее желудке теплый, уютный костер — притушив одновременно пламя ненависти. Но предложение сенатора не нашло поддержки; тот вздохнул и повел своих гостей куда-то вверх, мимо предостерегающего знака: ИЩУЩИМ И ГРЕШНИКАМ ВХОД КАТЕГОРИЧЕСКИ ВОСПРЕЩЕН. ЭТО И К ТЕБЕ ОТНОСИТСЯ!
Коридор уперся в огромную, плотно закрытую дверь.
— Епископ Бун, — провозгласил епископ Бун, — и с ним три паломника, гости Верховного епископа.
Дверь медленно распахнулась; следуя за Буном, они миновали искривленный на манер аппендикса проход и оказались на пороге большого зала, обстановкой своей сильно смахивавшего на фешенебельное похоронное бюро. С этой унылой роскошью резко контрастировала весёленькая музыка, гремевшая из скрытых динамиков, — «Джингл Беллз» с добавлением сложных, заводных африканских ритмов; Джилл чуть не начала пританцовывать.
Дальняя стена была сделана из удивительно прозрачного, почти неразличимого глазом стекла.
— Ну вот, ребята, — быстро, по-деловому сообщил Бун, — мы и сподобились узреть Его. Паломники обычно коленопреклоняются, но это не обязательно, так что — как хотите. А вон там — ОН… точь в точь такой, как перед Своим Вознесением.
— Здорово, правда? — Бун ткнул сигарой в направлении стеклянной стенки. — Ну совсем как живой. Сохраняется чудесным образом, плоть нетленна. Сидя в этом самом кресле, он писал свои Послания… да и поза та же самая, как когда его вызвали на Небеса. Его же даже пальцем не трогали — мы просто выстроили вокруг этого места храм… старую церковь пришлось, естественно, разобрать, но ее священные камни сохранились, все до единого.
Футах, наверное, в двадцати от них на троне — нет, это все-таки, пожалуй, просто кресло — сидел старик. Действительно, как живой… На взгляд Джилл, он сильно напоминал старого козла, которого она видела в детстве на ферме — та же самая оттопыренная нижняя губа, те же самые длинные, лохматые бакенбарды, те же самые блестящие, вылупленные, пронизывающие тебя насквозь глаза. Джилл зябко поежилась; она предпочла бы находиться сейчас где-нибудь в другом месте, подальше от архангела Фостера.
— Брат мой, — сказал по-марсиански Майкл. — Это и есть Старик?
— Не знаю, Майк. Если верить им, то да.
— Я грокаю неправильность.
— Майк! Ты не забывай!
— Хорошо, Джилл.
— Юная леди, — вмешался Бун, — вы не могли бы сказать мне, о чем это он? Что вас там заинтересовало, мистер Смит?
— Да нет, ничего, ерунда, — быстро (пока Майкл чего-нибудь не ляпнул) затараторила Джилл. — Сенатор, а можно я выйду? У меня голова что-то кружится.
Восседающий за стеклом, словно манекен в витрине, труп буквально притягивал ее взгляд; теперь над его головой клубились облака. Неожиданно сквозь них пробился узкий сноп солнечного света; некоторое время он двигался — очень напоминая луч прожектора, нащупывающего цель, — и наконец остановился на козлиной физиономии. С изменением освещения лицо Фостера ожило, казалось, что эти выпуклые глаза и вправду смотрят.
— Ничего, — успокоил девушку Бун, — по-первости это бывает. Вам бы лучше сходить в нижнюю галерею, которая для ищущих, — там смотришь снизу вверх, и музыка совсем другая. Тяжелая, печальная; я не специалист, но в ней вроде бы много инфразвуков — и все для того, чтобы напомнить им об их греховности. А здесь — Зал Радостных мыслей, помещение для медитации, куда допускаются только верховные служители нашей Церкви. Я, например, как только почувствую себя плоховато — обязательно иду к архангелу Фостеру в гости; постою здесь — и все как рукой снимает.
— Я очень вас прошу!
— Да ничего, милочка, конечно, о чем разговор, идите, подождите снаружи. А вы, мистер Смит, можете оставаться здесь сколько вашей душе угодно.
— Сенатор, — решительно вмешался Джубал, — а не лучше ли нам всем посетить службу?
В коридоре Джилл начало трясти — все это время она страшно боялась — не дай бог, Майкл сделает с жуткой мумией что-нибудь неподобающее, после чего всех их линчуют. Завидев незнакомых людей, два стражника дружно скрестили копья, преграждая им путь к вратам Святилища.
— Да вы что, ребята, — укоризненно покачал головой Бун. — Эти паломники — личные гости Верховного епископа. Где там, кстати сказать, их значки?
В дополнение к значкам стражники выдали ему бумажку с кодом, открывающим дверь, какую именно дверь — выяснилось через несколько секунд.
— Прошу вас, епископ. Сюда, пожалуйста, — почтительно произнес служка.
Широкая лестница привела их прямо к центральной, расположенной против сцены ложе. Набрав номер, Бун распахнул дверь и отступил на шаг в сторону.
— Только после вас, юная леди.
С выбором мест произошла некоторая заминка, но Джубал решительно усадил Майкла между собою и Джилл, а сенатора, тоже желавшего сидеть рядом с марсианским гостем, по другую сторону прохода.
Роскошную — с автоматическими, приспосабливающимися по фигуре, сидениями, пепельницами и откидными столиками — ложу отделяло от алтаря не более сотни футов; она нависала прямо над залом, в котором собрались прихожане. Совсем еще молодой священник размахивал могучими мускулистыми руками и приплясывал в такт гремящей из динамиков музыке — заводил, по всей видимости, толпу. Он то подпевал (густым, сочным басом) хору, то переходил на крик.
![Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в чужом краю, Чужой в стране чужих]](/uploads/posts/books/116183/116183.jpg)
